Ночь я снова провел с Бижу. В основном наши постельные разговоры касались недавних событий. Ей хотелось знать, повидал ли я в итоге отца Гюстава.

– Mais oui, chérie, – ответил я.

– И встреча прошла успешно?

– Я получил все, на что надеялся, и куда больше.

Она не стала выпытывать еще, а я придержал самое интересное. Я знал, что она уже слышала про нарезку пальцев. По вуду-телеграфу новости разносятся быстро. А на экспрессе черной магии, может, и того быстрее. Я же отснял целую катушку и попросил таксиста доставить меня в ближайший магазин фотографических принадлежностей. Я знал, что мне нужно, потому что Эрни Кавалеро был ярым поборником самостоятельной проявки. «Это же улики, – приговаривал он. – Вот ты пошлешь отпечатки пальцев, которые только что снял, на анализ в аптеку?» В нашей конторе туалета не имелось – делили удобства со всеми мелкими предприятиями на этаже, – так что, если мы имели дело с пленкой, я превращал в темную комнату сортир в своем номере в «Челси». То же самое я провернул в парижском домике.

Поджидая, когда высохнет пленка, я заглянул в еще один ресторанчик в списке консьержа из «Вандома», – «Лаперуз», храм высокой кухни аж о трех звездах «Мишлен» на набережной Великих Августинцев. Я в красках поведал Бижу о своем ужине и дружбе, которую завел с седовласым владельцем, Рожером Тополински; он оказался не менее любезен, чем Морис Шевалье, как только услышал, что я – Джонни Фаворит. Выяснилось, что Топо – не просто гений-ресторатор, но и еще говорит на шести языках – в том числе рубит в латыни, – играет на скрипке и имеет слабость к американскому джазу. По его настоянию я спел случайную выборку из джазовых стандартов под его скрипичный аккомпанемент.

Пустив ход свои уловки, Бижу уломала меня остаться на следующее утро для petit déjeuner. Пока мы пили кофе и ели круассаны с джемом из черной смородины, она ничего не говорила, а только по-кошачьи улыбалась, довольная и безмятежная. Я чувствовал, как на мне затягиваются ее мягкие шелковые узы. Надо быть начеку. А то это начинало нравиться.

Ванная у Бижу была не ванная, а Тадж-Махал. Я насладился душем, потом побрился. Вспоминая о жалкой лоханке в коттедже, чувствовал, что к такому можно и привыкнуть. Вернувшись в двубортный костюм, я выглядел на миллион баксов. Бижу прильнула ради прощального поцелуя.

Свежо и прохладно – идеально для утренней прогулки. Я нашел дорогу до рю Сент-Оноре. Мне нужны были кое-какие канцелярские товары, и я нашел дорогой papeterie – купил в нем красный сургуч и большой конверт кремового цвета.

Десять минут бодрым шагом – и я уже был в «Гарантийном трасте Моргана». В комнатушке наедине со своей депозитной ячейкой убрал проявленную пленку и забрал еще косарь. Разменяв деньги на франки, я прошел площадь до «Вандома», спросил на стойке, нет ли для меня почты. Клерк передал розовый конверт с монограммой, источавший аромат парфюма.

Вернувшись на улицу, я закурил «Лаки» и вскрыл надушенное письмо. На розовой бумаге была вытиснена та же изящная монограмма-розетка, что и на конверте. Я разобрал в переплетающемся вензеле инициалы ЭРМ. Письмо было написано зелеными чернилами, слова вибрировали на розовой бумаге. Если читать между строк, то короткая записка Элизабет Монтебланко становилась несчастным любовным посланием Уоррену Вагнеру-младшему. Сообщив, что ей ничего не известно ни о докторе Цифере, ни об Эль Сифре, благоуханная ЭРМ заключала: «Прошу, передайте мистеру Вагнеру, как мне было приятно проводить время в его обществе. Кратчайшие удовольствия часто оказываются самыми памятными».

