Глава 19
— Видал? Вот дерьмо!
Я поймал брошенную Райнхардом газету, развернул её и вслух прочитал заголовок на первой странице:
— «Либрия берёт ответственность за взрыв!»
И фото здания чердынского вокзала, которое ещё тушили пожарные расчёты.
— Так вот что за переполох был в городе четыре дня назад… Ну и какого дэва «уравнители» забыли в нашем глухом углу, и почему это должно волновать нас?
— Шутишь, что ли? — хмыкнул дядя, плюхаясь в кресло и вытягивая ноги к камину. — Да срать я хотел на этих террористов! Ты ниже заметку прочти, тоже на первой полосе.
Пробежал глазами заголовки… Ага! Ну, теперь понятно…
— «Жертвами неизвестного чудовища стали свыше десяти неизвестных. Их тела были найдены недалеко от карьера…» — прочитал я и нахмурился. — Думаешь, гейст?
— Почему — думаю? Точно знаю. Что у нас около того карьера, верстах в десяти?
— Хм… Сухой лог? Значит… химера?
— Скорее всего, — мрачно кивнул Райнхард и запрокинул голову на спинку кресла. — Ну, сейчас начнётся… Втык получит бургомистр, втык получил Корпус…
— И мы?
— И мы. Как же без нас? Нам ведь тут деньжищи непомерные платят, а гейсты в окрестностях города шарятся… Ай-яй-яй, что за непорядок…
— А уже известно, кого химера подрала? Что за мужики?
— Да так-то сильно мутные мужики какие-то, — ответил Райнхард. — Мне тут шепнули, что там все были при оружии, а половина — уголовники в розыске. Кто такие, чего хотели, куда пёрлись — хрен его знает. Одно точно — лить слёз по ним никто не будет, и в этот раз химера сделала очень полезное дело для всего гражданского общества, избавив его от порядочных выродков… Кстати, ты с Хильдой помирился?
— Да мы и не ссорились, — буркнул я.
— Нда? — приподнял бровь дядя. — То-то вы уже который день почти не разговариваете…
— Мы не ссорились. Так… Разошлись во мнениях относительно её поведения в последнее время. Может, хоть без своего мотоцикла на время успокоится…
— Может, успокоится, а может — нет, — усмехнулся Райнхард, кидая в камин распечатанное письмо.
Я успел заметить кусок сургуча с оттиском княжеского герба.
— Что-то важное? Что князь писал?
— Не князь, — поморщился дядя. — Бургомистр. Опять звал на очередной приём по какому-то там поводу…
— Могли бы и сходить ради разнообразия, — заметил я. — Ты бы выпил, а девчонкам было бы интересно.
— Хрен бы я там выпил, — ещё сильнее поморщился Райнхард. — Мне же вас пришлось бы сторожить, особенно девочек — эти же местечковые стервятники спят и видят, как бы поклевать кого-нибудь слабого…
— Это Хильда-то слабая? — хмыкнул я.
— Когда она не может набить кому-нибудь морду — да, потому что яд всегда хуже кулаков.
— Поэтому ты всё откладываешь её дебют?
— Угу.
— Но рано или поздно им придётся выйти в свет.
— Лучше поздно, чем рано. Как по мне — пусть лучше сразу пойдут в академию. Да и на приёме у нашего бургомистра хрен блеснёшь, а вот замараться можно по самые уши…
— Он тебе не нравится? — спросил я.
— Он никому не нравится, — скривился Райнхард. — И место своё получил только потому, что является племянником князя. Да и поговаривают про него разное…
— А что именно поговаривают?
— Ну, например…
…Я проснулся.
С бешено бьющимся сердцем, звучащим в унисон перестуку рельсов.
Справа от меня спала Хильда, завалившись на моё плечо и бессовестно пуская слюни на плащ. И ладно бы на свой, так нет же — на мой!
Слева уютно улеглась Вилли, используя вместо подушки мои колени.
За окнами вагона в закатных лучах солнца проносились телеграфные столбы — мы возвращались обратно в Чердынь.
Вилли едва не загнала лошадь, но уже часам к шести привела помощь в виде старенького паровоза с несколькими вагонами. На нём прибыло и подкрепление в виде двух десятков княжеских дружинников, из них половина — маги, но в них нужды уже не было. Я представился их старшему, кратко описал, что произошло и на всякий случай заявил права на трофеи и уничтожение преступников, если за них была назначена награда.
