28
Квартира, хоть и была скудно обставленной и безликой, оказалась на удивление опрятной. Располагалась она на нижнем этаже дома, как бы встроенного в пригорок, поэтому сразу за порогом надо было спускаться по лестнице. Четыре большие комнаты: гостиная (с двумя черными кожаными диванами, плоским телевизором и мрачной картиной на стене), кухня (где в холодильнике нашлись лишь два яйца и банка майонеза) и две спальни (совершенно пустые, если не считать проволочной вешалки на плиточном полу в одной и баллончика репеллента от москитов на высоком подоконнике в другой). За кухонной стойкой с глянцевым покрытием Лидия рассчиталась с Шакалом. За двоих тот потребовал 11 тысяч долларов. Но в долларах она отдала лишь половину, остальное отсчитала в песо, потому что в банке не нашлось достаточно валюты. Две стопки наличных включали сбережения с банковского счета ее матери, бумажку в пятьсот песо, которую дала Паола, и все, что Лидия выгребла из собственного кошелька. Обменный курс оказался крайне неудачным, и потому конечная сумма составила 10 628 долларов США. Еще пару недель назад, когда песо был сильнее, она сумела бы заплатить полную стоимость. Но в тот день ей не хватило 372 долларов. Койот пересчитал наличность, сверился с обменным курсом на своем мобильнике, понял, что там не хватает, и, покачав головой, возвратил ей обе стопки.
– No es suficiente, – объявил он.
– Но ведь совсем чуть-чуть. Может, я могла бы заплатить остаток, когда мы перейдем границу? Я найду работу и верну всю разницу.
– Это не так устроено.
Лидия поверить не могла, что в конечном счете все упрется в каких-то 372 доллара.
– У нас было больше денег, но по дороге нас ограбили. – В ее голосе послышалось отчаяние.
– Всех по дороге грабят, – отрезал Шакал.
– Нет, – вступилась Соледад. – Произошло другое. Она заплатила за нас выкуп.
– Спасла нам жизнь! – сказала Ребека и обратилась к сестре: – Можно попросить Сесара. Мы обязаны помочь.
Соледад переживала, что снова придется просить брата о деньгах, но все равно кивнула. В воздухе ощущалась взвинченность, проступавшая то на одном лице, то на другом. И только койот оставался совершенно спокоен.
– Мы задержимся тут как минимум на день-два. Вы с сыном можете остаться. Найдете деньги до отправления, можете идти с нами.
«Два дня», – подумала Лидия. В Акапулько они привыкли экономить: никогда не трогали семейные сбережения, носили на работу домашние обеды в контейнерах, новую одежду покупали, только когда старую уже нельзя было залатать. Изредка ходили в ресторан или в кино. Большего они позволить себе не могли. На прошлую годовщину Себастьян подарил ей флакончик лавандового масла, чтобы перед сном она могла смочить каплей свою подушку. Какая роскошь! Лидии вспомнилась их маленькая солнечная двухкомнатная квартира: куча обуви и книг, которые постоянно собирали пыль; кладовка, до отказа набитая банками кукурузы, сухой фасолью и овсянкой; шкаф в прихожей, где хранились стопки белья; два пузатых бокала над мойкой. Теперь все это казалось каким-то сумасбродством. У нее не осталось ничего. Можно было что-нибудь продать, но что? Как за два дня раздобыть 400 долларов? В мыслях Лидия перебирала людей. Мертвы. Все они мертвы. Если бы у нее был телефон дяди в Денвере, она могла бы позвонить. В горячке она со стыдом подумала о собственном теле. Сколько можно было бы взять за секс? Идея была тошнотворной, мерзкой, и Лидия обрадовалась, когда сумела прогнать ее прочь без лишних размышлений. Она что-нибудь придумает.
Позади на одном из черных кожаных диванов Бето и Лука болтали про машины, но кожей чувствовали всеобщее напряжение и в какой-то момент тоже ему поддались. Вскоре мальчики возникли по разные стороны от Лидии, словно два магнита.
– Мами, что-то не так? – спросил Лука.
– Ничего, милый, no te preocupes.
