Самые дорогие алмазы

Крохотный остров этот Спас Каменный – всего за пять минут обойти можно. Но, побывав здесь однажды, понимаешь, что эти пять минут важнее суетливых столетий.

Мир, в котором гибель людей используется лишь как очередной заголовок к «горячей» новости, уже завтра равнодушно забытой, а ежедневные биржевые сводки воспринимаются всерьез и с тревогой, как вести с фронта, – простите, здоровым назвать сложно.

Впрочем, это не открытие нашего времени, – давно же было сказано, где лежит мир и как к нему имеет смысл относиться, если человек воспринимает свою жизнь и душу всерьез: Первое послание апостола Иоанна буквально кричит об этом. Сказано Тем, Кто мир победил, «ибо так Бог возлюбил его» (Ин. 3, 16), – такой вот парадокс.

Тяга к свету, светлая печаль «по настоящему», мучительное стремление подальше «от всего этого» – она заложена, наверное, в каждом человеке. Поэтому мы и воспринимаем слова о бегстве от мира не как какую-то слабость, малодушие или трусость, а как достойное следование человеком своей дорогой, узкой и извилистой, в совершенно правильном направлении.

Пытаться бежать от мира можно, конечно, и в квартире: обложиться умными книжками, читать, молиться… Но хочешь не хочешь, а мир даст о себе знать: то голосом пьяного соседа снизу, то звонками от коллег, то необходимостью бежать сломя голову на работу или в магазин. Так что при всем желании далеко не убежишь. Плюс обязанности мирские, необходимые и вполне логичные. Да и слаб человек – слабеет же воля, легко может поддаться всякой мишуре. Тем лучше, что при всей нашей внутренней слабости живем мы в России. Это действительно благословение Божие: сама география дает потрясающую возможность отстраниться, прийти в себя, причем успешно.

Пространства огромные – беги себе на здоровье. Или плыви.

Кубенское озеро славится своенравием, жестким, а то и жестоким характером: вроде бы мелкое, но из-за этой самой мелкоты волны здесь могут быть высокими, хлесткими, убийственными. Тивериадское озеро, море Галилейское, хоть и потеплее, но не менее своенравно – тем лучше можно себе представить чувства апостолов, попавших в бурю. Наверное, одним из первых их чувства хорошо понял белозерский князь Глеб Василькович, когда в день Преображения Господня в 1260 году его корабль, прошедший из Белоозера, попал здесь, в Кубенском, в лютую бурю. Князь спасся: он и его люди были вынесены волнами на крохотный Каменный остров. И здесь, на этом островке, за целый век до того, как из Радонежа стали уходить в русские просторы ученики преподобного Сергия, уже стояли монашеские келии: Глеба Васильковича, как повествует предание, встретили двадцать три инока, жившие на Каменном. Благодарный князь пообещал построить здесь храм и обитель, – до его появления на острове была только небольшая часовня, а сами иноки несли миссионерское служение, проповедуя Христа местным языческим племенам. Так и появился Спасо-Преображенский монастырь, который по имени острова Каменного стал именоваться Спасо-Каменным.

Подробная история обители – предмет для отдельной и большой статьи, а то и для научной работы. Замечу лишь, что на протяжении веков обитель знала всероссийскую славу и всероссийское же забвение: то пользовалась почтительным вниманием великих князей, то испытывала тяжести общественного пренебрежения. В ХХ веке ее вообще разорили: сначала устроили колонию для малолетних преступников, а потом она и вовсе превратилась в «место отдыха» для окрестных рыбаков и туристов. Преображенский храм (не пожалели ведь сил и средств!) был взорван – большевистский стандарт, хорошо всем известный.

Но сейчас обитель ожила и восстанавливается. Начал это в конце 1980-х годов Александр Николаевич Плигин, в буквальном смысле слова положивший жизнь за возрождение обители. Переехал с семьей на остров, жил здесь и по крупицам собирал, казалось, навсегда утраченное. Всего себя отдал монастырю до конца, – его могила находится здесь же, на любимом острове.

Но обратимся к дню сегодняшнему.

Игумен Дионисий (Воздвиженский) живет себе один на острове, радуется и никаким отшельником себя не считает: отшельник живет один всегда, а сюда постоянно приезжают строители и паломники. Завел твердое правило: службы совершаются каждую субботу и воскресенье в любую погоду, при любых условиях. Люди к этому привыкли и знают, что в эти дни всегда можно приехать на остров. Если, конечно, озеро позволит. И в этот раз, несмотря на промозглый осенний день, позволило. Честное слово, Тивериадское море теплее! Это вы поймете с первой минуты в монастырской лодке, несущейся по озеру и принимающей «приветы» от постоянного спутника – северо-западного ветра. На причале вас встретят два серьезного вида кота и лабрадор Юстас: коты будут пихаться, толкаться и требовать рыбы, а Юстас улыбаться: мол, отгадай, какому Алексу я пишу письма.

