По лестнице станции метро «Георг V» рядом с «Лидо» я поднялся около девяти тридцати. Елисейские поля бурлили. Я заметил на обочине розовый кабриолет «Кадиллак Эльдорадо». Здоровая зверюга. То, что надо. Только цвет не тот. Слишком яркий. Чтобы прошвырнуться по Этуаль и посмотреть, что еще есть в наличии, времени хватало. Если ничего не найду, рискну взять «кэдди» – если он еще останется. В основном мне попадался никчемный европейский металлолом: жалкие «фиаты», «рено», «боргварды», «дофины» и прочий мусор, который я не мог даже опознать. Каждая третья машина оказывалась банкой из-под сардин – «Ситроеном Дё-Шево». Почему бы сразу не делать их из фольги и фантиков жвачек?

Начало моросить. Вокруг раскрывались зонтики, в ночи расцветали черные цветы. Я поднял воротник к шерстяной шапке, крепко прижимая сумку к боку под правой подмышкой. То, что под дождем по тротуару будет бродить меньше прохожих, мне же на руку. Розовый «Эльдорадо» я видел за квартал – он поблескивал в сумраке, будто фурункул на носу Мисс Америки. Чего я и боялся. Время истекало. Дареным железным коням в зубы не смотрят.

Я ждал момента. Прошло полчаса с тех пор, как я в первый раз заметил «Кадиллак». Кто знает, сколько он уже простоял, или когда вернутся владельцы? И тут подъехала большая черная машина, припарковалась на другой стороне засаженного деревьями пешеходного островка – напротив «Лидо». «Олдсмобиль Супер 88» купе 55-го. Как по заказу. Удачный день не закончился на скачках. Щуплый мужчина в сером пальто «Честерфилд» вышел и обошел машину, чтобы открыть пассажирскую дверь для платиновой блондинки с лисьим боа. Они заспешили через морось по внутренней дорожной полосе к ночному клубу.

Я следил, как они исчезли, и прогулочным шагом перешел на пешеходный островок. Обстановка казалась идеальной. Деревья, расстояние и сам «Олдс» прятали меня от зевак на тротуаре. Вдоль Елисейских полей мчался дорожный трафик. Кто обратит внимание, как какой-то парень садится к себе в машину?

Рядом с дверцей со стороны водителя я взглянул на машины, двигавшиеся в обоих направлениях, и достал из наплечной сумки пару резиновых перчаток. Расстегнул бушлат, залез под него в мешок «Триб», достал шпатель и вешалку. У машины не было центральной боковой стойки, и лезвие шпателя легко проскользнуло между двух окон. Я слегка отогнул переднее, просунул в щель вешалку. Спустя миг заарканил проволочной петлей кнопку блокировки. Вытянул в незапертую позицию. Оказался в «Олдсе» меньше чем за минуту.

Закинув сумку на пассажирское сиденье из красно-черного винила, я заметил поблескивающий в уголке клатч в серебряных блесках. Дама забыла свою сумочку. Плохие новости. Как только ей приспичит покурить или понадобится помада, любовничек помчится сюда. Работая быстро, я достал из холщовой сумки отвертку и резиновый молоток. Вставил кончик отвертки в гнездо зажигания на приборной доске и постучал по рукоятке молотком, вгоняя поглубже в скважину.

Вот и все. Я резко вывернул отвертку налево и нажал на педаль газа. Восьмицилиндровый здоровяк тут же отозвался. Любовничек держал своего скакуна в идеальном порядке. Лучше того – бензобак оказался полным почти до краев. Я включил фары и дворники, тронулся, просигналив о левом повороте, и влился в дорожное движение.

За несколько минут до одиннадцати я припарковался на правой стороне рю Сен-Венсан – на середине холма, напротив маленького городского виноградника. По бокам однорядной улицы хватало свободных мест. Побольше машин сгрудилось рядом с «Лапан Ажиль» внизу квартала. Я встал в двух метрах от «Фольксвагена Жука» и выключил фары, оставив мотор на ходу. Восьмицилиндровый двигатель урчал тихо, как спящий котенок. Я тихо включил радио и приоткрыл окно, чтобы закурить. Вытащил из заднего кармана фляжку и приготовился к очередной слежке. Французские песни по большей части были сопливым фарсом – сплошные аккордеоны и разбитые сердца. Время от времени ставили песенку с родины. Приятным сюрпризом стали Попс и Элла с их «April in Paris».

