Бытует широко распространенное убеждение, что в середине XV в. астрономия претерпела внезапное возрождение, как будто бы только тогда, вместе с восстановлением многочисленных греческих текстов, астрономы сумели приумножить свое александрийское наследие. Эта иллюзия возникла благодаря изобретению книгопечатания, неожиданно превратившего копирование книг в относительно простую техническую операцию. Прямой результат этого заключался в следующем: репутация двух человек с удивительной быстротой затмила собой популярность тех ученых, пособия которых они переписывали. И Георг Пурбах, и Иоганн Мюллер сами являлись незаурядными учеными, входившими в это новое литературное движение, однако их собственные астрономические сочинения скорее продолжали, чем ниспровергали средневековую традицию.

Пурбах был австрийским ученым, унаследовавшим мантию почти столь же влиятельного астронома, первого профессора по этому предмету в Венском университете Иоганна Гмундена. Иоганн умер в 1442 г., до прибытия Пурбаха на место, но успел собрать большое количество бесценных манускриптов и инструментов, завещанных им университету. (Например, он самостоятельно отредактировал текст, посвященный альбиону, и у него был собственный экземпляр этого инструмента.) Пурбах получил в Венском университете степень магистра (в 1453 г.), однако и до, и после этого он много путешествовал и успел побывать во Франции, Германии и Италии. Он стал дворцовым астрологом сначала у короля Венгрии Ласло V, а затем у его дяди, императора Фридриха III. В Вене он преподавал античную литературу в новом гуманистическом стиле и там же завершил учебное пособие, благодаря которому стал известен целым поколениям студентов, – «Theoricae novae planetarum» («Новые теории планет»).

Иоганн Мюллер больше известен под именем Региомонтан, латинским названием Кенигсберга во Франконии – места, где он родился в 1436 г. Будучи не по годам развитым ребенком, он поступил в Лейпцигский университет в возрасте всего лишь одиннадцати лет. В 1450 г. Региомонтан переехал в Венский университет, где в январе 1454 г. получил степень бакалавра. В тот же самый год гораздо более взрослый Пурбах стал регент-магистром и начал читать лекции в Венском университете, а спустя два года к его исследованиям подключился и Региомонтан. Они совместно начали реализовывать свою программу наблюдений (планет, затмений и комет), тщательно отмечая астрологические значения увиденного. Их карьера получила новое развитие в 1460 г. после приезда в Вену кардинала Виссариона, посла папы в Священную Римскую империю, грека по происхождению, миссия которого заключалась в том, чтобы мирно разрешить спор, возникший у императора с его братом, и заручиться поддержкой в компании по освобождению Константинополя, захваченного турками в 1453 г. Помимо этого, он являлся горячим сторонником скорейшего развития западного интеллектуального движения посредством изучения греческой классической литературы и уговорил Пурбаха (не знавшего греческого языка) составить исправленное краткое изложение «Альмагеста». В 1451 г. Георгий Трапезундский перевел его с греческого на латынь, но этот перевод уступал по качеству латинскому переводу с арабского, сделанному в XII в. Герардом Кремонским. Пурбах опирался именно на эту версию перевода, которую он, по свидетельству Региомонтана, знал «почти наизусть», и успел написать примерно половину задуманного труда до своей смерти в 1461 г.

Региомонтан завершил эту работу в течение двух лет, хотя его труд, получивший название «Краткое изложение Альмагеста», оказался в печати только в 1496 г., двадцать лет спустя после его преждевременной смерти. Это сочинение имело много общего с широко используемой в Средние века версией под названием «Сокращенный Альмагест», но его качество оказалось значительно выше. Окончательная форма книги была, без преувеличения, лучшим из всех доступных комментариев к Птолемею и оставалась таковой вплоть до начала Нового времени. Забавно наблюдать, с каким удовольствием гуманисты поносили ранние средневековые компендиумы, полностью утратившие, по их мнению, чистоту оригинала.