Но Бето, привыкший догадываться о происходящем без каких-либо объяснений со стороны взрослых, посмотрел на две стопки денег, на Лидию, потом на койота и спросил:
– Сколько ей не хватает?
Взяв с кухонной стойки свой мобильник, Шакал зачитал сумму:
– Триста семьдесят два доллара. – После чего вернул телефон на место.
– Сколько это в песо?
Койот пересчитал.
– Семь с половиной тысяч.
На глазах у Лидии мальчик сунул руку в карман и достал оттуда пачку наличных. Он уже заплатил за себя и все равно мог ни в чем себе не отказывать. «Мы только-только познакомились, – подумала Лидия. – Он даже не понимает, сколько это денег!» Но в ту же секунду она отвергла все сомнения. У Бето нашлась недостающая сумма. Притянув мальчика к себе, она обняла его и сказала:
– Спасибо!
Шакал объявил, что надо ждать, когда появятся оставшиеся клиенты, и что пока они могут отдохнуть и чувствовать себя как дома. Так и не дав никаких указаний, он распрощался и ушел, и Лидия начала сомневаться, что он вообще вернется. Они отдали ему все сбережения, свою последнюю надежду добраться до севера. Он не был похож на вора, но что, если внешность обманчива? Что, если по дороге назад он случайно угодит под автобус? Сжав кулаки, Лидия велела самой себе заткнуться. Не думай.
Когда за койотом закрылась дверь, все они разулись и ощутили давно забытую радость хождения босиком. Какое же это наслаждение – размять пальцы ног, свободные от обуви. Con un olor a queso. Лука и Бето принялись носиться по квартире, оставляя на прохладной плитке призрачные следы влажных ступней. Соледад заправила футболку и показала им трюк: подойдя поближе к стене, она сделала кувырок и встала на руках. Мальчики восхищенно аплодировали. Затем троица попыталась включить телевизор, но оказалось, что плазма не работает. В одном из кухонных ящиков Лидия отыскала потрепанную книгу в мягкой обложке и, когда дети отправились вздремнуть, решила немного почитать. То был довольно старый роман Стивена Кинга, который она уже читала много лет назад. Нырнув с головой в знакомую историю, Лидия смогла ненадолго перенестись в прошлое и даже ощутить связь с той версией себя, которая когда-то впервые открыла этоу книгу. Акт единения казался и удачей, и чем-то священным. Когда час сиесты подошел к концу, она нехотя оторвалась от чтения и оставила книгу на диване разворотом вниз, на странице 73. Всем очень хотелось принять душ, поэтому, обнаружив, что в доме нет горячей воды, путники расстроились. Еды и кастрюль тоже не было, лишь одна-единственная сковородка, в которой Лидия нагрела немного воды, чтобы можно было вытереть с кожи пыль и пот. На закате все легли спать на пустой желудок, довольствуясь лишь относительно недавними воспоминаниями о мясном рагу.
Рано утром, когда они как раз обсуждали завтрак, дверь вдруг распахнулась, и Лидия вздохнула с облегчением, увидев на пороге Шакала, за которым по ступенькам шли двое мужчин и одна женщина средних лет. Он по-прежнему был здесь. Он их не бросил. Мимолетное успокоение сменилось страхом: кто все эти люди? Лидия разглядывала их, надеясь обнаружить хоть какую-то зацепку, опознавательный знак. Мужчины, судя по всему, пришли вместе. Оба молодые, в бейсболках с опущенными на глаза козырьками; они тихонько переговаривались между собой, не замечая остальных. Под длинными рукавами и джинсами никаких татуировок было не разглядеть. Внезапно во всем теле Лидия почувствовала дурноту, которая, впрочем, быстро улеглась, уступив место голоду.
– Не разбредайтесь далеко, – велел койот. – Если опоздаете к отправке, мы уйдем без вас.
Когда он снова вышел за дверь, в квартире повисло напряжение. Лука с сестрами закрылись в той же спальне, где провели ночь, а новая женщина уединилась в ванной. Лидии очень хотелось побольше разузнать о новоприбывших, но в то же время – сохранить безопасную дистанцию, держаться неприметно, в тени. К тому же она проголодалась. И Лука тоже.
