Мне приснилось, как Епифания пляшет голой в Центральном парке. Кровь сбегала у нее по груди, пока она кружилась в неистовом бамбуше среди распевающей толпы. Во сне она сжимала не обезглавленную курицу. Вытянутые руки держали за волосы отрезанную человеческую голову, и кровь брызгала на ее лицо, охваченное экстазом. Это была моя голова. После кошмаров я обычно просыпаюсь в холодном поту, с застрявшим в горле немым криком. В этот раз я хохотал до колик. Серьезно. Во сне болтающаяся окровавленная голова завывала от маниакального смеха. Я проснулся и обрадовался, что котелок еще сидит на плечах.

Я незамедлительно приступил к работе. Во-первых, убрал светлый парик к остальным в обувную коробку. Парики венчали список заноз в заднице. На большинстве голов, которые покатились во время Террора, были парики. Хватит их с меня. Я выполнил простые инструкции на упаковке краски для волос «Мисс Кэрол», которую купил в Хартфорде. Краска избавила от потребности в парике. Фотография в паспорте была годовой давности. Поход в парикмахерскую объяснит любую разницу.

Сидя за столом в ожидании, когда высохнут волосы, я вставил лист отельной бумаги в печатную машинку, которую вчера вечером попросил у консьержа доставить в номер, и приступил к первому из нескольких писем, начиная с трех парижских адресов из книжки Уоррена Вагнера. Все письма, по сути, были одними и теми же: дескать, я сотрудник Вагнера, в городе по делу, надеюсь, что мне помогут связаться с Луи Цифером. Все пять писем я подписал «Джон Х. Фаворит» и планировал вложить в конверты копии фотографий и доктора Цифера, и Эль Сифра, когда заберу их в лавке.

В двубортном пиджаке с аккуратным платочком и красным фуляровым галстуком на виндзорском узле я был готов к встрече с любым напыщенным банкиром. С пятизарядником на ремне я был готов в принципе ко всему. Все-таки я не ждал корраля «О-Кей».

Я попросил консьержа в вестибюле забронировать столик в «Ритце» на обед, ровно в час, и порекомендовать хорошего местного стоматолога, который говорит по-английски. Надо было заменить временные коронки чем-то понадежнее. Я не упомянул о том, что меня били по лицу. Он сказал «oui» на обе просьбы, ответив, чтобы я обратился к Мишелю – старшему официанту в «Ритце» – и что сведения о стоматологе будут позже сегодня днем. По дороге к дверям я прихватил халявный зонтик из бронзовой стойки.

Вход в «Гарантийный фонд Моргана» в доме № 14 более-менее не отличался от остальных арок вдоль единого фасада, окружающего Вандомскую площадь. Не больше шика или формальности, чем у «Герлена», «Скиапарелли» или «Карон». Внутри было довольно душно и чинно, как во всех пафосных банках в мире. Я сказал джентльмену в сером костюме-тройке, что хочу снять депозитную ячейку, и тут же завертелись шестеренки эффективности. За солидным письменным столом я предъявил для официальной инспекции паспорт и заполнил с помощью переводчика несколько бланков. В аптечных очках мелкий шрифт читался на ура.

Все было в порядке. Мне дали ключ. На вопрос, хочу ли я поместить в ячейку какие-то ценности, я ответил «уи», и меня сопроводили в приватное помещение со столом и стулом. Банковский клерк ушел и тут же вернулся с металлической депозитной ячейкой продолговатой формы. Поставил на стол и удалился. Я повернул в замке свой новый ключ. Открывая крышку, так и ждал, что найду внутри какой-нибудь неприятный сюрприз. Но контейнер был пуст, как моя душа. В него я положил бархатный мешочек с серебряной монетой. Повесив пиджак на спинку стула, я расстегнул рубашку, не снимая галстук. Достал все четыре пачки денег из пояса. Прихватив пять сотен на карманные расходы, остальное скинул в ящик, снова надел пиджак и вызвал звонком охранника.

