Плавание «Горгоны» неумолимо приближалось к завершению. Обогнув Крит, триерарх направил корабль вдоль островов к азиатскому берегу. Пополнив запасы на Родосе, путешественники взяли курс на Кипр, двигаясь вдоль азиатского берега. Море в этих местах было весьма оживленным. То и дело по пути встречались купеческие суда, держащие курс из Египта на север и обратно. По мере приближения к Кипрскому побережью, все прибрежные воды оказались заполненны многочисленными рыбацкими лодками. Изредка мимо «Горгоны» проплывали римские боевые либурны, патрулирующие здешние воды. Именно из-за такого обилия различных судов и суденышек, никто не придал значение пяти кораблям, двигавшимся наперерез «Горогоне» со стороны Киликийского берега. Но чем ближе они подходили, тем становилось понятнее, что эта небольшая флотилия не намеренна изменять курс, и преследут цель догнать «Горогону».

— Послушай, Демеций! — Обратился Квинт к триерарху, заметив тень тревоги на его лице. — Что это за корабли и почему они пытаются нас преследовать?

— Пока не знаю, уважаемый сенатор! — Ответил триерарх. — Пусть подойдут поближе, тогда попробуем разобраться, кто они и кому принадлежат.

— Стоит ли ждать, — ответил Квинт, подавая Демецию бронзовую подзорную трубу, — посмотри в эту трубку и ты сможешь сейчас же определить, что это за незванные гости.

Демеций с удивлением взял странный предмет из рук Квинта и прильнул правым глазом к указанному патрицием концу трубы. Изумлению его не было предела, когда он смог не только рассмотреть ближайший к ним корабль, но и рассмотреть отдельных людей на его борту. Выражение тревоги на его лице еще более усилилось.

— Что там? — Спросил Квинт.

— Киликийцы! — Коротко ответил триерарх. — Проклятие! — В сердцах воскликнул он. — Вот и верь нашему «Божественному», который уверял, что покончил с киликийскими пиратами во Внутреннем море!

— И что ты собираешься делать? — Вновь задал вопрос Квинт.

— Как это что? Приму бой! Я разметаю этих разбойников и вскормлю их рыбам!

— Но у них пять кораблей. — Возразил Квинт. — Силы явно не равные.

— Это мы еще посмотрим! — Почти весело ответил Демеций, жестом подзывая к себе центуриона и гортатора.

На корабле все пришло в движение. Матросы убрали паруса и мачту. Все гребцы заняли свои места, а легионеры укрепили щиты вдоль бортов и подготовили к бою метательные машины и снаряды к ним. Квинт поспешил к своим спутникам. Он потребовал, чтобы все надели защитные костюмы и не высовывались на палубу. Когда передовой корабль пиратов подошел достаточно близко, триерарх отдал приказ кормчему на крутой разворот. Киликийцы не успели сообразить, что произошло, а «Горгона» вместо того, чтобы подставить левый борт под удар пиратского корабля, развернулась таким образом, что правый борт киликийца оказался прямо по курсу триремы. Гребцы, повинуясь приказу гортатора, налегли на весла, и трирема, как на крыльях, двинулась на таран. Когда на борту неприятельского судна, наконец, осознали смысл маневра римлян, было уже поздно. Как не пытался киликийский триерарх отвести свой корабль из-под удара, ничего он сделать уже не успел. «Горгона на полном ходу врезалась в правый борт киликийского корабля. Раздался страшный треск ломающихся досок обшивки, перемешанный с криками ужаса пиратской команды. Спустя несколько мгновений после удара, гребцы усиленно заработали веслами в обратном направлении, освобождая таран. Как только это удалось, трирема начала маневр очередного разворота, при этом осыпая огненными стрелами команду пиратского корабля. Неприятельское судно накренилось, медленно погружаясь в море, а на палубе его вспыхнул пожар. Люди в панике прыгали за борт, торопясь покинуть гибнущее судно, но здесь их достигали стрелы, выпущенные римскими легионерами. Тем временем на помощь гибнущему кораблю подошли еще два пиратских судна, с бортов которых на «Горгону» посыпался рой стрел. К счастью, никакого вреда ни кораблю, ни команде они не принесли, так как расстояние между ними и триремой было еще очень велико. За то, в ответ, римляне привели в действие катапульты и баллисты, осыпая вражеские корабли, предварительно облитыми горючей жидкостью, горящими ядрами. Вскоре на одном, а чуть позже и на другом неприятельском корабле вспыхнули пожары. Пираты, застигнутые врасплох неожиданным маневром римского судна, не успели убрать паруса, которые вспыхнули от брызг горючей жидкости, разбрасываемой ядрами, и от которых, как солома, загорелись мачты и палубные доски. Больше не обращая внимания на горящие корабли, Демеций направил свое судно навстречу двум оставшимся кораблям противника. Видя, что произошло с тремя другими кораблями, киликийцы поспешили развернуться и спасаться бегством в сторону Киликийского берега. Неожиданно для всех, один из кораблей, как бы замер на месте, будто удерживаемый какой-то неведаной силой. Затем он начал раскачиваться с борта на борт, пока не зачерпнул воды. Несмотря на сильный крен, он еще продолжал держаться на воде. Вдруг страшный грохот буквально оглушил всех, находящихся на борту «Горгоны», одновременно киликийский корабль на их глазах разорвало на части. Отдельные доски даже долетели до «Горгоны». Вся команда римской триремы замерла в благоговейном ужасе. Вокруг воцарилась тишина, нарушаемая криками тонущих пиратов и треском догорающих вдали кораблей. Демеций хотел было продолжить погоню за последним пиратским кораблем, но Квинт поспешил остановить его.

