Я отправился на север, мимо театра «Риальто» к театру «Парамаунт», где раньше в проходах между креслами под Джонни Фаворита плясали девчонки – в те времена их еще никто не звал «бобби-соксерами». Мили неона, миллионы лампочек. Таймс-сквер сияет, как луна. Прогуливаются и глазеют остатки воскресной ночной публики. На Большой белой дороге в час ночи жизнь все еще бьет ключом.

На углу я услышал, как в моем кабинете взрываются пули 45-го. Словно далекие петарды. Оглянулся через плечо и увидел яркое оранжевое свечение в створчатых окнах на третьем этаже детективного агентства «Перекресток». В кабинете колебалось пламя. Ухожу красиво. Никто как будто и не заметил. И черт с ним. Пусть хоть весь дом сгорит дотла.

Я дождался светофора на Сорок четвертой у аптеки «Уолгрин Драг», напротив отеля «Астор», где буквой «Х» пересекались Седьмая авеню и Бродвей. Дойдя до центра перекрестка, я увидел, что в «Критерионе» до сих пор крутят диснеевскую «Спящую красавицу». Дальше по Бродвею, за магазином одежды «Бонд», в новом кинотеатре «Лоус Стейт» с Пасхи ставили «Некоторые любят погорячее» с Мэрилин Монро. Мне и так уже было очень жарко.

Я заглянул за киоск хот-догов «Элпайн» на углу перед отелем «Кларидж» и увидел почтовый ящик. Перешел к нему наискосок через улицу и бросил в щель толстый конверт. Жалко, что Крузмарк уже откинулся и не почувствует суровую руку закона.

Бродвей остался позади. Я шел на восток по Сорок четвертой. После ослепительного света Таймс-сквер мрачная боковая улочка встретила желанной темнотой. В чистом небе висела почти полная луна, ранее невидимая в сиянии главной артерии города. Завернув за угол на Шестую авеню, я вышел к гаражу «Ипподром», где оставил машину. Гараж назывался в честь театра, знаменитого на рубеже веков. В 1920-х здесь на сцене во время выступления Гудини исчез слон. Мое собственное исчезновение не заслужит стоячих оваций. В отличие от трюков фокусника, у меня все было по-настоящему.

Поднимаясь на четвертый этаж по лестнице, я думал над следующим ходом. Двести шестьдесят бачей – лучше, чем ничего. Но если хочется показать класс в стиле Гудини, понадобится намного больше. Мой «Шеви Бел-Эйр» 1953-го стоял в дальнем конце на угловом паркоместе – чтобы имелась защита с одного фланга. Я отпер багажник, забросил саквояж и рыбацкий ящик. Просто обычный мужик собирается отдохнуть на природе. Я достал отвертку и пассатижи и быстренько свернул номера. Самое лучшее время для мелких преступлений – после полуночи. Пройдя пять машин и найдя новенький красный «кэдди» с плавниками, возвышающийся, как космический корабль из «Флэша Гордона», я за три минуты поменял номера.

Проехал один квартал по Сорок четвертой улице на восток до Пятой авеню и свернул на юг. На Сорок второй взял налево, к вокзалу Гранд-Централ. Проезжая его, подумал, как было бы просто сейчас взять и сесть на поезд. Но копы наверняка уже поджидают и здесь, и на Пенн-стейшн. Я проехал мимо Лексингтон-авеню и Крайслер-билдинг, выискивая парковочное место. Нашел без проблем сразу за Третьей авеню. Закрыл «Шеви» и прогулялся обратно на запад, слегка нескладно напевая старый джаз-стандарт Луи Джордана.

Прошел мимо входа в Крайслер-билдинг с Сорок второй улицы, решив, что он закрыт. Почти весь небоскреб был темным. На верхних этажах я видел россыпь светлых окон. Обе вращающиеся двери на главном входе по адресу Лексингтон-авеню, 405, заперли на выходные. Широкий центральный вход из стекла и стали был открыт, и я прошел внутрь. Вестибюль сохранял былое величие даже в тусклом служебном освещении. Тень прятала потолочные фрески. Сияли внутренним огнем стены из красного мрамора. Где-то в это время жадные застройщики планировали снести небоскреб.