– Есть хотите? – спросила она мужчин, усевшихся на диване.
Они хотели.
– Если у вас есть деньги на продукты, я что-нибудь приготовлю.
Омлет, думала она. Теплое напоминание о доме – для нее и Луки. Мужчины отсчитали несколько купюр, и Лидия с сыном засобирались в продуктовый магазин.
– Надень новые ботинки, – велела она. – Давай-ка получше их разносим.
Миновав примерно полквартала, они услышали за спиной чей-то крик:
– ¡Hola! Perdón, señora, ¡disculpe!
Лидия с тревогой обернулась и увидела, как следом за ними спешит та самая женщина из квартиры.
– Если вы не против, я подумала, что схожу с вами, – объяснила она. – Мне тоже нужно кое-что купить.
В руке она держала фиолетовую сумочку и одета была так, словно собиралась на ужин в приличный ресторан: черные брюки, свободного кроя блуза и сандалии на танкетке. Женщина была стройной и смуглой, с короткими черными волосами, посеребренными сединой. Она совсем не похожа на мигрантку, подумала Лидия, а потом вспомнила, что и сама не похожа. По крайней мере, не была похожа в первый день этого путешествия.
– Меня зовут Марисоль. – Женщина протянула руку, на которой болтался браслет.
– Лидия.
– Mucho gusto.
– А это мой сын Лука.
– Здравствуй, Лука!
На углу в дверях своей квартиры сидел одинокий пожилой мужчина, и Лидия спросила у него дорогу до ближайшего магазина. Тот махнул рукой в нужном направлении.
– Мне нужно купить фруктов, – сказала по пути Марисоль. – Я привыкла к ежедневным салатам и, с тех пор как вернулась, постоянно мучаюсь желудком.
– Вернулись?
– Да, из Калифорнии.
– Ну и ну! Вы жили в Калифорнии?
– Шестнадцать лет, – ответила женщина. – Считай, уже gabacha.
Обе рассмеялись.
– Но зачем же вы тогда вернулись?
– У меня не было выбора.
Лидия вздрогнула.
– В Сан-Диего у меня остались дочери.
Из бокового кармана сумочки Марисоль достала айфон в блестящем чехле. Разблокировав экран большим пальцем, она стала прокручивать фотографии, пока не нашла снимок двух красивых девушек, на вид чуть старше Ребеки и Соледад. Повернув телефон, женщина с гордостью показала фото. На младшей дочери было нарядное платье по случаю пятнадцатилетия.
– Моя Дейзи. Она мечтала в день рождения надеть традиционное платье, хотя родилась в Сан-Диего. И даже по-испански не говорит! – Погасив экран, Марисоль убрала телефон обратно в сумочку. – Мою старшую зовут Америка, она ходит в колледж и пытается сама приглядывать за сестрой и нашим домом. – Голос женщины звучал измученно.
– Давно вы уехали? – спросила Лидия.
– Почти три недели назад. Но до этого меня больше двух месяцев продержали в изоляторе.
Покачав головой, она поджала губы, и на лице у нее появилось хорошо знакомое Лидии выражение. Оно возникает, когда твердо решаешь держать себя в руках, даже несмотря на дрожащий голос и невыносимую тоску в груди. Лука шел чуть впереди, провожая взглядом машины, и, казалось, не обращал внимания на этот разговор. Но Лидия знала, что это видимость. Теперь ее сын всегда ко всему внимательно прислушивался.
– Что же с вами случилось? – спросила Лидия.
Марисоль глубоко вдохнула:
– Мы приехали в Штаты на законных основаниях, когда Америке было четыре года. Мой муж устроился инженером в одну местную компанию, поэтому нам легко дали визы. А потом родилась Дейзи, и время летело незаметно. Год за годом…
Дорога вела их по солнечным улицам Ногалеса, то поднимаясь в гору, то снова падая, то разбегаясь в стороны на перекрестках; Лидия, сама того не замечая, льнула к Марисоль все ближе и ближе. Впереди топал в новых ботинках Лука.
– А потом пять лет назад погиб Рохелио. Мой муж.