В число работ Пурбаха входили небольшие трактаты, посвященные ранним инструментам, но, вне всяких сомнений, наиболее значительным его произведением стала «Theorica novae planetarum». В основу этой работы положена диссертация, представленная им для получения магистерской степени. Ее несомненная педагогическая ценность, выявившаяся в течение следующего столетия (или даже двух), привела многих исследователей к тому, чтобы приписать ей выдающуюся оригинальность. Она написана весьма складно, но ее правильнее было бы рассматривать как исправленную, уточненную и дополненную версию более ранней «Theorica planetarum» – типового текста, предназначавшегося для студентов факультета искусств. Строго говоря, существовало несколько очень близких по содержанию работ, распространяемых под этим общим названием, однако одна из них, написанная неизвестным автором начала XIII в., копировалась чаще, чем все остальные университетские учебные пособия по астрономии, за исключением «Трактата о сфере» Сакробоско. Существовало не менее четырех различных печатных редакций текста старой «Theorica», опубликованных до 1500 г., а позже появились и другие редакции, которые, очевидно, конкурировали с произведением Пурбаха за популярность, хотя в то время его работа считалась очевидным фаворитом. В течение первых двадцати лет этот трактат использовался в рукописных копиях, в 1474 г. его опубликовал Региомонтан, а затем его примерно шестьдесят раз редактировали, прежде чем он вышел из употребления в XVII в. Такова была сила печатного слова. На ил. 107 (в двух частях) показаны две типовые иллюстрации из новой работы. Она добавила популярности разновидности твердых сфер, введенной Птолемеем в его «Планетных гипотезах» и обоснованной у ал-Фергани, Ибн ал-Хайсама и других. Она включала материал по вопросам теории восхождения и нисхождения (осциллирующей прецессии), приписываемой Сабиту ибн Корре, и нечто очень сходное с Альфонсовой теорией. Она со всей очевидностью обнаруживала влияние, оказанное различными вариантами всех типов Альфонсовых таблиц, особенно тех (таблицы 1348 г. и таблицы Джованни Бьянкини), которые позволяли довольно легко рассчитывать планетные положения, а следовательно, быстро определять расхождения с наблюдениями.

В конце 1450‐х гг. Пурбах завершил работу, которая должна была потребовать от него наибольших усилий, «Таблицы затмений» (впервые опубликована в 1514 г.), первоначально рассчитанные для меридиана Вены, а в другой версии для города Орадя в Венгрии («Tabulae Waradienses»).

Первая встреча Региомонтана и Виссариона в Вене в 1460 г. не стала последней. По настоянию Пурбаха они совершили совместное путешествие в Рим, хотя уже после его смерти. К тому времени Виссарион уже получил пост папского посла в Венецианской республике, что объясняет, почему в июле 1463 г. он располагал возможностями убедить Региомонтана пожить какое-то время неподалеку от Венеции и Падуи. В Падуе находился статусный университет с прочными традициями в области астрономии, и молодой ученый много способствовал росту репутации этого места. В то же самое лето он начал свою переписку с Бьянкини, искушенным астрономом, основной обязанностью которого являлось оказание юридических услуг знатному роду Эсте в Ферраре. Как это часто бывало, такой обмен письмами стал чем-то вроде вежливой математической дуэли, и Региомонтан оказался гораздо сильнее своего значительно более старшего оппонента. Региомонтан сумел указать на множество недостатков Альфонсовых таблиц и сформулировать программу их изменения – математического, астрономического и астрологического. Однако вскоре он покинул Италию. В 1467 г. он прибыл в Венгрию, чтобы занять кафедру астрономии во вновь образованном университете Прессбурга в Братиславе. На самом деле Региомонтану было поручено выбрать благоприятный астрологический момент для фактического основания университета. (Это вполне обычная процедура; удивительно, что она не сохранилась до сих пор.) В Венгрии он сотрудничал с королевским астрономом Мартином Биликом и посвятил работу по тригонометрии королю Матьяшу I. Этот знаменитый покровитель ученых-гуманистов, возможно, более известный по своему прозвищу Корвин, учредил программу реформ устаревшего венгерского государственного устройства. Он видел в Региомонтане родственную душу и рассматривал его как потенциального реформатора астрономии.