— Пусть уходят, триерарх! Их рассказы о сегодняшнем морском сражении отобьют у других любителей легкой наживы всякое желание нападать на римские корабли.

— Наверное, ты прав, благородный Квинт! Пусть уходят, а мы продолжим свой путь! Только не пойму, что случилось с последним кораблем. Его, как-будто, разорвало изнутри.

— Это месть богов! — Ответил подошедший к триерарху и Квинту центурион. — Боги, с самого начала этого плавания, охраняют и защищают нас!

На это высказывание Дирха, Квинт только ухмыльнулся. Уж ему-то хорошо было известно, кто постарался столь эффектным образом пустить пирата на дно.

— Ах, Луций! — Подумал он. — Все-таки не удержался! Ловко он использовал вакуумную торпеду. Корабль разнесло от ее взрыва буквально в щепки.

Тем временем Демеций отдал приказ ставить мачту и разворачиваться на прежний курс. Он потянулся правой рукой, чтобы привычным движением снять с головы, покрывающий ее шлем, и только сейчас обнаружил, что все это время он сжимал в руке бронзовую трубку Квинта.

— Позволь вернуть тебе это, патриций, — пробормотал он, протягивая трубу Квинту.

— Оставь себе! — Ответил тот, отстраняя руку Демеция. — Тебе она пригодится больше, чем мне.

Благодарю тебя, Квинт Сципилион, но я недостоин такого дорогого подарка!

— Что за вздор? Бери, говорю! После того, что ты показал в этом бою, могу признаться, ты, Демеций, лучший триерарх, которого я встречал в своей жизни, и будь моя воля, я бы сделал тебя верховным навархом Римского флота. Так что бери и знай, что это всего лишь малая толика того, что ты заслуживаешь по праву.

— Да что я, это благодаря этой волшебной трубе у меня было достаточно времени, чтобы подготовиться к бою. Иначе я не знаю, каков был бы его исход.

— Тем более, эта вещь должна принадлежать тебе.

— Что ж, раз такова твоя воля, я с благодарностью принимаю твой дар! Только скажи, откуда она у тебя, и что за волшебная сила заключена в ней!

— Мне ее, когда-то давным-давно, подарил один Вавилонский мудрец, в благодарность за его спасение, — неуверенным тоном ответил Квинт, — и поверь, никакого волшебства в этом предмете нет. Просто стекла, вставленные в бронзовую трубу, обработаны особым способом, так, что способны приближать предметы, находящиеся на большом расстоянии. Здесь скорее, волшебство умелых рук мастера, изготовившего ее. Поверь, на востоке можно встретить и не такое.

Демеций бережно уложил драгоценный подарок в свою походную сумку, висевшую у него на боку, и, наконец, снял шлем, вытерев концом плаща пот со лба. Трудно было представить, что этот добродушный толстяк всего несколько минут назад командовал смертельной схваткой с пиратским флотом. Между тем на палубе показались Аврелий с Цилией и Тания. Они окинули взглядами акваторию, где догорали неприятельские корабли. Проплывая мимо одного из них, было видно, что море усеяно людьми, пытающимися на подручных средствах спастись с тонущего корабля. Одному из них даже удалось подплыть к «Горгоне» и ухватиться за свисающий конец якорного каната. Он что-то кричал на своем языке, как видно умоляя спасти его. Тания, перегнувшись через борт, закричала, обращаясь к триерарху:

— Там человек, он тонет! Мы должны ему помочь!

Демеций подошел к борту и взглянул вниз.

— Юная госпожа желает спасти это Киликийское отродье? — Сказал он, укоризненно покачав головой. — Уж он-то, поверь мне, и пальцем не пошевелил бы, окажись кто-либо из нас на его месте, но если госпоже угодно…

Лицо девочки перекосилось от злобы и ужаса. Неожиданно для всех, она, вдруг, подбежала к одному из легионеров, стоящему у борта и выхватила из его рук тяжелый боевой лук. Почти не целясь, Тания натянула тугую тетиву и, с криком на незнакомом языке, выпустила стрелу в несчастного, цеплявшегося за канат. Стрела пронзила шею пирата. Он захрипел и, выпустив канат из слабеющих рук, пошел ко дну. Сцена эта длилась всего несколько мгновений. Окаменевшая от ужаса Цилия, выхватила лук из рук девочки и бросила его на палубу.