Перед уходом из мраморных чертогов «Гарантийного фонда Моргана» я разменял американские бабки на лягушачьи. Вышло около двух с половиной миллионов франков. Я убрал свои кровные в сумку, пока джентльмен в костюме-тройке отступил и поблагодарил меня за сотрудничество с банком. Я сказал, что этот банк мне порекомендовал друг. Луи Цифер. Я напустил на себя лучший эстрадный шарм. Когда говорил, получилось что-то вроде «Лои Тсифэ».

– Он здесь получает почту. Знаете его?

– Простите, мсье. Наша политика – не раскрывать имена клиентов.

– Прямо как у меня, – ответил я и свалил.

Я пробрался через парковку, забитую лимузинами, на другой конец площади и прочь с нее. Еще пара минут до часа. Сгонял в табачку на углу улицы Капуцинок, забрал сорок снимков, которые заказал вчера, и сложил все в сумку.

«Ритц» находился под № 15 прямо напротив моего банка. «Эспадон» выглядел достойным всех королей, которые здесь отужинали. Роскошные персиково-кремовые стены, длинные арочные окна в золотой и синей драпировке, высокий потолок, расписанный под летнее небо, по которому плывут пухлые облака. Я попросил Мишеля. Ко мне с апломбом посла вышел старший официант в смокинге. Я назвался, и тогда он одарил меня слабым намеком на улыбку.

– Прошу, мистер Фаворит, – сказал он по-английски без акцента, провожая к отличному столику у стены.

Мишель выдвинул стул, а я дал ему банкноту в 500 франков. Мы тут же стали настоящими приятелями. Я заказал комплексный обед за 1300 франков – высшая кухня: европейская солея, разделанная прямо у столика, asperge hollandaise и утонченный овощной салат, да все под бутылочку вкуснейшего «Пуйи-Фюиссе». Вино оплачивалось отдельно. Заодно узнал, как по-французски будет «спаржа».

Уходя, я отвлек Мишеля на пару слов и похвалил обед.

– Вы всегда желанный гость, мсье Фаворит.

Я поблагодарил его и сказал, что я продюсер, приехал в Париж в надежде найти замечательный талант, которого никогда не встречал, а знал только по сценическому имени.

– Возможно, вы его знаете? – сунул я старшему официанту фотку доктора Цифера на пару с очередной банкнотой в 500 франков. С блестящей ловкостью рук банкнота исчезла, пока Мишель изучал фотографию.

– Ах да, – сказал он. – Очень хороший клиент. В последнее время заходит редко. Возможно, я не видел его уже несколько месяцев.

– Вы знаете, как его зовут?

– Конечно. Это мсье Натас. Всегда просит столик в дальнем углу.

Я спросил, как пишется имя, и Мишель черкнул его на обратной стороне своей визитки.

– Просите меня в любое время, когда понадобится столик, – сказал он, отдавая карточку. – Я прослежу, чтобы у вас был лучший.

Вернувшись в «Вандом», я задержался у консьержа и попросил зарезервировать столик на десять часов в «Бароне Самеди». Чтобы успеть, мне нужно было такси.

– Pas de probleme, – сказал он и тут же вернулся к идеальному английскому. – Вам не придется выезжать из Первого округа. Это очень близко. Пятнадцати минут достаточно, – консьерж вручил мне карточку. – Я договорился о посещении стоматолога. Завтра в полдень у доктора Мюсси. Его кабинет меньше чем в трех кварталах отсюда, в шаговой доступности.

У себя в номере я достал телефонный справочник и проверил раздел на «Н», нашел девятерых Натасов, проживающих в Париже. Списал все имена, адреса и телефоны. Некоторые указывались только под инициалами, так что определить пол было невозможно. Какой-то миг я думал их всех обзвонить, но быстро отказался от этой мысли, чтобы сохранить элемент неожиданности.