Дружинники остались разбираться на месте крушения, охранять вагоны с оружием, а всех пассажиров рассадили по вагонам и отправили обратно в Чердынь. В пути мы задремали после этого долго дня, даже несмотря на жёсткие деревянные сиденья в вагонах третьего класса…
И тут мне приснился этот сон.
И это был явно не просто сон — люди обычно не запоминают сны, а этот я и сейчас мог воспроизвести в мелочах. Словно это было не сновидение, а воспоминание.
Может, так и работает эта моя невесть откуда взявшаяся способность? Показывать, что случится, и что могло бы случиться.
Причём не каждый раз что-то новое, а в рамках какой-то одной… линии. Где я ссорюсь с Хильдой, получаю от неё по шее, мы ссоримся и… и…
События с почти слышимым щелчком сошлись воедино — будто бы детали сложного механизма. События сошлись воедино, и меня прошиб холодный пот.
Это словно шестерёнки, вращающие своими зубьями другие шестерёнки, валы и червячные передачи. Или цепь, где одно звено тянет за собой другое.
Звено — я либо читаю, либо не читаю нотацию Хильде, после того как её приводит уездный городовой.
Звено — я либо проигрываю ей в драке, либо нет.
Звено — мне неожиданно приходит в голову идея уговорить дядю взять Хильду на большую охоту, а ведь иначе мы бы просто сходили в короткий рейд.
Мы убиваем одну химеру, а вторая попадается тойфелю — возможно, тоже из-за нашего присутствия. Ведь что-то мне кажется, что те странные ночные атаки были вызваны тем, что гейстов манил наш дух.
Мы убиваем химеру, и она не выходит в людные места, наталкиваясь…
Наталкиваясь на отряд «уравнителей», которые планировали налёт на карьер.
И гейст высшего ранга — это не разъезд порубежной стражи, гейст кладёт их всех прям там. Либрия отказывается от налёта на поезд — нет попытки ограбления оружейной лавки, нет захвата вокзала, нет попытки захватить поезд…
И что получается?
А получается — очень неприятное. Получается, что всю эту цепь событий привёл в движение мой совершенно рядовой и мелкий…
Да нет, не может быть.
Бред какой-то. Что-то больно много я на себя беру. Да и разве способен такой незначительный эпизод иметь столь далекоидущие последствия?
С другой стороны… Насчёт тех же пророков — не Истинных пророков веры, а магов-предсказателей — они ведь ни разу не предсказывали что-то в отдалённой перспективе. Да, секрет этого Дара и по сию пору считается одним из самых секретных и охраняемых, но факт в том, что пророки ни разу не предсказали будущее через пять, десять, сто лет. И если будущее меняется по принципу снежного кома, когда после вмешательства в естественный ход истории образуется вал совершенно новых событий… Да, это многое бы объяснило.
Но что в таком случае считать естественным ходом истории? Как подсказывает логика — это такая цепь событий, которые бы случились, не откройся кому-то возможное будущее и не решись этот кто-то вмешаться и что-то изменить…
В моём случае — это, хех, я.
Но в чём всё-таки причина? Дар, даже какой-нибудь мелкий, просто так не проявляется — этому обычно всегда предшествует какое-то потрясение. Либо физическое, либо моральное, но всегда это встряска — как негативная, так и позитивная. А что было у меня? А ничего не было…
— Вот только никто не возвращается с Той Стороны прежним, — послышался насмешливый шипящий голос.
Я резко повернулся направо… и не обнаружил никого там, откуда донеслись эти слова.
Только на сидениях по ту сторону прохода тени сгустились во что-то большее, чем просто мрак.
В темноте сверкнула пара алых глаз, блеснули белые клыки в открывшейся в воздухе пасти.
Я аккуратно сдвинул руку в сторону висящего на поясе револьвера… И услышал шипящий смех.
— В этом нет нужды, Конрад. Уж кто-кто, а я для тебя совершенно неопасен…
— Кто ты? — спокойно спросил я, вспоминая схему изгнания нематериальных сущностей.
— Кто ТЫ? — эхом откликнулась темнота.
— Это не ответ.
— Нет, это именно что ответ.
— Хочешь сказать, ты — это я? Слишком сказочно.
— Я не хочу сказать и не говорю, — ответила темнота. — Единственное, чего я желаю — это стать единым. Сделай нас снова единым, Конрад.
— Звучит довольно мерзко, не находишь? — хмыкнул я.
Что плохо — для большинства схем изгнания призраков и им подобных требовался спусковой жест или слова, что для меня сейчас было… не вполне удобно. А только на мыслесхемах всё делать — это дольше и сложнее…
— Ты не в курсе? Винтеров с детства учат, что заключать контракты с Той Стороной, мягко говоря, глупо.