С юмором на острове всё в порядке, об этом свидетельствует местный рукотворный «барометр». Висит на крючке веревка, а на дощечке за ней надпись: «Веревка мокрая – роса; веревка качается – ветер; веревки не видно – туман; веревку видно – ясно; веревки нет – кому-то понадобилась». Но юмор юмором, а дел хватает с избытком. И главное дело, после молитвы разумеется, – это восстановительные работы. В течение нескольких лет, как говорит отец Дионисий, получилось почти полностью восстановить колокольню Успенского храма и построить прилегающий к ней братский корпус. Это удается при помощи выделяемых государственных средств. Памятник-то федеральный!

– Планы? – улыбается он. – Скорее мечты! А больше – молитвы. Да, надеемся на восстановление братского корпуса: в нем будут и келии, и трапезная, и церковь. Храмовое помещение уже есть, но используем мы его не так часто. Ведь оно, во-первых, холодное, а во-вторых, нам пока вполне хватает маленького помещения колокольни, где мы служим Литургии.

Только летом, если приезжает много паломников, открывают холодный летний храм.

Кроме того, необходимо и восстановление взорванного в 1937 году Преображенского храма: страшно смотрятся его развалины в самом центре Спасо-Каменного! Можно было бы попытаться списать их на «исторические руины», но, по общему убеждению, никакой культурной ценности они не несут – напоминают лишь о трагических последствиях богоотступничества. Так что храм строить надо.

Но, как убежден отец Дионисий, «самое главное – это молитвенное спокойствие». Несмотря на то что обитель островная, и добраться до нее – это не «съездить в туристическую паломническую поездку», и так просто сюда не попадешь, ни разу не было такого, чтобы служить Литургию приходилось в одиночестве: всегда есть сомолитвенники. Да, было дело, что приходилось служить без певчих или пономаря, но «двое или трое, собранные во имя» Христа, всегда есть. Вот это радует: люди, пренебрегая трудностями дороги, стремятся сюда попасть – и не для экзотики, а для молитвы.

– Оттого, думаю, и молитва здесь особая: у кого выстраданная, у кого благодарная, но всегда честная, – уверен отец Дионисий.

Обходим остров (это совсем нетрудно – минут пять займет весь обход), смотрим на новый фундамент. Отец Дионисий задумчиво рассуждает об особенностях фундамента:

– Хорошо, мудро предки строили, сооружая фундамент из валунов. Можно ведь как? Залить всё намертво бетоном – будет казаться, что всё, монолит недвижимый, а когда из-за мороза почва двигаться начнет, так и трещины пойдут! И стены начнут разрушаться. А тут подход традиционный, выработанный веками, и фундамент получился эластичный. Он крепкий, основательный, держит корпус, но учитывает колебания почвы. Так и с душой, наверное: основание должно быть крепким, но не мертвым. Иначе – трещины, развалины…

Есть повод порадоваться и за местных жителей: еще несколько лет назад на остров по старой памяти приезжали повеселиться «отдыхающие». Гогот, плавки, все прочие атрибуты «активного отдыха на природе». Сейчас если приезжают, то почти всегда – осторожное внимание, никакого глупого веселья и плавок, серьезные вопросы игумену. Может, и наивные, но серьезные. Это хорошо. Значит, обитель светит – тихим, мягким, настойчивым и добрым светом.

Поднимаемся на колокольню, на самый верх. Отец Дионисий привычно ежится: северо-западный ветер суров. Смотрим вдаль, как раз на северо-запад, – оттуда и шла ладья князя Глеба почти восемь веков назад, в той стороне были и знаменитые волоки, а за ними – Шексна и Белоозеро. Оживает история, когда смотришь на эту светлую и суровую мощь. Но не только история – еще и 103-й псалом. И вторая книга, данная Богом, по словам Михаила Васильевича Ломоносова, из которой мы можем узнать о Христе, – природа предстает здесь и таинственной, и раскрывающей свои тайны.

Игумен рассказывает, что прошлой весной, в конце апреля, проснулся от сильного шума: начал ломаться лед на озере. Треск стоял внушительный – настоящий грохот! Вышел из келии – всё озеро как живое существо. Можете себе представить, что гора льда, которую соорудило Кубенское за несколько часов, вздымалась метров на десять? Льдины забираются друг на друга – валуны на гребень затаскивают. А сквозь лед пытается пробиться солнце – всё играет алмазами.