Пора довести маскировку до совершенства. Прихватив в вестибюле бесплатный зонтик, я направился прямиком в «А. Сулка и Компани». Я где-то читал, что здесь закупались принц Уэльский и Кларк Гейбл. Войдя, сразу понял, почему. Если после продажи души дьяволу будешь захаживать сюда после обеда в «Ритце», то, может, это не такая уж плохая сделка. Лакированные стены из медового дерева светились, как янтарные плиты. На безупречных бежевых ковриках не оставалось следов после мокрой мостовой. Товары ненавязчиво таились в альковах, выставленные на кубах из все того же золотистого дерева. Шелковые галстуки висели длинными ровными рядами, как книги на полке.

Я просто постоял, любуясь видом. Вскоре ко мне подплыл молодой человек, одетый в лучшее, что может предложить магазин, и промурлыкал что-то на французском.

– Вы говорите по-английски? – спросил я.

А как же. Наверное, это только один из его полудюжины языков. Он желал знать, чем может служить. На бледной щеке цвела сиреневая бородавка размером с изюмину. Так и хотелось откусить. Она будет такая же мягкая и вязкая, как жожоба? «И откуда, блин, мне это в голову пришло?» – удивился я. Клерк вежливо повторил вопрос. Отрывая глаза от бородавки, я сказал, что мне нужны рубашки, галстуки, носки, а то и пиджак с туфлями, если есть. На изюмной роже просияла искусственная улыбка, как у шлюхи, завидевшей бумажник клиента перед работой.

В таком солидном заведении и деньги тратить приятно. Меньше чем через полчаса я приобрел пару спортивных пиджаков (из верблюжьей шерсти и из синего клетчатого кашемира), шесть рубашек и галстуков, ворох носков и полдесятка шелковых боксеров, как у Аль Капоне. Все это время я не спускал глаз со сладкоречивого продавца и мечтал сожрать его заживо, цапнуть острыми клыками.

Теперь я знал, что Крузмарк говорил правду. Я съел сердце Гарольда Ангела. Какого-то невинного молодого солдата прямиком из военного госпиталя. Нашел его на Таймс-сквер, в Новый год 1942-го. Двое служак в увале зашли пропустить по пиву. Я подпоил парня и забрал в квартиру в Уолдорф-Тауэрс. Убил в секретной церемониальной комнате. Какой-то черный ритуал по смене душ. Уже не помню, что там было за мумбо-юмбо. Даже не помню, как выглядела моя роскошная хата. Мне помогал Итан Крузмарк. И его дочь Мэгги, моя невеста. На следующие шестнадцать лет я стал Гарри Ангелом. Тайная жизнь топтуна. Не очень-то она мне помогла. Я все тот же старый Джонни, мечтающий впиться в печень этого мелкого типа, пока он показывает пару кашемировых свитеров.

Вместо того чтобы попробовать продавца на зубок, я купил замшевую ветровку на молнии, предвкушая знаменитую весну в Париже. В подсобке я заметил обезглавленный торс манекена, разодетый в шикарный смокинг, и подумал, что однажды в поиске Луи Цифера мне понадобится первоклассный вечерний прикид. Хочешь попасть в его мир – одевайся соответствующе. Полчаса в «Сулке» стоили мне что-то около косаря баксов. 440 тысяч франков. На хрен дьявола. Я только что продал душу маммоне. Аппетитный клерк спросил, где я остановился. Когда я сказал, что в отеле «Вандом», он ответил, что «Сулка» будет рада доставить мои покупки бесплатно. «Tres bien, merci», – ответил я и вышел из магазина.

Все еще моросило. Благодаря галереям зонтик не пригодился. Снова я его открыл, когда повернул налево с Сент-Оноре и прошел мимо своего отеля в другой конец площади. Загул по магазинам только начинался. Консьерж посоветовал универмаг «О Труа Квартье» на бульваре Мадлен, где я хотел купить джинсы, походные ботинки и прочие базовые вещи, а также «Мистраль» – книжный магазин за рекой, где продавались американские газеты.