— Ну, тогда, Винтер, спроси дядю о Ритуале Айнхайт — узнаешь много интересного, — шипяще засмеялась тьма. — И, возможно, всё-таки решишь перестать быть калекой, когда вспомнишь…
— И что я вообще должен вспоминать?
— Хм… Например… Касимов?
— И что я о нём должен помнить, кроме отметки на карте? — хмыкнул я, почти заканчивая схему изгнания нематериальной сущности. — Я не был в Касимове.
— Ты просто забыл. Но я напомню…
И вагон тотчас же погрузился в кромешный мрак.
Ни звука. Ни проблеска света. Один лишь шум от собственного дыхания и стук сердца в ушах…
Резкий толчок. И меня вырывает из темноты.
Лишь чудом я не слетел с жёсткого сиденья русского вагона второго класса. Плащ, которым я укрывался во сне, полетел на пол — так и не успел переодеться после совещания, а въедливый Штрассер перестал меня пускать на них в полевой форме…
Сел, на автомате обуваясь в сапоги. В вагоне, да и по всему поезду загорелось тусклое электрическое освещение; послышался топот шагов и людской гомон.
Из переднего вагона выскочил солдат, попытался пробежать дальше в хвост поезда, но был немедленно пойман мною.
— Что стряслось?
— Рельсы повреждены, сэр.
Вот же…
Я накинул форменный кожаный плащ на плечи, но застёгивать не стал. Подобрал валяющуюся на соседнем сиденье фуражку, нацепил её и направился в штабной вагон. Лучше уж всё самому разузнать…
Майор Красовский, которого остановка тоже вырвала из объятий Морфея, уже споро раздавал приказы подчинённым.
— Проблемы, герр майор? — поинтересовался я. — Опять диверсия?
Остатки дружины местного хана оказались на удивления упёртыми — их сеньор уже второй месяц как червей кормит, младший сын присягнул на верность, а эти всё не сдаются. Курочат рельсы, подрывают мосты, совершают налёты на наши мелкие разъезды… В общем, портят жизнь как могут.
Прямой ущерб — так себе, ерунда, по большому счёту, но хаос в тылу начинает вызывать резонные опасения, что мы не успеем выйти к Самаре до конца лета. А этого очень хотелось бы избежать…
В общем-то, всего и делов, что переловить этих недобитков, верно? Ну, собственно, именно поэтому мы и здесь…
— Я распоряжусь насчёт охранения, — произнёс я.
— Не стоит, — отмахнулся командир поезда. — Путь проходит в низине — насыпь просто размыло…
— Я, тем не менее, считаю, что лучше подстраховаться.
— Как вам будет угодно, риттмейстер, — раздражённо отмахнулся Красовский.
Конечно, как мне будет угодно. Кто здесь командир таскфорс — я или он? Правда, пока что вся наша броня ехала на концевых вагонах состава…
По возвращении в вагон с ребятами меня уже встречал Андрей — в одной нательной рубахе, но с пулемётом наперевес. Остальные бойцы ещё только собирались, но собирались обстоятельно — одеваясь, экипируясь, проверяя оружие, артефакты и полуготовые схемы заклинаний.
— Намечается драка, экселенц? — ухмыльнулся мой замком, по обыкновению ероша свои рыжие волосы, отращенные куда длиннее норматива.
— Может быть, — поморщился я и возвысил голос, обращаясь ко всей группе. — Так, «церберы»! Путейцы говорят, что это просто размыло насыпь, но я бы не расслаблялся. Перво-наперво — всем перейти под броню.
Снялись и без разговоров перешли в следующий за нами вагон. Сидевшие там заспанные стрелки и артиллеристы из состава экипажа на нас косились, но молчали, даже когда им пришлось серьёзно потесниться.
— Лонгстред — левый фланг, Разумовский — правый, — продолжал я раздавать приказы. — Перова — на тебе поисковой радиус. Романов…
— Я! — немедленно вытянулся Андрей, показушно щёлкнув каблуками.
Точнее наметив щелчок, потому как это я в офицерских сапогах такое мог изобразить, а вот он в своих прыжковых ботинках — не очень.
