Глава IV
От союза монархии и джентри – к союзу парламента и купцов

Хозяйственное процветание Англии в первой половине XVII века оставалось крайне неустойчивым, так как после запрета вывоза необработанной шерсти опиралось на единственный предмет экспорта – шерстяные ткани (составлявшие более 80 % экспорта [6]). Экономика являлась моноотраслевой. Английские купцы отчаянно нуждались в защите от голландских конкурентов, правительство – в повышении налогов; результатом стало вполне разумное и принесшее обильные плоды усиление протекционизма.

Навигационные акты, издававшиеся с 1651 по 1673 годы (то есть и при республике, и после Реставрации, которая не противодействовала ключевым интересам бизнеса и не мешала его развитию), устанавливали, что импорт может доставляться в Англию только напрямую из страны-производителя и только на ее либо английских кораблях. Это выводило за рамки английской торговли флот и порты всех европейских конкурентов, и в первую очередь Голландии. Нужные Европе колониальные товары (включая табак и сахар) шли непосредственно в Англию, – соответственно, и колонисты покупали все необходимое именно на ее рынках. Это сделало английских купцов посредниками между колонистами и европейцами, обеспечив им сверхприбыли при помощи искусственно созданной монополии.

Типичный корабль Ост-Индской компании, XVII в.

Голландцы безуспешно пытались защитить выгодную им свободную торговлю в морских войнах 1652–1654 и 1665–1667 годов. В войне 1672–1674 года Карл II, заручившись в обмен на поддержку католицизма (вызывавшую серьезное напряжение внутри страны) союзом с Людовиком XIV, сумел заставить Голландию защищаться. В результате действия Навигационных актов Голландия начала стагнировать, а Англия бурно развивалась (за первые 40 лет XVII века обороты ее внешней торговли выросли вдвое, а за столетие вдвое увеличилось число ее кораблей и таможенные доходы) и достаточно быстро заняла место Голландии в качестве торгового лидера Европы (став лидером, соответственно, и в работорговле).

Голландский корабль XVII века

Стремительное развитие капитализма в силу уничтожения остатков феодальных ограничений продолжалось и после Реставрации Стюартов: Карл II вернулся в другую страну и не пытался ее переделать (за исключением заигрываний с католицизмом, которые обеспечили ему союз с Францией против Голландии и субсидии от Людовика XIV, позволившие в конце правления отказаться от налогов, сбор которых регулировался враждебным ему парламентом). Сложившиеся в середине 1670-х в английской элите тори (сторонники монархии и англиканства) и виги (сторонники парламента и протестантов), борясь друг с другом за власть, одновременно с этим были объединены неприятием католиков и французов, а значит – и настроений Карла II. Это единство позволяло им избегать войны, что стало грандиозным шагом к цивилизованному устройству государства, не ослабляемого, но лишь усиливаемого внутриполитической борьбой.

Взошедший на престол после отравления Карла II ртутью в ходе алхимических опытов его младший брат Яков II («веселый король» Карл II, признавший целых 14 своих внебрачных детей, умудрился не оставить ни одного законного наследника) сумел восстановить против себя Англию за рекордные три года: народ возненавидел его за политику последовательного восстановления католицизма, а элита («новое дворянство» и финансисты) – за крайне жесткий курс на построение абсолютизма по французскому образцу.

Тори и виги.

Английская политическая карикатура

Виги и тори объединились против Якова II, но нового Кромвеля в их рядах не нашлось. В результате банковские дома профинансировали «Славную революцию» 1688 года – интервенцию Вильгельма Оранского и государственный переворот. Результатом стал Билль о правах 1689 года, помимо перечисления гражданских прав англичан объявивший вне закона любой абсолютистский режим, каким была и монархия Стюартов. De facto Билль о правах означал переход Англии к конституционной монархии, в которой король подчиняется законам, издаваемым парламентом, и является лишь первым чиновником государства.

В лондонской кофейне обсуждают новости «Славной революции»

Подход вигов в конечном итоге победил, однако это стало возможным только благодаря энергичной поддержке тори (получивших в качестве политической компенсации главенство англиканства). Результат Славной революции стал компромиссом для англичан; основанное на экономическом интересе единство элиты укрепилось, включая партнерство между парламентом и купцами, – и оказалось направлено против Франции как естественного внешнего врага [9]. Через сто лет оно сокрушит Францию, прямо организуя Великую революцию и направляя ее через разветвленную сеть тайных обществ и скрытого финансирования [40].

Тривиальный государственный переворот в ходе внешней интервенции и по сей день зовется революцией (да еще и Славной) не только из-за естественного стремления к самовозвеличиванию и даже не из-за действительно значимого окончательного перехода от абсолютной монархии к парламентской. Ключевым результатом Славной революции стало окончательное формирование сохранившегося до наших дней одного из фундаментальных факторов британской конкурентоспособности: патриотического единства управленческой и коммерческой элиты, достигаемого, несмотря на все неизбежные и естественные внутренние конфликты, формированием единого стратегического интереса, основанного на общем использовании государства как своего инструмента во внешней конкуренции.

Осознание этого единства само по себе явилось мощным стабилизирующим фактором, способствующим систематическому компромиссу во внутриполитической борьбе и урегулированию внутренних конфликтов при помощи универсального политического механизма – общей организацией внешней экспансии.

Как отмечают знатоки британской системы, в ней был невозможен выход декабристов – победителей в Отечественной войне 1812 года – на Сенатскую площадь с требованием, по сути, своего «куска пирога» от великой победы. На месте России англичане открыли бы в Париже свои банки и ломбарды, запустили бы в обращение «золотой червонец» и взяли бы завоеванную территорию под свой долгосрочный финансовый контроль, значительная часть прибылей которого досталась бы дворянству и умиротворила его.

Традиция объединения разнородных и частично враждебных друг другу интересов ради общего дела породила важнейшую специфику Британии, ставшую ключевым фактором ее конкурентоспособности, – тщательную проработку процедур, то есть правил поведения во всех ситуациях, позволяющих последовательно действовать совместно, преодолевая неизбежные постоянные разногласия. Если Франция сознательно обеспечивала свое влияние (в том числе в России) созданием стиля жизни (искусства, моды, кухни и других форм потребления) и, в XIX веке, конституционных норм (не столько как инструмента повышения эффективности управления, сколько элемента этого стиля, обеспечивающего безопасность и комфорт буржуазии в условиях абсолютизма или его пережитков), то Британия основывала свое влияние на более глубоких социальных технологиях – создании системы процедур наиболее эффективного поведения и обучения им в метрополии.

Принципиально важна стихийность возникновения процедур: закрепленные традицией, со временем они, не обновляясь, становились архаичными и снижали конкурентоспособность Англии.

Созданное Славной революцией новое качество английской элиты проявилось уже через несколько лет в неожиданной, но фундаментальной для новой эпохи финансовой сфере.