Я перечитал письмо, развеселившись от мысли о том, что абсурдный коротышка Уоррен Вагнер-младший мог быть горячим любовником. Вызвал такси, которое высадило меня на входе во внутренний двор у Сен-Жермен. Надолго я в коттедже не задержался. Снял контрольки негативов с бельевой веревки в ванной, один лист положил в сумку, второй – в купленный конверт. Ослабляя виндзорский узел на галстуке, я лыбился при мысли о своем следующем выкрутасе. Расстегнул пару пуговиц и снял свой золотой медальон. Я впервые баловался с сургучом. Он пузырился и капал на клапан конверта, скапливаясь, как алая лава. Я вдавил медальон в растаявший воск. Тот оставил идеальный оттиск.

Я направился к особняку архиепископа и прибыл к дому номер 32 на Барбе-де-Жуи меньше чем за десять минут. Нажал на кнопку с надписью Diocèse de Paris сбоку от главных ворот, и меня пропустили. Осмотревшись заранее с крыши, я знал, чего ожидать, и прошел по двору к главной резиденции. Позвонил в очередной звонок у входа, и серый человек в сером костюме впустил меня в просторную приемную, обшитую каштановыми панелями. Этот мрачный господин спросил что-то на скорострельном французском.

– Я пришел к кардиналу, – сказал я по-английски.

Похоже, сработало. Призрачный прислужник молча провел меня по широкой лестнице, накрытой ковром, в холл на втором этаже. Открыл тяжелую дверь из красного дерева и пригласил внутрь. Из-за массивного стола на меня уставился без выражения худой молодой священник в простом черном облачении. На стене за его спиной висел такой здоровый дубовый крест, что на нем можно было распять обезьяну. Я подождал, пока он заговорит. Но дождался только пустого невыразительного взгляда. Вот оно как на исповедях-то.

– Мне бы кардинала Латура на пару слов, – сказал я по-английски. Не хотел, чтобы что-то потерялось при переводе.

– У вас назначено? – Священник знал, что ничего у меня не назначено. Медленно открыл большой ежедневник в красной коже, чтобы это подчеркнуть.

– Вот мое назначение. – Я передал священнику большой кремовый конверт с жирной красной печатью.

Он деликатно взял его самыми кончиками пальцев.

– Чего сидишь, – прорычал я. – Отнеси ему.

– Боюсь, у его преосвященства сегодня чрезвычайно плотный график. – Священник избегал моего яростного взгляда.

– Отнеси ему сраный конверт!

– Вы мне угрожаете?

– Я говорю, что если хочешь сохранить свою синекуру, то лучше отдай кардиналу конверт tout de suite.

– Ну хорошо, – сказал он, поднимаясь с неприкрытыми колебаниями. – Подождите здесь, пожалуйста.

Он вошел в дверь в нескольких шагах от стола и скрылся, закрыв ее у меня перед носом. Я ждал где-то минуту, пока священник не вернулся.

– Его преосвященство примет вас немедленно. – В его тоне, когда он придержал для меня дверь, звучало строгое неодобрение.

Я услышал, как дверь за спиной закрылась. Войти в напыщенный кабинет из спартанского предбанника было как подняться на сцену. Я неторопливо оценил обстановку. Ровно посередине стоял огромный стол из красного дерева с орнаментальной резьбой – словно средневековая кафедра. За ним сидел кардинал и рассматривал обзорный лист негативов, хихикая громче, чем пошлый алтарный служка, который прячет порнушку в гимнарии. За ним были раздвинуты насыщенно багровые шторы, демонстрируя французские двери, выходившие на маленький балкон над садом.

Архиепископ поднял взгляд. На нем была простая сутана с красными пуговицами и кантом.

– Добро пожаловать, мистер Фаворит, – прошептал он с хрипотцой на идеальном английском. – Я ждал вас. – Латур показал на мягкое кресло перед столом.

– Да уж. Слухи расходятся. – Я сел, все еще озираясь.