Марисоль перекрестилась, а Лидия непроизвольно ахнула.
– Мне очень жаль.
Женщина кивнула:
– Все случилось так внезапно. Он ехал домой с работы, и вдруг – авария.
В душе Лидии предательски шевельнулось нехорошее чувство – она почти завидовала такому вдовству. Муж Марисоль умер нормальной, не жуткой смертью. Но она сказала себе: Себастьян ничуть не мертвее Рохелио. Она сжала руку Марисоль, сопереживая ей совершенно искренне.
– После его смерти наши визы кончились. Мы должны были вернуться в Оахаку. Остаться могла только Дейзи, потому что у нее есть гражданство.
– Ерунда какая-то. Сколько ей лет?
– Пятнадцать.
– Ну и ну!
Конечно, Лидия и раньше слышала о таких историях. Но разговаривать с матерью, которая переживает все в настоящий момент, – совсем другое дело. Лидия не могла даже представить себе, каково это, в довершение всех бед пережить еще и расставание с ребенком. Взглянув на Луку, который шел всего в метре от нее, Лидия с трудом поборола желание кинуться вперед и заключить его в объятья.
Лидия была ответственной матерью, но никогда не страдала от созависимости. Не умирала от тоски всякий раз, когда Лука уходил в школу или ложился спать. Ценила время наедине с собой, ценила самобытность внутреннего мира и шанс отвлечься от постоянной тревоги, порождаемой материнством. Порой Лидию даже возмущало, что ее сын так грубо вторгается в ее разум и душу, как только оказывается рядом, что он подчиняет себе все вокруг. Она любила Луку всем сердцем, но, видит бог, бывали дни, когда вздохнуть полной грудью получалось лишь после того, как она прощалась с ним у школьных ворот. Теперь, конечно, все это осталось в прошлом. Теперь Лидия была готова прибить его гвоздями к собственному телу, пришить иголками к коже. Она бы проросла, как волосы, через его голову и превратилась бы в сиамского близнеца. Отказалась бы от свободы воли – лишь бы только защитить его от беды. На повороте Лука остановился. Лидия взглянула на него, а потом устремила взгляд дальше, через дорогу, и уткнулась взглядом в стену с граффити. Гигантский вопросительный знак. Нет-нет, это что-то другое. Лидия замерла на месте. Попыталась нащупать в воздухе руку сына.
– Mijo.
– Что случилось? – спросила Марисоль.
То был не вопросительный знак. То был серп. А под ним – свежая надпись черной краской: «Vienen Los Jardineros». На изогнутом лезвии сидела сова. Ла-Лечуса. И еще одна деталь, которую Лидия сразу не заметила: старомодные очки Хавьера, идеально воспроизведенные на плоскости. Точно переданные очертания воскресили в ее памяти владельца, словно живого. Вместо линз в окружностях оправы кто-то нацарапал послание: «Aún te está buscando». Он по-прежнему тебя ищет.
Ищет меня. Madre de Dios, он ищет меня. Лидия развернулась на пятках.
– Лука, пойдем со мной.
– Но, Мами…
– Я кому сказала! Живо! – Ее голос рассекал воздух, как удары кнута.
Марисоль побежала следом и, поравнявшись, спросила:
– Вы в порядке?
Семнадцать дней пути. Две с половиной тысячи километров. И вот тебе пожалуйста: снова эти проклятые «Лос-Хардинерос», в двух шагах от северной границы. И как точно у художника получились очки! Будто он списывал их с натуры. Прямо тут, в Ногалесе. Лидия едва не падала. Колени подгибались. Ветер продувал ее насквозь, словно в теле у нее были одни дырки, словно она была ходячим призраком. Марисоль подхватила ее под руки.
– Нам нельзя в ту сторону, – сказала Лидия.
Теперь она шла быстрее, но не слишком быстро, чтобы на нее не обратили внимания три парня, стоявшие у входа в продуктовый магазин. У нее дрожали руки, колени расплавились от страха.
– Все хорошо, все хорошо. – Марисоль обвила ее рукой.