— Что ты наделала! Ты же только что хотела его спасти! Тания, что с тобой? Ты убила человека! Как ты могла?

— Он был Киликийцем! — Жестко ответила девочка. — Я всего лишь отомстила за мать, за ее родителей, за всех тех, кого эти пираты лишили жизни и свободы.

Зря! — Пробормотал Демеций. — Жаль стрелу. Он все-равно пошел бы ко дну. Да что сделано, то сделано. К Эребу всех Киликийцев!

Квинт подошел к Тание, обнял ее за плечи и, ласково прижав к себе, сказал:

— Ты достойная дочь своего народа. Твоя мама может гордиться тобой. А где ты научилась так метко стрелять?

Девочка подняла глаза вверх, и, глядя Квинту прямо в глаза, ответила:

— Я не знаю, как-то само собой получилось, господин.

— Поразительно! — Улыбнувшись, ответил Квинт. — В этот момент ты была необыкновенно похожа на богиню Артемис.

— Откуда тебе знать, как выглядит Артемис? — Смущенно спросила Тания. — Не хочешь ли ты сказать, господин, что встречался с нею и с другими богами?

— Давняя это история, но если хочешь, я расскажу ее тебе.

— Хочу, очень хочу!

— Тогда усаживайся поудобнее и слушай. Хочешь верь, хочешь нет, в далекие-далекие времена на Землю со звезд спустились самые первые боги. Главным конечно был Зевс, а вместе с ним были Изида, Афродита, Посейдон, Артемис, Гефест, Гор, Ника и другие.

— Но ты назвал и эллинских и египетских богов. — Вставила Тания.

— Совершенно верно, девочка. Часть из них стали покровительствовать эллинам, часть египтянам, часть другим народам. В разных местах люди их называли по-своему. К примеру, вы, греки, верховного бога звали Зевсом, римляне — Юпитером, а вот в далеких северных странах — Одином. А Посейдона в Риме зовут Нептуном, а Афродиту — Венерой, ну и так далее, но все это были одни и те же люди.

— Ты сказал люди. Так это были люди или боги?

— Как тебе сказать? Они были и людьми и богами одновременно. Я понимаю, что это трудно представить, но все это было именно так.

— Откуда тебе это знать, господин? Ведь это было так давно!

— Да, давно, ты права. Видишь ли, я был среди них, хоть в это и трудно поверить. Тогда я носил другое имя.

— Ты хочешь сказать, что был богом? — Широко раскрыв глаза, переспросила Тания.

— И да, и нет, дорогая. Я был среди них, но богом не стал, не захотел.

— Как так не захотел? Разве можно захотеть стать богом?

— Выходит, что можно.

— А отчего ты не захотел стать богом?

— Я полюбил земную женщину, и захотел навсегда остаться с ней и с нашими детьми на Земле.

— И за это боги прогнали тебя?

— Нет, не за это, но, в общем, это послужило началом для изгнания.

— А где же эта женщина, где Ваши дети?

— Ее нет! Уже очень давно нет. Не спрашивай меня ни о ком из них.

— Хорошо, не буду. Ты сказал, что я похожа на Артемис. Расскажи тогда мне о ней.

— Об Артемис, ну хорошо. С чего бы начать. Ты и вправду очень на нее похожа. Когда я впервые тебя увидел, мне сразу показалось, что ты мне кого-то напоминаешь, но не мог вспомнить, кого именно. А вот сегодня, увидев тебя с луком в руках, с такой решимостью и отвагой на лице, сразу вспомнил.

— Какая она была?

— Была, почему была? Она и есть, только сейчас, наверное, где-то очень далеко. Она смелая, решительная, немного взбалмошная, своевольная, но в то же время, очень верная, очень преданная и невероятно добрая. И, похоже, все эти качества есть и в тебе.

— Правда? Мне очень хотелось бы быть такой, как Артемис. Знаешь, господин, иногда мне снятся странные сны, будто я — это вовсе не я, а какая-то другая, совсем взрослая. И еще ко мне иногда приходят знания, о которых мне никто никогда ничего не рассказывал.

— Какие знания?

— Ну не знаю. Всякие. Сейчас и не припомню. Ну вот, к примеру, я вдруг начинаю говорить на совершенно мне незнакомом языке и главное, я точно знаю, что именно я говорю.

— Ну-ка, скажи что-нибудь.

Девочка наморщила лоб и вдруг заговорила на Геянском. От неожиданности у Квинта дрожь пробежала по всему телу. Он взял Танию за руку и обращаясь так же по-геянски, сказал:

— Давай ненадолго прервемся. Мне нужно уладить кое-какие дела.

— Хорошо! — Весело, опять же по-геянски, ответила девочка.

— Странно, очень странно и, главное, неожиданно. — Размышлял Квинт, удаляясь в свою каюту.