Охранник в форме смерил меня из-за стойки подозрительным взглядом. Я сурово уставился в ответ.

– Детектив-сержант Деймос, – рявкнул я, выхватывая кошелек и показывая значок мертвеца. – Приехал по вызову с сорок пятого этажа. Покажите журнал регистрации.

– Кто вызывал…

Я заткнул его злым взглядом.

– Журнал, – сказал я.

– Да на здоровье, – ответил дежурный, двигая ко мне планшет. Я притворился, что изучаю его, потом накарябал какую-то подпись наобум и время прибытия – 1:25.

– Последний лифт в конце. Работает только один, – сказал охранник.

Краткий кивок – и я направился к ряду лифтов. Двери последнего были открыты. Я вошел, нажал на кнопку 45. Правильный этаж я дал охраннику на случай, если он проверит по главной панели оповещения, где я вышел. Моим пунктом назначения была «Судовладельческая корпорация «Крузмарк». Там я и отснял всю ту пленку «Минокс» через два дня после ночевки в больнице Белвью – за что надо было благодарить головорезов, которых натравил Крузмарк, чтобы отвадить меня от поисков. Чем больше меня бьют, тем сильнее разжигают любопытство.

Я был знаком с главой отдела ключей в крупной охранной компании, занимавшейся большинством важных офисных высоток в центре. За ним был должок, так что он дал взаймы на день клюк от сорок пятого этажа Крайслер-билдинг. Перед тем как вернуть по почте оригинал, я сделал копию. Коридоры на верхних этажах казались довольно унылыми по сравнению с пышным вестибюлем: ряды кабинетов, по большей части однокомнатных, за дверями из темного дерева с панелями из матового стекла. Стандартные золотые надписи, обозначающие род деятельности обитателей. Выйдя из лифта, я увидел свет в двух разных кабинетах в длинном коридоре. Это хорошо. Наверное, бухгалтеры заработались в налоговый период. Что только добавит правдоподобия для охранника внизу.

Штаб Крузмарка занимал большой угловой кабинет с внушительными вратами из стекла и бронзы, отчего на ум приходил надежный Форт-Нокс. Мастер-ключ второго уровня открывает любую дверь на конкретном этаже здания. Я вставил свой в замок, и дверь распахнулась, как от волшебных слов Али-Бабы. После двух предыдущих посещений на этой неделе я запомнил схему расположения комнат и быстро прошел в темноте по внешним помещениям до большой двери из красного дерева с бронзовыми буквами: ИТАН КРУЗМАРК.

В личном кабинете Крузмарка включил свет. Все выглядело так, как я оставил в субботу. Миллионер-корабельщик держал в баре превосходный старый коньяк. Я щедро плеснул себе в снифтер с монограммой. В прошлый визит я надевал хирургические перчатки, но теперь мне было плевать на отпечатки.

Первым делом я проверил большой мраморный стол. Не ожидая найти ничего нового, открыл секретный ящик. Он выдвинулся. Пара ручек «Данхилл», «Паркер 38» в футляре с переплетенными золотыми змеями и перо «Ватерман» из стерлингового серебра. Все это штучки недешевые. Я похватал и их, и инкрустированный кинжал из золота и слоновой кости. Достав из-за ремня наволочку, побросал туда добычу.

В кабинете Крузмарка должно быть что-то еще. Я взглянул на французских импрессионистов, украшавших стены. Никогда не был силен в искусстве. Раз только проследил украденного Рубенса от дуплекса на Парк-авеню до забитого хламом подвала в Балтиморе. Как по мне, все эти картины – будто иллюстрации с дешевых открыток. Я понятия не имел, сколько они могут стоить. Наверняка до черта и больше. Слишком объемные, чтобы спрятать под черным пальто. В прошлый визит я уже за них заглядывал.

