Глава 40
Окружающий мир снова возник в форме реанимационной палаты больницы «Бельвю». Серьезный молодой практикант промыл мне раны на голове и заново сшил лоскуты кожи. Он пообещал также сделать, что сможет, с остатками уха. Я был не против: после укола димедрола меня абсолютно все устраивало.
Когда меня везли в рентгеновский кабинет, пришел следователь из районного участка. Шагая рядом с креслом-каталкой, он спросил, знаю ли я тех, кто пытался меня ограбить. Я не стал разочаровывать его и поддержал версию с ограблением. Получив от меня описание внешности «тренера» и парня, следователь ушел.
Когда закончили фотографировать содержимое моего черепа, врач сказал, что мне нужно отдохнуть. Я опять-таки был не против. Меня поместили в травматологию и сделали мне еще один укол под больничную рубашку…
– Просыпайтесь, – сказала нянечка, – ужинать пора.
Трудясь над пареной морковью, я узнал, что меня решено оставить под наблюдением до завтра. Рентген трещин не выявил, но возможно, что сотрясение все-таки есть. Я слишком погано себя чувствовал, чтобы возражать. Когда я расправился с положенным мне детским питанием, нянечка довела меня до таксофона в коридоре. Я позвонил Епифании и сказал, что домой сегодня не приду.
Она сперва заволновалась, но я отшутился и пообещал, что назавтра буду как огурчик. Она сделала вид, что поверила.
– А знаешь, на что я твою двадцатку потратила?
– На что?
– Купила кучу дров!
– А у меня как раз спичек – завались.
Она рассмеялась, и мы попрощались. Похоже, я влюбился. Вот не было печали.
Нянечка проводила меня в палату, где меня ждал очередной шприц.
В ту ночь мне почти ничего не снилось, но призрак Цифера раздвинул тяжелую завесу лекарств и пришел посмеяться надо мной. Большую часть я забыл, когда проснулся, но одно помнил отчетливо: ацтекский храм утесом поднялся над кипящей толпой площадью. Крутые ступени его были залиты кровью. На самом верху все в том же фраке стоял Цифер и со смехом глядел вниз на знать в уборах из перьев. Потом он схватил кровоточащее сердце жертвы и подбросил его высоко в небо. На жертвенном алтаре лежал я сам.
На другое утро, когда я доедал кашку, ко мне с неожиданным визитом явился лейтенант Стерн. Он был в своем буром костюме, но синяя рубашка и отсутствие галстука указывали на то, что сегодня он не на службе. Правда, несмотря на выходной день, физиономия его ничуть не утратила своего типично полицейского выражения.
– Здорово тебя отделали.
Я улыбнулся остатками зубов.
– Жаль, небось, что руку приложить не пришлось?
– Если б я к тебе руку приложил, ты бы отсюда через неделю не выполз.
– А где же цветы для больного?
– На могилу тебе принесу.
Стерн уселся на белый стул возле кровати и уставился на меня взглядом стервятника, изучающего расплющенную тушку опоссума посреди шоссе.
– Я тебе вчера вечером домой звонил, а телефонистка из службы сказала, что ты в больнице. Меня к тебе только сейчас пустили.
– А в чем дело?
– Сюрприз. Ты вот клянешься, что не знал эту Крузмарк, а мы у нее в квартире нашли кое-что…
– Что же? Жду, затаив дыхание.
– Во-во. Они там тоже затаивают. В газовой камере. Не помогает только.
– А в Синг-Синге что делают? Там ведь электрический стул…
– Я лично нос зажимаю. Они ведь, как только их током шибанет, тут же в штаны кладут. Вонь такая, будто в толчке колбасу жарят.
«Такой-то носище, пожалуй, двумя руками затыкать приходится», – подумал я.
– Ну и что ты там у нее нашел?
– Спроси лучше, что я не нашел. А не нашел я страничку из календаря за шестнадцатое марта. Все на месте, а этой нет. А у нашего брата на такие вещи глаз наметанный… Я и послал нижнюю страницу в лабораторию, посмотреть, что там отпечаталось. И знаешь, что там было написано?
– Понятия не имею.
– А написано там было «Ан» точка, «Гар» точка.
– «Ангар» получается.
– У тебя, сволочь, «электрический стул» получается. За дурака меня держишь?
– Совпадение и улика – разные вещи.
– Где ты был в среду после половины четвертого?
– На Центральном вокзале.
– Поезд встречал?
– Нет, устриц ел.
Стерн покачал своей огромной башкой.
– Дохлое алиби.
– Меня буфетчик запомнил. Я там долго сидел. И заказал много. Мы с ним еще пошутили: он говорит, что устрицы на плевки похожи, а я говорю: ничего, зато в постельных делах помогают. Проверь, если хочешь.
– Проверю, будь спокоен. – Стерн поднялся. – Я все, что ты с воскресенья делал, проверю и перепроверю. Погоди, я еще буду нос зажимать, когда тебя на стул посадят.
Стерн ухватил своей лопатой нетронутый стаканчик с баночным грейпфрутовым соком, опорожнил его в один присест и удалился.
В регистратуре с моими бумагами провозились почти до полудня, и лишь тогда я смог последовать примеру лейтенанта.