Они шагали рядом, нога в ногу, и Лидия, сама того не замечая, подстраивалась под свою спутницу. По другую сторону шагал Лука. Пройдя полквартала, они свернули на какую-то тенистую улочку. Лидия не знала, насколько безопасным было это направление. И почему Марисоль шла с такой уверенностью? Куда она намеревалась их отвести? Лидия освободилась из ее объятий.
– Спасибо, со мной все в порядке. Я в порядке. Все хорошо, – сказала она, а потом схватила сына за руку и добавила: – Знаете, я вдруг вспомнила, что нам с Лукой еще надо кое-что сделать. Увидимся в квартире!
Марисоль охнула и замерла в растерянности.
– Мы скоро вернемся, – пообещала Лидия и потащила сына через дорогу, оставив женщину одну посреди улицы.
Им с Лукой нужно было спрятаться. Подальше от чужих глаз и случайных прохожих, которые могли бы ее опознать. «Лос-Хардинерос» были здесь, в Ногалесе. Может, сотрудничали с местным картелем. Или пытались завоевать новую территорию. А может, просто охотились за ней, хотели вернуть ее Хавьеру, чтобы тот покончил наконец с семьей Себастьяна – в отместку за самоубийство дочери. На мгновение Лидия мысленно перенеслась в то самое общежитие в Барселоне. Скрип под потолком. В воздухе качаются ноги Марты в темно-синих колготках. На левом мыске висит черная туфля, вторая такая же валяется рядом на полу. Отогнав видение прочь, Лидия заставила себя не думать о том, что Хавьер действительно разыскивал ее в Ногалесе; что он не остановится, пока их не найдет. Лишь на севере заканчивалось его могущество. На севере жестокие люди не были неуязвимы. «По крайней мере, настолько жестокие, как Хавьер», – подумала Лидия.
Вокруг не было тротуаров – садовые ворота и витрины магазинов выходили прямо на проезжую часть. Машинам приходилось объезжать пешеходов. Спрятаться было негде. Свернув на ближайшем повороте, они с Лукой направились обратно – туда, откуда пришли. Лидия шагала с непокрытой головой. Почему она не надела шляпу? Потому что терпеть не могла это бесформенное розовое убожество. Потому что хотела свободы – хотя бы на время прогулки до магазина, хотела почувствовать себя нормальной – всего на час. Пока она не увидела граффити, происходящее напоминало туристическую поездку. Накануне в банке все сложилось замечательно. Квартира оказалась вполне удобной. Вот она, финишная прямая! Лидия позволила себе расслабиться. Estúpida.
В дверях одного из домов стояла какая-то старушка; дождавшись, когда мать с сыном подойдут поближе, она спросила:
– ¿Fruta, pan, leche, huevos?
Не супермаркет, но, возможно, кое-что получше: одинокая пожилая женщина, установившая прилавок с самыми простыми продуктами в полутьме собственной гостиной. Лидия перешагнула порог, но то и дело выглядывала на улицу через распахнутую дверь. Они купили яйца, тортильи, лук, одно авокадо и кое-какие фрукты.
– Вы продаете шляпы? – спросила Лидия.
– Шляпы? – удивилась женщина и покачала головой.
– Может, шарф? Что-то, чтобы прикрыть голову?
– Нет. Lo siento. Извините.
– Ничего страшного. Спасибо.
– Погоди! – Вдруг хозяйка щелкнула пальцами и, просеменила на кухню.
Вернулась она с голубым кухонным полотенцем, разрисованным цветами и колибри. Представив его во всей красе, словно бутылку дорогого вина, она ткнула себе в макушку – можно, мол, носить на голове.
– Сколько стоит?
– Cien pesos.
Лидия кивнула и завязала полотенце, как платок.
– А что насчет него? – Женщина указала подбородком на Луку.
Лидия в растерянности посмотрела на сына.
– Переходите? – спросила женщина, теперь указывая подбородком в сторону границы.
– Да, переходим, – призналась Лидия после короткой паузы.
– Нужно пальто. Иначе совсем замерзнет.
– У него есть толстовка и теплая куртка.
– Погоди, – велела хозяйка и снова скрылась на кухне.