— Остаёшься с бронегруппой в качестве резерва, — вздохнул я. — Я, конечно, сомневаюсь…
Мощный взрыв прогремел прямо позади. Ударная волна швырнула меня вперёд, вдогонку накрыв потоком жара и просвистевшей в воздухе щепой. Вагон аж приподняло над землёй — но то наш, а вот штабной, похоже, разнесло буквально в клочья. Сильно досталось и нашему, где мы находились только что…
Загрохотали сразу несколько пулемётов, прошивая в том числе и его, с хрустом дырявя деревянные стенки. Эфир задрожал от разворачивающихся схем боевых заклинаний; где-то затарахтели автоматы. Броня вагона тут же зазвенела от отскакивающих пуль и заскрежетала от чар — напор был мощным, но наложенная защита пока держалась.
— Занять оборону! — рявкнул я, поднимаясь на ноги. — Ольга!
— Глушат на всех частотах, экселенц, — глухо произнесла разведчица откуда-то с пола. — Сейчас попробую…
Ясно. Значит, подавляют стандартные поисковые заклинания…
Я немедленно построил и развернул не стандартную схему, которую учили в академиях, а родовую — не такую оптимизированную и чувствительную, более сложную, зато и почти незаглушаемую. То, что было рассчитано находить гейстов, как оказалось, неплохо обнаруживало и людей…
Ага!
Стены броневагона будто бы растворились, меня окутал мрак полутранса, а затем с обеих сторон зажглась россыпь мерцающих алых точек.
— По два десятка целей с обеих сторон. Дистанция — до ста метров, маскировка стандартная, — сообщил я, не дожидаясь, пока Перова придёт в себя и построит схему поискового заклинания. — Занять оборону!
«Церберы» рассредоточились по бойницам, но огня без команды не открывали, первым делом начиная выискивать противника по моей наводке. А вот путейцы бросились к трём башенным пулемётным установкам и начали от души полосовать темноту. Где-то громыхнула пушка, застучала зенитка.
Я полез на возвышение под смотровым колпаком и начал крутить головой, вглядываясь в ночную темноту, которую прорезали летящие трассеры и сполохи боевых заклятий.
Почему не отдавал приказа вступить в бой? Всё просто — я ждал. Чего ждал?
Путейцы повесили над поездом несколько «люстр», подсвечивая окружающее пространство на случай, если к нам уже подползала пехота… И тут же из близлежащего леса, откуда по нам и вели огонь, к небу взметнулся огромный столб голубоватого пламени. Десяток шаровых молний, несущихся в одной обойме, разделился, распустившись исполинским цветком, а затем они ударили по поезду. И не просто так, а точечно, накрывая броневагоны с тяжёлым оружием.
По всему составу прокатилась волна взрывов — вряд ли они пробили броню, но наверняка зацепили многих через смотровые щели и бойницы. Одна за другой начали гаснуть осветительные «люстры», и тут же резко усилился обстрел со стороны врага.
Но на наш вагон особо плотно не наседали — похоже, что не посчитали чересчур опасными.
Вот чего я ждал.
— Усилить магическую защиту! — скомандовал я. — Ночное виденье!
«Церберы» потянулись к сумкам с зельями, доставая «катц». Сам тоже на ощупь достал с пояса нужный бутылёк, большим пальцем отковырнул крышку и залпом проглотил зелье.
— Открыть огонь!
Часто загрохотали «фёдоровы» — одиночными и короткими очередями. Манера шоктрупперов садить длинными очередями вызывала у меня натуральное отвращение, так что своих людей я учил так, как когда-то нас учил дядя: у тебя не должно быть лишних выстрелов — каждая пуля должна лететь туда, куда нужно.
…Райнхард, как сильно ты был бы мной недоволен? Ты учил нас, как убивать гейстов, а я использую это, чтобы убивать людей…
Броня вагона заскрежетала — противник пытался проломить наложенные защитные чары. Сила в удар была вложена приличная, но сработали слишком грубо, да и мои маги дополнительно усилили отрицающие схемы.
Не достигнув желаемого, враг просто закидал нас огненными заклятьями, но без особого толка.
Впрочем, прямо около меня на пол вагона свалился воющий от боли пулемётчик, которому огонь через смотровые щели сильно обжёг лицо. Я перескочил на его место, взялся за рукоятки станкача — старенького «шварцлозе». На всякий случай выставил прозрачный силовой щит перед смотровыми щелями и перестроил заклинание поиска в чары дальновиденья.
Вжал спусковую пластину, и перед башней расцвёл внушительный цветок дульного пламени — издержки короткого ствола «шварцлозе». Причесал позиции врага длинной очередью, а затем начал бить короткими. Правда, лента довольно быстро кончилась, новую искать и заряжать я не стал, а просто продолжил наблюдение.
Враг, скорее всего, рассчитывал, что в засаду попадётся обычный транспортный состав, но уж никак не блиндированный бронепоезд. Так что теперь они оказались в такой же ситуации, как в шутке про мужика и медведя — «а он меня не пускает».
