Глава 39
Все время, пока я шел вниз, рука у меня ныла от зверского пожатия Крузмарка.
– Вызвать вам такси, сэр? – спросил портье, прикоснувшись к украшенной галуном шапочке.
– Спасибо, я лучше пройдусь.
Мне было о чем подумать, и беседа с таксистом о житье-бытье, происках мэра или новостях бейсбола не входила в мои планы.
На углу стояли двое. Первый, плечистый коротышка в синей ветровке из вискозы и черном спортивном костюме, был похож на школьного тренера по футболу. Второй был парень лет двадцати с зачесанными назад набриолиненными волосами и умоляюще-влажным взором Иисуса с пасхальной открытки. Он был одет в великоватый костюм на двух пуговицах из блестящей зеленой ткани с подложными плечами и заостренными лацканами.
– Эй, парень! Есть минутка? – «Тренер» быстро пошел ко мне, держа руки в карманах. – Покажу тебе кое-что.
– В другой раз, – сказал я.
– Нет, сейчас. – Из полурасстегнутой ветровки на меня уставилось тупое дуло пистолета.
Видна была только его передняя часть. Двадцать второй калибр. Дядя, значит, силен. Или думает, что силен.
– Это какая-то ошибка, – сказал я.
– Никакой ошибки. Ты – Гарри Ангел? – Пистолет снова исчез в складках ветровки.
– Если знаешь, зачем спрашивать?
– Тут парк есть через дорогу. Пойдем поговорим, где никто не помешает.
– А этот? – Я кивнул головой в сторону парнишки, тревожно следившего за нами своими влажными глазами.
– Он с нами.
Мы перешли Саттон-плейс и спустились по ступеням, ведущим к узкому парку на берегу Ист-ривер. Парень шел следом.
– Здорово придумано: карманы у ветровки вырезать, – заметил я.
– Полезная штука.
Вдоль набережной шла аллея. За железной оградой метрах в трех внизу плескалась вода. В дальнем конце маленького парка седой мужчина в кардигане выгуливал на поводке йоркширского терьера. Он шел в нашу сторону, но медленно, сообразуясь с жеманной трусцой собачки.
– Сейчас, пройдет этот… – пробормотал «тренер». – А ты пока природой полюбуйся.
Парень с глазами Иисуса оперся локтями об ограду, провожая взглядом баржу, идущую против течения по каналу от острова Вэлфэр. Тренер стоял у меня за спиной, раскачиваясь с пятки на носок, как профессиональный боксер. Вдалеке терьер поднял лапку возле урны. Мы ждали.
Я смотрел на узорчатую сетку Квинсборского моста, на безоблачную синеву неба, обрамленную сложным узором балок. Любуюсь природой. День какой хороший. В такой только и умирать. Смотри тихонько в небо, пока не уйдет последний свидетель, и старайся не думать о том, как блестит и струится река под ногами, пока самого тебя с пулей в глазу не перевалят через ограду.
Я покрепче сжал ручку дипломата. От моего тупоносого «Смит-Вессона» проку сейчас никакого. Седой джентльмен с собачкой уже метрах в пятидесяти. Я напружинился и покосился на «тренера». Я ждал, когда он ошибется. Вот он быстро глянул на собачника. Этой секунды мне хватило.
Я размахнулся и со всей силы врезал «тренеру» дипломатом промеж ног, отчего тот заорал с подлинным чувством и сложился пополам. Видимо, при этом он случайно нажал на спусковой крючок: выстрел прожег ветровку, по асфальту чиркнула пуля. Интересно, что звук был не громче чиха.
Терьер, натягивая поводок, с пронзительным лаем рванулся вперед. Я обеими руками схватил дипломат и с размаху грохнул «тренера» по башке. Тот хрюкнул и повалился на землю. Я пнул его под локоть, и кольт «Матч Таргет Вудсмен» с перламутровой, сделанной на заказ рукоятью, вращаясь, отлетел в сторону.
Джентльмен в кардигане замер с открытым ртом. Я обернулся к нему:
– Убивают! Полиция!
Паренек с глазами Иисуса быстро шагнул ко мне, сжимая в кулаке короткую, обтянутую кожей дубинку. Я поднял дипломат на манер щита. Первый удар приняла дорогая телячья кожа. Я попытался пнуть его ногой, но парень, словно в танце, подался назад. Длинный ствол кольта поблескивал соблазнительно близко, но нагнуться за ним было бы слишком рискованно. Парнишка сообразил, в чем дело, и попытался было отрезать мне дорогу, но не успел: я поддал кольт ногой, и тот, скользнув в просвет под оградой, отправился прямиком в воду.