Было слышно, как она хлопает дверцами шкафчиков и перекладывает с места на место вещи; наконец она выволокла какую-то коробку. Когда шум улегся, Лука хихикнул, но Лидия слишком нервничала и не смогла присоединиться к сыну. Ей приходилось следить сразу за двумя проходами – на улицу и на кухню. Вскоре женщина вернулась с охапкой голубой шерсти, которую затем разложила на прилавке, поделив на два предмета: шапку и шарф. Для Луки они, пожалуй, были великоваты, но материал был плотный и очень теплый. Пощупав пряжу кончиками пальцев, Лидия кивнула.
– Сколько?
– Un regalito. – Женщина отмахнулась. – Para la suerte.
Они возвращались быстрым шагом и старались все время быть начеку. Каждое окно, каждая дверь могла оказаться ловушкой. Чтобы немного успокоиться, Лидия считала про себя шаги. Лука нес яйца и тортильи. Она – овощи и фрукты. В какой-то момент ее мысли устремились к Марисоль, такой доброй и печальной с виду женщине. Даже несмотря на страх, Лидия была готова устыдиться, оттого что так неожиданно оставила ее совсем одну. Марисоль за ними не пошла и не попыталась увести в другом направлении, а значит, скорее всего, не была подлой притворщицей. Вероятно, она была именно той, кем и представлялась: депортированной матерью, готовой на все, лишь бы только снова оказаться со своими дочерями в Калифорнии. Увидев дом, в котором располагалась их квартира, Лидия задержала дыхание. Оглянулась по сторонам: чуть поодаль за ними следовала одинокая машина. Только после того, как та неторопливо проехала мимо, Лидия смогла наконец выдохнуть; сидевшая внутри пожилая пара помахала им в знак приветствия.
– Господи, спасибо Тебе! – сказала она вслух, шагнув с улицы на лестничную площадку.
Затворив за собой парадную дверь, Лидия прислонилась к ней спиной и немного отдышалась, после чего вместе с сыном зашла в квартиру и стала спускаться по ступенькам в прихожую. Из глубины доносились голоса и смех; воздух был влажный, согретый дыханием постояльцев. Поставив ногу на последнюю ступеньку, Лидия выронила пакет с продуктами.
– Сюрприз!
На черном кожаном диване сидел Лоренсо.
Ответить женщина смогла не сразу. Из раскрытого пакета выкатилось авокадо. Наконец, переборов испуганную немоту, Лидия открыла рот.
– Что ты тут делаешь? – спросила она, поднимая с пола авокадо.
– То же, что и ты. Еду на север.
Авокадо в ее руке казался почти нереальным, словно предметом натюрморта.
– Но как ты нас нашел?
– Слышь, подруга, ты себе не льсти. Искал я не вас, а Шакала. Приезжаю, а тут такой сюрприз – горяченькие близняшки.
Марисоль расхаживала по кухне со стаканом воды; мужчины играли в карты за кухонной стойкой. Лидия встала напротив Лоренсо, который растянулся на диване.
– Короче, это лучший койот Ногалеса, – продолжал тот. – Ты что, думала, никто про него не знает?
– То есть ты не… – Лидия не знала, как закончить это предложение, поэтому не стала даже пытаться; мысль так и осталась висеть в воздухе.
На парне теперь были черные шорты, его кожа посмуглела, но в целом выглядел он как раньше: бриллиантовые сережки-гвоздики и кепка с плоским козырьком – чуть полинявшая от солнца, но по-прежнему чистая. Для мигранта у него были невероятно белые носки, но дорогие кроссовки уже заметно поизносились. Вдруг он выпрямился и свесил ноги на пол.
– Слушай, я понимаю, что тебе не нравится моя компания, и, честно говоря, мне насрать. Но клянусь, я никого специально не искал. С «Лос-Хардинерос» и прочей хренью покончено. Я завязал.