В такси по дороге обратно в «Вандом» я просмотрел вчерашнюю нью-йоркскую «Дейли Ньюс» – самое последнее издание в продаже. Нашел заметку про агента талантов Уоррена Вагнера-младшего, которого обнаружили зарезанным в мужском туалете в Айдлуайлде. Полиция приступила к расследованию. Надо было прихватить его кошелек, чтобы все напоминало обычное ограбление. Но на меня подозрения упасть не могли. Я продолжал читать. Никаких новостей про погоню лейтенанта Стерна за Гарри Ангелом и ни слова о Деймосе. Ни в одной газете не нашлось некрологов Крузмарка.

У себя в номере я нашел на кровати зиккурат из элегантных тисненых коробок «Сулки». Разбирая коробки и опустошая сумки, я упивался ощущением и ароматом каждого предмета одежды, что вешал в армуар. От них пахло успехом. Тигры узнают друг друга по ярким полоскам и дерзкому мускусу. Богатые и могущественные узнают равных по дуновению дорогого одеколона или покрою одежды. Гарри Ангелу было насрать, что он носит. Для него идеальный галстук – это тот, который без жирных пятен. То, что я теперь именовал армуаром, он звал гардеробом. Фрукт, которым я был четыре дня назад, – обычное быдло.

Я увидел все это вмиг, как в развязке романа Агаты Кристи – все тайны разгаданы, все детальки головоломки складываются. Выше дела Джонни Фаворита Гарри никогда не прыгал. Он был простецким сыскарем: ловил беглых подростков, следил за гулящими супругами, откупался от шантажистов и распутывал грязные узлы каких-нибудь афер. Ангел думал, что понимает в жизни, тогда как был самым последним простофилей: он верил, будто тузы вроде Итана Крузмарка – это просто принаряженные бандюганы с глубокими карманами. Его главной ошибкой было думать, что перед 38-м калибром все равны. Балбес витал в мире фантазий, где дешевые детективы стоят в одном ряду с Рокфеллерами да Вандербильтами. А вот Джонни Фаворит соображал. Знал, что богатеи отличаются от простых обывателей, и хотел проникнуть в их святая святых. Потому-то он – нет, я – и продал свою душу.

Ощупывая новый путевый прикид, я думал, что сделка Джонни почти что окупилась. Он прожигал деньги, продал пару миллионов пластинок, помолвился с дочкой миллионера и готовился к великой соло-карьере. Потом пришли война, амнезия, семнадцать лет чужой жизни – и Луи Цифер. Ни хрена Цифер не настоящий Люцифер. Наверняка какой-нибудь ловкач из моих мракобесных времен. Член моего ковена, или как эта хренотень называется. Я не знал, что он задумал, но он уже сделал мне большое одолжение. Я заграбастал сорок косарей, жил на широкую ногу в Париже и стал прежним собой.

Даже пропащие годы на работе частного сыщика сыграли на руку. Поднаторев в искусстве слежки, я знал, что рано или поздно выслежу и Цифера. Увижу его махинации насквозь. Зачем ему я. Что в этом всем для Цифера. Может быть, по ходу дела набью бумажник потолще. Как только я разберусь, что к чему, как только Цифер выложит мне все как на блюдечке, я его убью.

Около девяти тридцати я оделся к вечеру. Коричневые слаксы с ассортиментом шмоток из «Сулки», лоферы из аллигаторовой кожи, синий клетчатый пиджак, шелковая рубашка цвета насыщенного индиго и бордовый галстук. В зеркале армуара я казался стильным и четким, несмотря на 38-й калибр Деймоса на бедре – только лохи верят в удачу, – и на толстый денежный пояс под рубашкой. Наплечная сумка не портила ансамбль. С ней я останусь для всех простым работягой из офиса. Я прочувствовал всю силу метаморфозы. На прошлой неделе я был дешевым шпиком и одевался под стать – мятые костюмы и заляпанные галстуки. Пижон в отражении был звездой. Джонни Фаворит восстал из мертвых.