Внимание привлек алтарный триптих, изображавший, как в ад низвергаются средневековые души. Гротескные монстры пожирали обреченных на лету.

– Или вас лучше называть мистер Либлинг? – Скрипучий шепот кардинала звучал так тихо, что пришлось наклониться к нему.

– А вы, смотрю, подняли подноготную, – сказал я.

Латур что-то пробубнил в ответ. Я не понял.

– Погромче. Ничего не слышно.

– Невозможно, – прошептал кардинал, постучав пальцем по шраму на горле. – Операция на связках.

– В чем была проблема?

– Рак пищевода.

– Вам повезло.

– Везение тут не при чем. Как вам хорошо известно, мистер Фаворит, Темный владыка вознаграждает преданных слуг. Тем, кто верует, воздается стократ.

– Да? Ну, я верю в себя. Вот моя вера. Могу понять, как вы раскопали сведения на Джонни Фаворита. В свое время обо мне много писали. Но откуда вы знаете, что на самом деле меня зовут Либлинг?

– Матушка Церковь добилась высот в ведении учета, – прошептал кардинал. – Мы каталогизируем мучеников, обновляем список запрещенных книг, отмечаем дни святых в календаре, а когда брошенный сирота поднимается из неизвестности и добивается великого успеха, как будто благодаря одному лишь таланту, – мы этого не забываем. Как любопытно узнать, что талантливый мальчик еще и поклоняется Сатане.

– Ну точно, сделали домашнюю работу.

– Любым своим успехом я обязан усердию.

– Хватит уже! Мы оба знаем, что вы такой же дьяволопоклонник, как и я.

Кардинал Латур побарабанил пухлыми пальцами по обзорному листу.

– Именно. Почему бы не перейти к делу? Сколько хотите за пленку?

Пришла моя очередь хихикать. Он думал, все дело в шантаже.

– Ни единого су, – сказал я. – За эти фотографии я буду выдаивать из вас информацию, когда захочу.

– Информацию?..

Я достал фотографии Цифера из сумки и положил обе перед Латуром, наблюдая за малейшей реакцией. Я в этом хорош. Латур не дрогнул и мускулом.

– Знаете этого персонажа?

– Нет, – покачал головой кардинал.

– Этот слева зовет себя Эль Сифр. У фокусника есть и другие имена – доктор Цифер и Фра-Дьяволо.

– Никогда в жизни не видел этого человека. В любой его версии.

Я не был готов так легко ему поверить.

– Вы еще можете его встретить, – сказал я. – Вы вращаетесь в одних и тех же кругах. – Дорогим пером Крузмарка я написал на обратной стороне фотографии Эль Сифра телефон café-tabac. – Позвоните по этому номеру, когда его увидите. Если постараетесь в поисках Цифера хотя бы вполовину так же, как когда узнавали обо мне, мы найдем его в un clin d’oeil. – Я не знал, понял ли Латур мой свежевыученный французский. – Буду время от времени проведывать, узнавать о прогрессе. И проследите, чтобы ваш наглый секретарь передавал о моих звонках. Я наверху вашего списка. Когда захочу нанести визит – бросайте все дела.

– У вас будет немедленный доступ в любой момент, мистер Фаворит, – ответил кардинал. – Не могу обещать результатов «в мгновение ока», – сказал он, подмигнув мне. – Но сделаю все возможное. Потяну за все ниточки. Так у вас говорят?

– Oui.

– А… пленка?

– Пока в безопасном месте. Найдите доктора Цифера – и она вся ваша.

Кардинал Латур перевернул обзорный лист.

– Не торопитесь, мистер Фаворит. – сказал он, доставая ручку из ониксового канцелярского набора на столе. – Это для вас. – Он нарисовал на тыльной стороне листа сложный геометрический узор, демонстрируя навык, который приходит только после долгой практики. – Благословение архиепископа Парижа. – Латур набросал под рисунком пару строк и сдвинул лист мне. – Vade in pace.