На мгновение Лидия всмотрелась в его лицо. Правда заключалась в том, что ничего поделать она не могла – ни с граффити, сообщавшем о визите Хавьера, ни с Лоренсо, который отравлял воздух одним только своим присутствием, ни с собственной болезненной подозрительностью в отношении всякого нового человека: будь то Марисоль, которая вышла из кухни, чтобы разгрузить продукты, или мужчины-картежники, или Лоренсо, сидевший на диване с самодовольной ухмылочкой. Все они представляли для нее потенциальную угрозу. Каждый из них мог, дождавшись ночи, перерезать горло спящему Луке. Но пока что этого не случилось. Возможно, и не случится. Лидия потерла ладонями бедра. Кто знает, может, это просто совпадение, что он тоже оказался здесь. Как и само граффити.
– Что ж, ладно, – заключила она.
– Así que tranquila.
Снова вглядевшись в его черты, Лидия сказала:
– Но если это правда, если ты действительно завязал… – Ей пришлось взять небольшую паузу, чтобы подобрать нужные слова. – То я должна тебе кое о чем рассказать.
– Да? И о чем же?
– «Лос-Хардинерос» здесь.
Лидия сообщила это с расчетом, что так ей удастся что-нибудь выведать.
– То есть в Ногалесе? – спросил Лоренсо.
Лидия кивнула. Возможно, он почувствует себя перед ней в долгу. Но даже если нет, понаблюдать за его реакцией – тоже ценно. Лоренсо поблек. Пропали улыбка и надменная поза. Он сел прямо и прокашлялся. Плечи машинально опустились, и теперь Лидия была уверена: Лоренсо не ломал комедию. Он действительно испугался.
– Откуда ты это знаешь?
– Я видела их граффити.
С этими словами она присела на подлокотник противоположного дивана, понимая, что мужчины за кухонной стойкой внимательно следят за их разговором. В руках они по-прежнему держали карты.
– Далеко?
– В нескольких кварталах отсюда, – ответила Лидия, а потом обратилась к Луке: – Почему бы тебе не заглянуть к девочкам? Посмотри, чем там занят Бето.
Мальчик рванул в комнату, где все они спали прошлой ночью. Лидия вновь повернулась к Лоренсо.
– Будешь омлет? – спросила она.
Пока две женщины готовили, Соледад ускользнула на улицу. В квартире, которая для пятерых человек казалась вполне просторной, с появлением еще четверых стало слишком тесно, в особенности из-за мерзкого Лоренсо.
Они находились в западной части города, всего в нескольких шагах от границы. Соледад принялась бродить туда-сюда по холму, разглядывая огороженную забором пустоту. Граница выглядела искусственной: пустыню разрезала какая-то произвольная линия, которую с юга подпирал постоянно растущий город. На той стороне Соледад почти ничего не разглядела; может, там ничего и не было, а может, все пряталось за изгибами и складками ландшафта. Поднявшись на холм в третий раз, она решила пройти чуть дальше и вскоре обнаружила удивительное место, где земля неожиданно начинала дыбиться. Вдоль проезжей части тянулась узкая полоса земли с искусственной насыпью, по форме напоминавшей трап. Из-за того что пограничная линия резко ныряла под откос, а дорога продолжалась на том же уровне, гребень насыпи слегка переваливался через забор. Соледад взошла по трапу, и ее сердце взмыло к небесам, как птица. Тут можно было просто перепрыгнуть. Уйдя по щебенчатому гребню чуть дальше, девочка выбралась туда, где в землю вгрызался красный ржавый забор, обхватила руками толстые металлические столбы, подтянулась и наконец ясно поняла, что вся эта конструкция была просто психологическим барьером, а перейти границу мешали современные технологии. По ту сторону по иззубренной земле тянулась грунтовая дорога. Она была гладко обкатана тяжелыми шинами фургонов пограничной службы. Самих пограничников Соледад не видела, но ощущала их незримое присутствие – в нескончаемом гуле электронных приборов, возвышавшихся на подпорках по всему обозримому периметру. Что это были за приборы, девочка не знала, – может, камеры, или сенсоры, или динамики, – но чувствовала: ее визит не остался незамеченным. Просунув ладонь сквозь отверстие в заборе, она пошевелила пальцами. Ее рука только что побывала на севере. Потом девочка подтянулась повыше и сплюнула через край. Прямо в грязь. Просто чтобы оставить в американской грязи хотя бы частичку себя.