Но садят, конечно, знатно. Явно не просто банда маргиналов — тут и пулемёты, и автоматы, и маги, причём не ниже уровня восьмого-седьмого…
Ладно, это всё, конечно, безумно интересно, но пора бы и заканчивать.
Я сжал висящий на груди корректор, нажатием клавиши отправляя кристалл АДа в конвертер. Мягкое жужжание раскрутившейся механики, перемоловшей кусочек синтетического Праха, и по телу пробежала приятная волна.
В принципе, я уже могу нормально обходиться без корректора, но с ним всё-таки проще. А что для работы артефакта требуется куча Праха, так Пакт не только хорошо и вовремя платит, но и обеспечивает всем необходимым…
Схема усиленного «фойершторма» развернулась легко и без всяких проблем — заклинания назубок я знал уже подростком, но вот ёмкость клетки долго не позволяла творить что-то серьёзное…
Но нужно открытое пространство — из-под брони, защищённой магией, такое лучше даже не пытаться бросать.
Я соскочил со своего наблюдательного пункта, быстро прошёл до тамбура, распахнул бронированную дверь, но сам благоразумно спрятался за углом.
Активировал схему, влив в неё энергию. Короткий жест, и в сторону предполагаемых позиций противника улетает шар зеленоватого огня.
Вспышка.
И на землю обрушивается ослепительный дождь, где вместо капель воды — огненные искры, прожигающие плоть до костей. Что-то вроде новомодных фосфорных бомб, но такими заклятьями Винтеры жгли тварей ещё сотни лет назад…
Послышался вой сгорающих заживо людей; стрельба с левого фланга моментально утихла. И почти одновременно с этим враг на правом фланге начал отступать, впрочем, не переставая вести огонь.
Вот и славно…
Я вернулся обратно в вагон.
— Разумовский, возьми второй взвод и организуй преследование. Всех можешь не ловить: добудь пару языков — хочется понять, с какими уродами нам придётся здесь иметь дело.
— Есть, экселенц, — кивнул мрачноватого вида темноволосый парень. — Взвод, ко мне!..
А я в это время присел на жёсткую скамью и, не слишком обращая внимание на продолжающуюся вокруг суету, достал из внутреннего кармана плаща портсигар. Вытащил сигарету, щёлкнул пальцами, высекая искру. Подкурил, затянулся… Поморщился.
Прахом и патронами Пакт обеспечивает хорошо. А вот табак у англов откровенно поганый…
…И тут я снова проснулся.
Справа от меня спала Хильда, завалившись на моё плечо и бессовестно пуская слюни на плащ. Слева уютно улеглась Вилли, используя вместо подушки мои колени.
За окнами вагона в закатных лучах солнца проносились телеграфные столбы — мы возвращались обратно в Чердынь.
Обернулся на соседний ряд — нет, никаких сгустившихся теней, ничего подобного… Но на душе всё равно было неспокойно.
Я мягко освободился от сестёр, которые немедленно обнялись меж собой и продолжили дрыхнуть.
Вышел в тамбур, приоткрыл дверь, вдыхая пахнущий дымом и гарью набегающий воздух, а затем…
Мир моргнул и выгорел.
Пылающий лес и багровое зарево на весь горизонт, где в облаках дыма и пепла ворочаются чьи-то исполинские тени.
И всё вновь пришло в норму.
Я, будто сомнамбула, достал из внутреннего кармана плаща трофейный портсигар, достал сигарету. Привычным движением смял бумажный мундштук; щёлкнул пальцами, создавая между них небольшой огонёк…
И так и остался стоять с зажжённой папиросой в пальцах.
Ведь я никогда не курил, не пробовал и даже не испытывал желания попробовать. Сейчас — в том числе. Или лучше сказать: сейчас — в особенности.
— Всё страньше и страньше… — пробормотал я.
Сигарета неожиданно вспыхнула в руке, в нос ударил знакомый запах сгоревшего чёрного пороха, а окружающий эфир дрогнул от резкого выброса энергии.
Я на одних рефлексах поймал и втянул её, ощущая приятное покалывание в пальцах. Посмотрел на дымящуюся картонную гильзу, которую распотрошило при возгорании пороха.
Надо же. Прямо как дядя рассказывал… всего несколько дней назад? А кажется, будто уже столько времени прошло…
Убрал портсигар обратно в плащ — может и пригодится ещё эдакая шпионская приблуда…
На горизонте уже виднелись огни — мы возвращались в Чердынь.