Отсутствие политической стабильности в Венгрии или, может быть, заурядные материальные соображения понудили его покинуть Прессбург и переехать в Нюрнберг. В 1471 г. Нюрнберг был крупнейшим центром торговли в Центральной Европе, располагавшимся на пересечении торговых путей между Италией и землями Северной Германии. Его коммерчески выгодное местоположение сильно облегчало коммуникацию между учеными. Региомонтан мог приобретать там замечательные инструменты, и именно там он сумел обзавестись прекрасным печатным станком с особым типом латинской гарнитуры, отличающимся от германских готических форм не менее радикально, чем блестящие рассуждения его владельца. Его первой публикацией стала «Новая теория планет» Пурбаха, по которому он искренне скорбел. Он сопроводил ее проспектом из более чем сорока наименований произведений для последующих публикаций – от работ Евклида, Аполлония и Архимеда до своих собственных сочинений. Обстоятельства сложились таким образом, что при его жизни было издано всего лишь несколько произведений из этого списка, однако некоторые из них вышли после его смерти от его имени. В 1474 г. он напечатал календарь, опубликовав его как на латыни, так и на немецком языке, с простыми бумажными круговыми диаграммами затмений и другими астрономическими данными, основанными на его собственных вычислениях. До конца столетия из-под нюрнбергского станка вышло девять изданий его «Calendarium». Важную роль в истории книгопечатания сыграли Венеция и Аугсбург, где в одном из изданий Ратдольта было введено в употребление представление о титульном листе, вместо прежней традиции размещения выходных данных на последней странице. Кроме того, в 1474 г. Региомонтан опубликовал собственные планетные эфемериды (альманах) на период 1475–1506 гг. (См. типовой образец разворота на ил. 108.) Безусловно, это не первый альманах, но это первая печатная работа, использующая огромный потенциал астрологического рынка в вопросах, касающихся предвычисления планетных положений. О его популярности можно заключить из того факта, что он переиздавался по меньшей мере тринадцать раз до того времени, когда потерял свою актуальность.

Региомонтан умер во время посещения Рима в 1467 г. Согласно одной из расхожих версий, его отравили сыновья Георгия Трапезундского – человека, с которым он никогда не общался лично, но чей перевод «Альмагеста» (а также комментарии к нему) он открыто критиковал, не стесняясь в выражениях. Некоторые утверждают, что Георгий Трапезундский учил его греческому языку, однако, похоже, этот язык (он владел им в достаточной мере для того, чтобы вносить поправки как в греческие тексты Архимеда, так и в их латинские переводы) он освоил в основном самостоятельно, хотя и не без помощи людей, входивших в окружение Виссариона. Программу астрономических наблюдений, начатую Региомонтаном, продолжил его талантливый коллега Бернхард Вальтер, производивший их с 1475 по 1504 г., – один из ранних примеров относительно непрерывной серии систематических наблюдений. Для осуществления многих из этих наблюдений использовалась латунная параллактическая линейка Птолемея (ил. 109). В итоге наблюдения Вальтера опубликовал Иоганн Шёнер в 1544 г. в прекрасно изданном сборнике, куда вошли работы и отчеты о наблюдениях Пурбаха и Региомонтана. Но до этого некоторые из наблюдений Вальтера взял Коперник для определения орбиты Меркурия; а позже Тихо Браге и Кеплер использовали многие другие наблюдательные данные, приведенные в упомянутом сборнике Шёнера.

