МИССИЯ ИЕЗУИТОВ В ЯПОНИИ
Иезуиты, или члены Общества Иисуса, представляли орден, основанный Игнатием Лойолой. Будучи обращенным в веру во время лечения ранения, полученного в бою, он собрал вокруг себя нескольких товарищей и создал религиозный орден, получивший в 1540 г. одобрение папы Павла III. По стилю организации орден многое заимствовал от жесткой дисциплины военного образца, но значительное число его членов вскоре стали считать себя интеллектуальной элитой. Они практически сразу открыли миссионерскую деятельность во всех частях света, и первым значительным предприятием такого рода стало путешествие Франсуа Ксавье в Индию и Японию (1541–1552). Следующим шагом стало основание крупной католической миссии в Макао – на острове, находящемся неподалеку от юго-восточного побережья Китая, колонизированном португальцами. Эта миссия также была инициирована орденом иезуитов и, после ряда неудач в реализации апостольских намерений, обрела поддержку благодаря имеющимся у миссионеров астрономическим навыкам. И в Японии, и в Китае работа миссионеров имела громадный долговременной эффект, несмотря на то что в 1600–1640 гг. каждого миссионера, прибывавшего в Японию, либо казнили, либо высылали; такая же участь постигла миссионеров, прибывших в Китай в 1665 г. После 1638 г. из всех иностранцев на территории Японии позволялось находиться только китайцам и голландцам; им предписывалось оставаться в городе Нагасаки и заниматься только торговыми делами. Тем не менее приставленные к ним государственные переводчики имели возможность читать западную литературу, и через их посредство западные учения медленно, извилистыми путями просачивались в японскую культуру.
Ксавье высадился в Японии в 1549 г. Несмотря на возникшие вначале языковые сложности, его проповеди в итоге нашли отклик у многих японцев. Он обнаружил в них горячую склонность к изучению космических явлений, таких как планетные движения и расчет затмений, особенно когда они осознали превосходство западных методов над теми, что были получены ими из Китая. Астрономия зачастую становилась средством обращения представителей высших классов в христианскую веру. По мере обращения элит низшие слои общества, подчиняясь освященным веками обычаям, массово следовали их примеру.
Уже в 1552 г. Ксавье стал обучать японцев, рассказывая им о сферичности Земли и других воззрениях Аристотеля. Прекрасную иллюстрацию того, как сами японцы воспринимали эти идеи, можно найти в подробных комментариях к западному трактату, опубликованных около 1650 г. конфуцианским врачом Мукаем Генсё (его книга «Кэнкон Бэсэцу» представляет собой собрание комментариев к космологическому труду, написанному Криштованом Феррейрой). Он сопоставлял взгляды «тех, кто пишет вертикально и ест с помощью палочек» и «тех, кто пишет горизонтально и ест голыми руками». Уроженцы Запада, как он полагал, изобретательны в решении технических вопросов, имеющих отношение к видимым явлениям и практической пользе, но слабы в метафизике, особенно в понимании того, что есть рай и что есть ад. Идеям индусов он придавал только духовное значение, считая во всем остальном их фантастичными и невразумительными. В отношение китайских и японских традиций он остался верен неоконфуцианству, не утратив своего восхищения перед этим учением. Однако, судя по всему, вне зависимости от того, насколько это противоречило его здравому смыслу, и он сам, и другие местные комментаторы научились у западных проповедников многому как поверхностному, так и полезному, в том числе астрономии.
Первым государственным астрономом в японском сёгуне был автор, хорошо разбирающийся в математической астрономии, – Сибукава Харуми, осуществивший первую масштабную национальную реформу японского календаря. Он использовал главным образом китайский календарь «Шоуши ли» (1282), но со ссылками на два других календаря, один из которых составлен китайскими иезуитами – «Ши-сэнь» (1644). Он не проводил новых наблюдений, но обладал достаточной квалификацией для того, чтобы адаптировать календарь к долготе Японии. После долгих дебатов его календарь «Дзёкё» был принят в 1684 г., и Япония наконец обрела то, что могла по праву считать только своим. Будучи во многих отношениях традиционным, этот календарь тем не менее включал в себя несколько оригинальных технических приемов, и когда его представляли на заседании Королевского общества в Лондоне, некоторые его аспекты квалифицировали как весьма небезынтересные, например – методику интерполяции.
Человеком, еще в большей степени ответственным за внедрение в японскую астрономию европейских моделей, был Асада Горю (1734–1799; это его последний псевдоним, а настоящее имя – Аубэ Ясуаки). Являясь членом семейства конфуцианской гражданской администрации в правлении феодального поместья Кицуки, он имел доступ к китайским и иезуито-китайским трудам и заработал неплохую репутацию, когда его предвычисления солнечного затмения 1763 г. оказались гораздо ближе к истине, чем официальные государственные предсказания. Занимая должность медика при феодале, отказавшем ему в просьбе заниматься любимым делом – астрономией, он сбежал в Осаку и, чтобы прокормить себя, стал практикующим врачом в среде обеспеченного купеческого сословия. Кроме того, он учил астрономии, и его школа, использовав новые инструменты (многие из них, включая телескоп, он изготовил самостоятельно), начала сбор новых данных. Их точность оказалась абсолютно беспрецедентной в японской науке того времени. В опубликованной теории планетного движения, основанной главным образом на давно устаревшей системе Тихо Браге, приведены новые параметры, которые Асада и его ученики вывели самостоятельно.
Многие из его учеников – выходцы из класса самураев. Другие феодалы, и даже сам сёгунат, предлагали создать ему максимально благоприятные условия для работы, но неприятные воспоминания о раннем дезертирстве принудили его отклонить все предложения. В последующие годы он участвовал в хорошо налаженном движении по переводу голландских научных работ на японский язык. Он способствовал созданию синтезированной астрономии, что весьма необычно, поскольку она представляла собой смесь теорий из разных эпох с элементами, взятыми из учений Ньютона, Кеплера, Коперника и Птолемея, без каких либо замечаний по поводу хронологической очередности их открытий. Он был алгебраистом по духу и никогда не признавал в полной мере преимущества, предоставляемые геометрическими моделями. Он так и не смог овладеть теорией гравитации Ньютона. Но анализируя имеющиеся у него европейские данные, он разработал некоторое количество полезных технических приемов и способствовал изобретению формулы, позволяющей довольно точно рассчитывать продолжительность тропического года.
Последним великим японским астрономом, работавшим в традиционном стиле и разделявшим стремление Асада поменять направление развития этой науки, был Сибукава Кагесуки (1787–1856). К этому времени от влияния иезуитов почти не осталось следа, но связи с иностранцами могли иметь неприятные последствия для человека, брата которого казнили за помощь, оказанную им одному немецкому путешественнику в нелегальном вывозе из страны запрещенных материалов. Работая в Управлении астрономии, Сибукава имел возможность знакомиться со всей доступной ему зарубежной литературой. Его настойчивые попытки внести поправки в неточные данные, бывшие в ходу в то время (большинство из них сфабриковали астрономы, не испытывавшие потребности в достоверном отображении реальности), достойны драматического пера. В итоге он посвятил свои дни решению технических вопросов. Он понял, что его соотечественники в скором времени сами смогут ознакомиться с доктринами Коперника и Ньютона, и тоже постарался подготовить почву для этого, хотя и без особых симпатий к итоговым выводам этих теорий. «Давайте сначала расплавим математические методы западной науки, а затем отольем их заново в своих традиционных формах», – писал он, используя одну китайскую поговорку.