Из-за зудящей мысли о скрытых сокровищах, которые лежат где-то рядом и смеются надо мной, я прошел по картинам второй раз. Снимал полотна одно за другим. Под третьим обнаружил то, что пропустил в прошлый раз. Геометрический узор на обоях скрывал края сдвигающейся панели. Рычагом служил крючок картины. Я потянул. Панель распахнулась, обнажив компактный стенной сейф. Доверившись интуиции, я покрутил диск направо, налево и опять направо, каждый раз останавливаясь на шестерке. 666. Число Зверя из Книги Откровения. Этому меня научила Епифания. Я потянул за диск – дверца сейфа открылась.

Там я нашел большую пачку налички – где-то сорок косарей по стольнику, – сгреб и в несколько ходок перетащил на стол. От зрелища таких деньжищ в одной куче перехватило дыхание. Я сел и допил бренди. Алкоголь выжег внезапный холодок от восторга. Сперва я планировал пройтись с мастер-ключом по всем незанятым кабинетам сорок пятого этажа, вскрывая ящики с деньгами в надежде наскрести еще пару сотен. Теперь эта канитель не стоила времени. Я уже катался как сыр в масле.

Вернувшись к стенному сейфу, я достал тонкую красную тетрадь с шелковым переплетом, шкатулку из кожи, инкрустированной золотом, и маленький мешочек из черного бархата с какой-то старинной серебряной монетой. Нажал кнопочку на плоском сафьяновом ларце и открыл крышку. Внутри с холодной угрозой поблескивал золотой медальон на золотой цепочке. На украшенном рубинами, изумрудами и розовыми бриллиантами кулоне размером с полдоллара изображалась перевернутая пентаграмма, в которой была выгравирована голова демонического козла. Сатанинское изображение окружали письмена на иврите. Луи Цифер носил на лацкане булавку с точно такой же перевернутой звездой. Я спрашивал его об этом на обеде в прошлый четверг. Цифер сказал, что надел ее вверх ногами случайно, и заявил, что это символ какой-то патриотической организации. «Во Франции, например, я всегда ношу трехцветный значок», – отшутился он.

Я свалил в наволочку всю капусту, медальон в шкатулке, серебряную монету в бархатном мешочке и красную книжицу. Погасил весь свет, и меня тут же окружил бриллиантовый блеск центрального Манхэттена за окнами кабинета. Больше никогда не полюбуюсь этим видом. Я скатал наволочку в тугой сверток и засунул под бомбер. Теперь оставлять отпечатки не казалось такой уж славной идеей. Нашел в личной уборной Крузмарка полотенце для рук и вытер все, чего касался. Закрыв и заперев сейф, я снова развесил картины, прополоснул снифтер и вернул его на зеркальную полочку.

В безлюдном коридоре за мной закрылась стеклянная дверь. Я не пожалел времени на то, чтобы убрать отпечатки с орнаментальной бронзовой ручки в виде трезубца. Полотенце Крузмарка с монограммой отправилось в карман куртки в качестве сувенира.

Ночной сторож сидел, сунув нос в «Наггет», и даже не слышал меня, пока я не подкрался и не побарабанил по стойке.

– Быстро вы, – выпалил он, пряча пошлый журнальчик под стойку, и сдвинул ко мне планшет.

– Много шума из ничего, – ответил я, вызвав у охранника озадаченный вид, пока писал «1:47» в столбце «Ушел» рядом с фальшивым автографом.

Пройдя пешком на восток по Сорок второй, я отстегнул жетон Деймоса от кошелька. Теперь он меня выдавал. Выкинул его в дождевой слив на углу Третьей авеню. Стоило мне подойти к «Шеви», как ко мне подвалил какой-то бездомный забулдыга, протягивая руку за подачкой. Думая на ходу, я стянул с плеч пальто Деймоса.

– Примерь-ка, – сказал я, протягивая пальто и докинув федору до кучи.

Попрошайке одежда шла еще хуже, чем мне: рукава висели до пальцев, шляпа сползла на уши.

– Благодарствую, мистер, – пробормотал он. – А у вас это откуда? – Даже он заподозрил, что здесь что-то не так.

– Распродажа в морге, – сострил я, садясь в машину.

По дороге на север, в Испанский Гарлем, я насвистывал соло из песни «Stardust» Арти Шоу, умудрившись попасть в каждую ноту.