За первые полчаса по тротуару не прошел никто. Ни единого собачника. Окна в домах справа были темными. Квартал казался призрачным. Единственным признаком жизни служило свечение из «Лапан Ажиль» у подножия холма. Где-то через пятнадцать минут мимо проехала машина в направлении кладбища на противоположной стороне Соль. Через миг она завернула за угол и скрылась из виду. Обстановка была ровно той, на которую я надеялся.

Около 23:30 я заметил, как по противоположной стороне рю де Соль идет кто-то в сером пальто. Это был Стерн. Я следил, как он плетется, словно неудачник без единой надежды в жизни. На углу он свернул налево и поднялся в тень скверика, как я и предугадал. Я выключил радио. Этот момент я любил. Тихое ожидание. Хищники в тенях. Вообще-то даже смешно. Стерн следил за кабаре, пока я следил за ним. Причем тупой ублюдок ни сном ни духом.

Через несколько минут я увидел, как в сквере вспыхнула спичка. Стерн закуривал. Дурень даже не думал это скрывать. Я тоже проводил время за курением. Прикуриватель приборной доски незаметен в темноте. Папиросы я прятал в кулаке, как учили в армии. И от бычков избавлялся по-военному: разбирал, высыпая табак в окно и отправляя по ветру скатанную бумажку. Не хотел оставлять в пепельнице ничего американского.

Мимо по Сен-Венсан прокатила еще одна машина. По одной каждые полчаса, как по расписанию. Придется ставить на это и надеяться, что удача все еще со мной. За несколько минут до полуночи я завел свой здоровый «88», вывел на улицу с выключенными фарами. Левая нога топила педаль тормоза, пока я выжидал. Прищуренные глаза, сосредоточенные на подножии холма, каждые несколько секунд перебегали к зеркалу заднего вида, выглядывая посторонние машины.

Не нужно было сверяться с часами, чтобы знать, во сколько Стерн выступил из теней. Он медленно и решительно спускался по ступенькам сквера. Я отпустил тормоз, и «Олдсмобиль» покатился под горку, пока я надавил на акселератор. Не хотелось заводить мотор и предупреждать неторопливого лейтенанта. Копы не спешат заламывать беспечного подозреваемого. Любят, чтобы на их стороне была неожиданность.

Стерн дошел до середины перекрестка, и я вдавил педаль в пол, пробуждая все 200 с гаком лошадиных сил. Спидометр подскочил за шестьдесят. Когда легавый услышал приближающуюся машину, он уставился в моем направлении, а его уродливую рожу озарил шок. В этот момент я включил дальний свет. Передо мной блеснула скользкая от дождя брусчатка. Стерн в свете фар прирос к месту, одурев, как олень на проселке. Я врезался точно в него, выжимая под сто. Стерн перекатился через капот, разрывая пальто о фигурку истребителя «Сейбр», потом его голова врезалась в лобовое стекло с влажным «бум» и тело улетело направо.

Я ударил по тормозам. «Олдс» занесло, он пошел юзом по мокрой улице. Остановился напротив кладбищенской стены где-то в тридцати метрах от смятого тела Стерна. При других обстоятельствах я бы сдал назад и переехал его, чтобы закончить дело. В этот раз все должно было выглядеть как дорожный несчастный случай. Я сдвинул рычаг переключения передач на парковку, достал из холщовой сумки ту самую трубу, вышел из «88-го». Раздалось далекое эхо шагов. Берроуз и его приятель в панике драпали вниз по рю де Соль. Пока я шел к Стерну, звуки их побега затихли. Далеко во дворе лаяла невидимая собака. Из «Лапан Ажиль» доносилась приглушенная клавишная музыка и нестройная песня. Такие счастливые ночные звуки.

Стерн лежал ничком, вывернув голову в расплывающейся луже крови. Из его носа распускались прозрачные кровавые пузыри. Он еще дышал. Я огляделся, убедившись, что остался незамеченным. Из кабаре никто не вышел. На улице не загорелось ни единое окно. Где-то в ночи грохотали невидимые машины. Я наклонился над Стерном, согнув колени, как игрок в кости в подворотне. Другого удара у меня не будет. Перехватив трубу обеими руками, я со всей силой обрушил ее на висок Стерна. Раздался звук, будто я бил по тыкве бейсбольной битой. Музыка для моих ушей. Довольно этот сукин сын висел у меня на хвосте. Я смотрел, как медленно сдувается огромный пузырь на левой ноздре.