– Не молиться было просто невозможно!

Так и призадумаешься, что такие алмазы будут много драгоценнее и, что самое интересное, доступнее всяких там «Сваровски», – надо только уметь видеть.

– Отец Дионисий, можно к следующему ледоходу приехать, фотографии сделать? – не смог удержаться я от вопроса.

– Приезжайте. Только заранее, недели на две в общей сложности. Озеро-то непредсказуемое. Бывает, что лед тихо сойдет, без алмазов… А я однажды на льдине катался – стра-а-ашно!

Нет здесь, на острове, излишнего, суетного попечения «о том, что ясти или пити»: еды хватает на всех – и на паломников, и на строителей. Кто сам привозит еду, а иногда она просто так появляется – на радость, в том числе, обоим котам подозрительного вида. Отец Дионисий занимается рыболовством: ставит иногда сети. Судак, щука, лещ, окунь – привычные гости в скоромные дни. Сам суп варит.

– В этот раз, похоже, не суп, а каша получилась, уж простите. Но за грибами мы иногда ходим: отъезжаем к берегу – ив леса. Там люди почти не ходят, только если местные, кубенские.

И хлеб свой есть, островной, спасский.

– Зато не каменный! – смеется игумен.

Трудно представить, но чеснок, лук, зелень – со своего огорода. Настоящий такой вкус – импортозамещающий, ядреный.

Спускаемся в храм. Действительно маленький. Но очень уютный – наверное, еще и оттого, что расположен в колокольне.

Отец Дионисий любит Святую Гору, придерживается некоторых афонских богослужебных традиций: служатся все службы. Если уж полунощница, то с утра пораньше, так же и утреня. Правда, считает необходимым делать небольшие перерывы между службами – чтобы их не сокращать и чтобы воспринимать их без усталого невнимания: на ясную голову полная служба воспринимается как надо! Не нужно спешить: служба – это же молитва, а не скороговорка, и для молитвы нужны время, спокойствие и трезвый ум.

Странное дело: тут и буря может быть, и ветер пронизывать до костей, и лед поднимать многопудовые глыбы, а и голова ясна, и душа спокойна, и никакой тебе суеты. Так и вспомнишь (и перечитаешь) святителя Игнатия (Брянчанинова), его «Думу на берегу моря»:

«Кому подобен христианин, переносящий скорби земной жизни с истинным духовным разумом? – Его можно уподобить страннику, который стоит на берегу волнующегося моря. Яростно седые волны подступают к ногам странника и, ударившись о песок, рассыпаются у ног его в мелкие брызги. Море, препираясь с вихрем, ревет, становит волны, как горы, кипит, клокочет. Волны рождают и снедают одна другую; главы их увенчаны белоснежною пеною; море, покрытое ими, представляет одну необъятную пасть страшного чудовища, унизанную зубами. На это грозное зрелище с спокойною думою смотрит таинственный странник. Одни глаза его на море, а где мысль его, где сердце? Мысль его – во вратах смерти; сердце – на суде Христовом. Здесь он уже предстоит умом, здесь он предстоит ощущением, здесь его заботы, здесь страх его: от этого страха бежит страх земных искушений. Утихнут ветры, уляжется море. Где холмились гневные волны, там расстелится неподвижная поверхность утомленных бурею вод. После усиленной тревоги они успокоятся в мертвой тишине…

Это небо, этот берег, эти здания сколько видели увенчанных пеною гордых, свирепых волн? И все они прошли, все улеглись в тишине гроба и могилы. И идущие мимо идут, успокоятся также! Что так зыбко, так непродолжительно, как венцы из пены влажной! Взирая из тихого монастырского пристанища на житейское море, воздвизаемое бурею страстей, благодарю Тебя, Царю и Боже мой! Привел Ты меня в ограду святой обители! Скрыл меня в тайне лица Твоего от мятежа человеческаго! Покрыл меня в крове от пререкания язык! О том только печальна душа моя, о том смущаюсь неизвестностию, что пройду ли отсюду, с берега житейского моря коловратного, неверного, в место селения дивна, даже до дому Божия, во гласе радования и исповедания шума празднующаго, вселюсь ли там в век века? Что ж до скорбей земных – на Бога уповах: не убоюся, что сотворит мне человек?»

Хорошо, что Россия большая: есть куда сбежать и над чем призадуматься. Есть в ней место для того, чтобы мир почувствовал себя неотмирным и чистым.