Базарный «авва» в условиях рынка
– Святым, что ли, стать? – размечтался Пашка. – Для разнообразия.
– Опять? В какой чин метишь? С юродивыми поосторожней – всяко бывает! А если серьезно, то святыми нам быть не грозит, похоже. С нашими-то данными.
– Да-а? А чего тогда Христос нам прямо говорит, чтоб святыми становились?!
– Так это, может, иносказание какое. Может, для монахов только.
– Не-а. Для всех. И для продавщиц с базара. Доказать могу. Знаю такую потому что.
Тут он поведал свою печальную и радостную одновременно историю.
Пашка впал в бедность. Оно и неудивительно: кризис, долги, безработица. Да еще бдительные вражки по старой памяти подсудобили – намекнули кому надо, что такого-де ни в коем случае на работу принимать не надо. Выдали, в общем, «черную карту». Принял, расписался. На Кипр не съездишь. Да и отдыхать особо не от чего.
Унывать он не очень любит, самой грязной работы, от которой презрительно воротят носы пиджачные мальчики, не стесняется и какую-никакую, но копейку зарабатывает. Умная и добрая жена, если про Кипр и говорит, то с веселой улыбкой. «Ничего, – смеется, – мы и до Рио-де-Жанейро доберемся! Ты, главное, не унывай! Пробьемся, Бог не оставит». Всем бы таких жен.
Но есть-то хочется. Ежедневно. Вслед за друзьями, испытывающими на себе прелести очередного кризиса, из привычных респектабельных магазинов переместился на рынок – в разы дешевле, если договоришься. Ходит мрачно среди рядов, торговаться не умеет. Вдруг слышит: «Паша! Тыщу лет не виделись! Иди-ка сюда, любезный!» Поднял глаза: давняя знакомая Аня стоит за прилавком, рукой машет.
Подошел, поговорили о том о сем. Ныть, жаловаться не стал, но Аня и так всё поняла: «Пакет дай сюда». – «Ань, у меня денег только-только. Предупреждаю: много не надо». – «Я тебе про деньги что-нибудь сказала? Нет? Вот и молчи». Взяла один пакет, нырнула за прилавок и подает два набитых доверху – груши, персики, помидоры, лук, яблоки, чеснок. «Та-ак. Значит, завтра-послезавтра еще зайдешь. И очень мне сильно поможешь, между прочим: если быстро не избавлюсь от товара, он испортится». Что-то Пашке подсказало, что в его-то многодетной семье товар Анин уж точно не залежится: компот с салатами вмиг уйдут. Поблагодарил добрую знакомую, помчался домой с пакетами, праздник устроим, думает. Спаси Бог Аню!
Давно замечено: любое доброе дело не остается без пристального внимания с темной стороны. Не в раю живем. Так и здесь. Стали, говорит, с женой пакеты освобождать, как вдруг оттуда штук десять тараканов выскочили. Мы как отпрыгнули, жена как завопит! Схватили ложку какую-то – давай колотить! Попутно три чашки раздолбали. Приятного аппетита. Пришли в себя, отдышались, нутро пакетов в раковину вывалили, промыли как следует. Пашка быстро в хозяйственный магазин сбегал за всякими ловушками да карандашами, по углам расставил, квартиру по периметру обвел. Хотел еще круг в центре нарисовать, но жена удержала. «Нашел Вия!» – расхохоталась.
Сидят думают: что делать-то? С одной стороны – благодеяние Ани и прекрасная помощь во время, да, не самое сытое; с другой – недодавленные тараканы и необходимость постоянно проверять и обновлять ловушки. Быть благодарными, снисходительными, смиренно воспринимая свое материальное («и духовное!» – поспешила вставить жена) положение, или брезговать, морщиться и обижаться? Ясное дело, выбрали первое.
– Хм. Смотрю, Бог даже таких малопочтенных тварей может использовать для нашего смирения, – говорит Пашка. – Нам-то еще повезло – не то что авве Дорофею. Там всё покруче было.
– Напомни, – просим.
– Ну, вспоминайте: «… Также и некоторые другие из братий приходили ежедневно и вытрясали свои постилки перед моей келией, и я видел, что множество клопов набиралось в моей келии, так что я не в силах был убивать их, ибо они были бесчисленны от жара. Потом же, когда я ложился спать, все они собирались на меня, и я засыпал только от сильного утомления, когда же вставал от сна, находил, что всё тело мое было изъедено, однако же я никогда не сказал кому-нибудь из них: не делай этого или зачем ты это делаешь? И я не помню, чтобы я когда-либо произнес слово, могущее смутить или оскорбить брата». Это четвертое поучение, «О страхе Божием», между прочим.
– Представить страшно, если честно.
– Ага. Там, правда, хуже еще было: ему ж всё это счастье намеренно предоставляли. Я и подумал: если святой авва, до которого мне как до звезды небесной, в таком сложном случае не произносил никакого оскорбительного слова, то что мешает мне, лично мне, молчать и благодарить человека, который от чистого сердца желает и делает нам добро?
– И что, благодаришь?
– Понятно дело. Как на рынок захожу, так и благодарю. Раз в неделю примерно. Аня радуется, семья тоже.
– А эти… ну, тараканы?
– Дак сдохли. Как и всякое зло. И вообще – фрукты и овощи мыть надо!
О СОВРЕМЕННОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ
Епископ, пчелы и добрый тевтонец, или немного о современной журналистике
В то старое и доброе время, когда с архиереями можно было говорить напрямую, без внимательного присутствия и обязательной визы ответственных пресс-секретарей, трепетно переживающих за здоровье и наличие свободного времени у любимого владыки, мы встретились с епископом Максимилианом, бывшим тогда управляющим Вологодской и Великоустюжской епархией. Встретились мы на берегу Вологды, на Соборной горке. Ничего необычного: часто встречались, часто же и разговаривали. На сей раз обсуждали какую-то важную и скандальную новость из телевизора. После моих горячих комментариев владыка Максимилиан выдал свой, сначала не только смутивший, но и развеселивший меня:
– По-моему, иногда журналистов можно назвать «апостолами с диктофонами».
– ?! Да вы что, владыка? Если насчет диктофонов не могу не согласиться, то с «апостолами» вы уж, простите, явно переборщили. Знаю многих журналистов – кого в лицо, кого в физиономию, и на апостолов ни один не смахивает. А если грамотность брать, так и на еретиков легко потянут. Кого бы и сжечь не мешало.
– А вы не торопитесь. Речь идет не об их духовных дарованиях, а о схожести труда. Апостольство предполагает проповедь, ведь так?
– Логично. Тогда при чем тут журналисты?
– При том, что есть разница, о чем говорить и как говорить. На что, в силу своей профессии, обращать внимание – читателей, слушателей, зрителей: на зло или на добро. Уверяю вас, что слово, образ обладают большой силой – и от вас, журналистов, зависит, куда эту силу направить. Обращаю ваше внимание: на любую плохую новость приходится минимум десять хороших, – надо просто уметь искать и находить.
Владыка Максимилиан попрощался и занялся фотографированием берегов любимой Вологды, а я еще долго чесал затылок:
«Новости – они и есть новости. Какая разница, о чем они?»
Разницу я чувствовал потом много раз, и утомлять читателя назидательными примерами в стиле сравнения, что собирают мухи, и что пчелы, и каков плод этого собирательства для здоровья человека, не имеет смысла, мне кажется. Но последний раз эту самую разницу я увидел совсем недавно, то есть 2 апреля. Почти что «свежачок», да простят меня литераторы Северо-Запада. Итак.
Вологда, площадь перед центральным универмагом. Сзади – здание УВД и банка. Все знают. Всем знакома и радость от серой, поганенькой такой полуоттепели с вылезающими из-под снега окурками и прочими продуктами жизнедеятельности сограждан и их питомцев. Ноги еще мокрые, лица тебе навстречу улыбчивые донельзя – хорошо!
«Скорая» у входа в магазин, два медика ведут девушку к машине. Та – белее снега. Что нетрудно, потому что снег грязный и мерзкий. В общем, девушке, как выяснилось, стало плохо в магазине, и пришлось обратиться к помощи врачей. Помогли ей забраться в машину и быстро скрылись.
Вот почти всё событие, о котором можно (о, уверяю, можно!) составить просто потрясающий репортаж, пользующийся спросом у читателей: плохие дороги (власти воруют деньги на ремонт) – ужасающие тротуары (коммунальные службы не справляются с изношенной инфраструктурой города) – мерзкая погода (вруны-синоптики зря получают деньги) – духота в магазине (куда смотрят взяточники-проверяющие?!) – болезненность молодого поколения (довели страну реформы) – грязная машина «Скорой» (медицина не работает вообще) и так далее, – простор для творческой фантазии впечатляющий. Пара фоток, украдкой сделанных с телефона, пара некрасивых слов от медиков, у которых встал на пути, – получайте, страна и ее жители, новый жизнеутверждающий материал. А, еще заголовочек подобрать пожестче, что-нибудь в стиле «Девушка могла умереть из-за коррупции в стране», – вот оно, родное, польется по интернету и бумаге, вот польется. Комментарии потом будут – милое дело: «рейтинг!», «нас читают!».
Это всё «мухи», как вы понимаете. Большие такие навозные мухи. А то и цеце. Теперь о «пчелах». Я намеренно употребил слово «почти», говоря о событии.
«Скорая» исчезла, сорвавшись с места, толпа разочарованно поредела, я зашел в магазин. В аптеку надо было. Пока подсчитывал скудную сдачу, к продавцу подходит что-то вроде тевтонца в доспехах – охранник такой мордатый, плечистый. Даже, можно сказать, грозный и страшноватый. Не люблю охранников.
Этот тевтонец отодвигает меня, не заметив, главное, от окошка, наклоняется и смущенно вопрошает аптекаршу: «Сколько с меня?» Та, несмотря на удручающе радостную действительность, улыбается: «За что? За нашатырь, что ли? Ты даешь! Дарю! Ты ж для дела брал». – «Так я ж его открыл, товар, получается, попортил. Сколько с меня, говорю?» – «Ты девчонку в сознание привел, сама видела. И я с тебя деньги брать буду? Иди работай. Потом чаю попьем вместе». Парень покраснел, пробормотал что-то и потопал туда, где, видимо, и есть его рабочее место.
Всё. Вот сейчас конец этой истории. Теперь судите сами, какой рассказ, сообщение, репортаж был бы полезнее для человека, что делает нашу действительность по-настоящему, уже без всякой иронии, интересной и достойной: в стиле «все гады, все уроды, и мы все помрем» – или же в стиле, который предполагает вдохновляющее дополнение (имевшее место в действительности, кстати): мол, несмотря на всю гадость, люди-то у нас не просто есть, но еще и ведут себя по-человечески.
Прав владыка-то, оказывается. Многое зависит, на что ты обращаешь внимание собеседника: на грязь и вытаивающие помои с плевками и окурками или же на то, что чуть повыше. На сердце, например. А то и еще выше – на небо. Говорят, помогает.