Возвращаясь к урчащему «Олдсмобилю», я жалел, что не могу еще раз дать по башке Стерну. Один удар все еще покажется несчастным случаем. Второй точно будет подозрительным. Я знал, что он уже мертв, но какая разница? Быстрый осмотр капота показал, что фары не разбиты. Единственное повреждение – круглая вмятина там, где свесилась эмблема «Олдса». Из-за черной краски ее было не разглядеть. Большая паутина трещин на правой стороне лобового стекла уже служила поводом для волнений. У нас дома за такое останавливают.

Пора пошевеливаться. В «Олдсе» я завернул окровавленную трубу в старое полотенце, перевел рычаг передач и завернул за угол погоста на Сен-Венсан. Прикинул, что убийство Стерна заняло не больше пары минут. Хотелось быстро избавиться от «Олдса», но не слишком близко к Монмартру. Темные ночные улицы стали моим убежищем. Петляя к востоку от рю Коленкур, я придерживался разрешенной скорости. Любовничек наверняка уже заявил об угоне. Большая американская хреновина в Париже бросается в глаза. С разбитым стеклом было только хуже. Не помогало и незнание этой части города.

После четверти часа в блужданиях я наткнулся на бетонный пустырь – зону железнодорожных депо и складов. Каким-то чудом нашел некий Импассе дю Кюре, уходящий в склады. Он выглядел идеально – заброшенным и ветшающим. Я припарковался в заднице мира, выдернул отвертку из зажигания и забрал вещи. Перед тем как выйти из тупика, запер «Олдсмобиль», как образцовый гражданин.

На углу свернул налево, снимая латексные перчатки. Единственное, что здесь намекало на человеческое присутствие, – лязг сцепки невидимых товарных вагонов вдалеке. Ночь пронзил свисток локомотива. Си-бемоль. Скоро я нашел дорогу на улицу Маркса Дормуа – вымершую, как призрачный город. Ни единого такси. Моя вторая большая ошибка. Не продумал, где бросить спертый рыдван. Через несколько кварталов район сменил характер. Молодые люди в мрачных подъездах. По витринам ползла арабская вязь. Я прошел пару кафешек, открытых допоздна. Заглянув, заметил, что все посетители – мужчины. Пили кофе или чай. Без вина или чего покрепче. Сам того не зная, я попал в чужую страну, уже не Францию.

Продолжая идти, я почувствовал, что за мной следят. Оглядываться через плечо не понадобилось. После стольких лет работы частным сыщиком у меня появилось шестое чувство. Еще одной моей ошибкой оказались бабки. В одиночку, в незнакомом краю, с двадцатью косарями на поясе. Я расстегнул пальто. Чтобы ствол был под рукой. «Смит-Вессон» – это пять патронов, плюс два в «Дерринджере». Должно хватить. Прострелишь колено одному ублюдку – и остальные разбегутся, как тараканы на свету.

– Savez-vous où vous êtes? – окликнул голос с проезжей части.

Я оглянулся и увидел, как ко мне подъезжает грузовой фургон среднего размера. Водитель перегнулся к окну через сиденье. Он спрашивал, знаю я ли, в какую глушь меня занесло.

– Perdu, – я ответил, что заблудился.

– Entrez, – сказал он, открывая пассажирскую дверь. – Cherchez et vous trouverez.

Водитель сказал что-то вроде «ищите и обрящете». Я обернулся на четырех смуглых молодчиков, которые следовали за мной. Они встали на месте, буравили глазами, ожидая, что я буду делать.

Я хотел убить их всех. Жаждал. Как славно видеть их тела, разбросанные по тротуару. Вместо этого я прошипел «Fous le camp!» – велел им проваливать, – и забрался в кабину грузовика.

Пока мы ехали на юг, водитель объяснил, что я забрел в район, настолько заселенный алжирцами, что на этих людных улицах скрывался штаб Фронта национального освобождения. Я заблудился в зоне боевых действий. Водитель сказал, что мы проезжаем большой железнодорожный терминал Гар-дю-Нор, и я попросил высадить меня. Поймаю такси до площади Республики, сказал я. Это я продумал заранее, чтобы таксист не запомнил, как отвозил меня в отель Стерна после полуночи.

– Pas de probleme, – ответил водитель и выпустил меня в центре площади, у высокой бронзовой статуи женщины с оливковой ветвью. – Marianne! – крикнул он перед тем, как умчаться. – Symbole de la république!