Репутация Региомонтана ко времени его смерти была весьма значительна, и она подтверждалась не только его влиятельными связями и положением ученого с собственным печатным станком, но и неустанной заботой о поиске путей ясного изложения существующего астрономического знания, особенно в том, что касалось его математических основ. В 1460‐х гг. он приложил немало усилий к усовершенствованию изложения сферической тригонометрии. В его работе «О всех видах треугольников», впервые опубликованной в 1533 г., использовался так называемый закон косинусов, а также закон синусов для сферических треугольников. Их оригинальность преувеличивалась теми, кто не знал работы Джабира ибн Афлаха, Ричарда Уоллингфордского и других. Но уже Джироламо Кардано, живший в том же столетии, вполне справедливо отмечал, что Региомонтан был многим обязан более ранним авторам. Тем не менее его тригонометрическая работа выглядела более современно, чем работы предшественников, и он снабдил ее некоторыми приложениями, важными с практической точки зрения, а именно – усовершенствованными таблицами тригонометрических функций. В этом вопросе он пошел по стопам Пурбаха, написавшего чисто методическую работу. Региомонтан порвал с традиционной практикой и перестал использовать шестидесятеричное деление стандартного радиуса (когда синус 90° равен 60 частям). Он постепенно изменял свою методику, сначала использовав 60 000 частей для радиуса (как это встречается у Пурбаха), затем 6 000 000, а позже – 10 000 000 частей. Совершенство его таблиц синусов и тангенсов заставило задуматься о превосходстве десятеричной системы счисления.

Региомонтан не был единственным, кто начал использовать недавно обретенную власть печатного станка для дальнейшего развития астрономии. Одним из самых ранних образцов печатных работ в Майнце являлись странные неполные эфемериды, худо-бедно покрывавшие период с января по апрель 1448 г. В них приводились даты и время в часах и минутах для новолуний и полнолуний с указанием долгот Солнца, Луны и планет, выраженных в целочисленных градусах для этих времен, и все это рассчитывалось с помощью Альфонсовых таблиц. Эта таблица, напечатанная на пергаменте и известная только по куску упаковки, сохранившемуся у одного из переплетчиков, должно быть, имела астрологическое предназначение. (Скорее всего, ее изготовили в 1447 г., хотя некоторые историки печати склонны считать, что она появилась десятилетием раньше.) И «Сфера» Сакробоско, и чрезвычайно популярный трактат «Theorica planetarum» – основные пособия студентов университетских факультетов искусств – напечатаны в 1472 г. Вообще говоря, первые научные публикации предназначались для вдумчивого изучения. Астрология, включая переводы арабских астрологических текстов, стала продвигаться на рынок в значительных объемах только в XVI в. Зачастую это производилось посредством издания ежегодных календарей, являвшихся важной статьей дохода печатников, и если они были обильно иллюстрированы ксилографиями, то это делало их особенно привлекательными для широкой публики. По тем же причинам большинство звездных карт, поступавших в печать, содержало изображения созвездий. Такие карты часто вычерчивались в стереографической проекции, как на пауке астролябии, но, конечно, с гораздо бо́льшим количеством звезд. Эти карты, впервые возникшие еще в Античности, стали появляться в европейских манускриптах начиная с IX в. Среди них существовало несколько значимых образцов, относящихся к позднему Средневековью, однако после появления звездной карты Альбрехта Дюрера, напечатанной в 1515 г., этот тип карт обрел второе рождение (ил. 110). Его ксилографии повторно копировались (например, Петером Апианом в 1540 г. и Иоганном Хонтером в 1541 г.), но заданная стилистика никогда не исчезала полностью. Однако в 1540 г., после того как Алессандро Пикколомини опубликовал свою серию карт созвездий, она была дополнена печатным звездным атласом, исполненным в абсолютно другом стиле. В нем полностью отсутствовал изобразительный контекст, но положения звезд отмечены со всей доступной точностью и обозначены символами, отображающими их звездную величину (ил. 111). Если говорить о популярности, то работы подобного рода никогда не составляли серьезной конкуренции иллюстрированным картам в стиле Дюрера. Вне всякого сомнения, Джованни Галлуччи вполне отдавал себе в этом отчет, когда опубликовал в 1588 г. собственное произведение с удачным названием «Theatrum mundi» («Театр мироздания»), где к незатейливым рисункам, содержавшим сведения о звездной величине, добавил прямые линии, позволявшие определять положения звезд.