Этот маневр заставил меня раскрыться, и парень врезал мне сбоку по шее тяжелой дубинкой. Теперь уже заорал я. От боли у меня брызнули слезы. Давясь кашлем, я пытался втянуть в легкие хоть немного воздуха. Я как мог прикрывал голову, но паренек имел явное преимущество. Он снизу вверх наискось ударил меня в плечо, а секунду спустя мое левое ухо словно взорвалось. Валясь на колени, я увидел, как седовласый джентльмен в кардигане подхватил своего лающего друга и с воплями устремился вверх по лестнице, ведущей к выходу.
За его отбытием я наблюдал стоя на четвереньках. От боли глаза застилал розовый туман. В голове ревело, как в вагоне горящего экспресса. Потом был еще один удар, и поезд вошел в тоннель.
В темноте остро светились огоньки. Асфальт под щекой был мокрый и липкий. Сколько же я так пролежал? Может, сто лет, как Рип ван Винкль? Нет, единственный действующий глаз наконец-таки открылся, и взору моему предстал все тот же Иисусик, поднимающий на ноги поверженного «тренера».
Сегодня судьба была к нему жестока. Бедолага обеими руками держался за пах. Парнишка торопил его, дергал за рукав, но «тренер» не спеша дохромал до меня и пнул ногой прямо в лицо.
– Получи, гад!
Последовал второй пинок, и больше я ничего не слышал.
Потом я оказался под водой. Я тонул. Но вместо воды была кровь. Целая река крови несла и крутила меня. Дышать было нечем. Я все хотел глотнуть воздуха, но каждый раз рот мне заливала сладковатая кровь. Потом меня вынесло на далекий берег. За спиной ревел прибой. Я пополз вперед, чтобы меня опять не смыло. Руки нащупали что-то холодное и металлическое. Я открыл глаза и увидел гнутую ножку садовой скамейки.
Из тумана надвинулись голоса:
– Вот он. Господи, что они с ним сделали!
– Не боись, друг, все нормально. Теперь все нормально будет. – Сильные руки подняли меня из кровавой лужи.
– Вот так. Теперь откинься. Ага, вот так вот. Не боись, жить будешь. Слышишь меня?
Я попытался ответить, но вместо слов получился какой-то клекот. Я вцепился в ножку скамейки, как утопающий в плот посреди бурного моря. Вдруг кипящий красный туман расступился, и я увидел на голубом фоне честное квадратное лицо полицейского. Двойной ряд золотых пуговиц сиял дюжиной восходящих солнц. Я вперился в значок у него на груди, и через некоторое время мне почти что удалось различить цифры. Я хотел поблагодарить полицейского, но опять разразился клекотом.
– Лежи спокойно, – сказал патрульный. – Сейчас мы кого-нибудь вызовем.
Я закрыл глаза, и тут вступил другой голос:
– Вы понимаете, это было ужасно. Они хотели его застрелить.
И снова патрульный:
– Вы с ним побудьте, ладно? А я найду телефон, надо «скорую» вызвать.
Теплое солнце гладило мое покалеченное лицо. Везде, где приложилась дубинка или ботинок, образовалось по маленькому стучащему сердцу. Я потрогал лицо и не нащупал ничего знакомого. Абсолютно чужая физиономия.
Потом опять послышались голоса, и я понял, что на время отключался. Патрульный поблагодарил собачника, причем выяснилось, что последнего зовут мистер Гротон, и попросил его, когда будет удобно, подойти в участок и дать показания. Гротон обещал быть сегодня после обеда. Я проурчал короткое «спасибо».
– Ничего, все нормально, – сказал патрульный. – Скоро уже скорая приедет.
Карета скорой возникла в ту же секунду, что означало, что я опять вырубился.
– Полегче, – пробормотал санитар и велел напарнику: – Эдди, бери его за ноги.
Я сказал, что пойду сам, и даже попробовал встать, но колени мои тут же подогнулись, и остаток пути я проделал на носилках. Я мало следил за происходящим: какой смысл? В карете скорой помощи пахло блевотиной. Сквозь нарастающий вой сирены я различил смех водителя и его напарника.