22
Лидия боялась, что их начнут убивать прямо здесь, в полной темноте, но еще страшнее была мысль о том, что ей придется увидеть, как страдает Лука. Еще она боялась, что эти люди, на кого бы они ни работали, сообразят, кого поймали, и расправятся с ней несколько иным способом. Даже если они не искали Лидию с Лукой целенаправленно, они могли случайно опознать ее, как это было с Лоренсо. Если они работали на какой-то картель – а на этот счет сомнений оставалось все меньше, – то необязательно быть союзниками «Лос-Хардинерос», чтобы увидеть в Лидии ценное приобретение. Ее могли использовать множеством разных способов: как разменную монету, искупительную жертву, издевательский трофей, демонстрацию силы перед конкурентами.
В кошельке у Лидии по-прежнему хранилось удостоверение избирателя. Ну почему? Почему она от него не избавилась? Если ей суждено выбраться из этого плена, первым делом она уничтожит эту дурацкую карточку. Расстанется со своим именем, как уже рассталась со всем остальным. Лидия снова подумала о Марте, висящей под решеткой кондиционера в далеком общежитии. Подумала о горе Хавьера. И хотя у нее и мысли не возникало о том, чтобы простить его, Лидия гадала: возможно, она могла бы вразумить Хавьера, достучаться до его опустошенной отцовской души. Вымолить жизнь для себя и Луки.
– Мами, мне страшно. – Лука прижался головой к ее плечу.
– Я знаю, маленький.
– Куда они увезли Ребеку?
– Не знаю, маленький.
Она прижалась головой к макушке сына, потому что никакого другого утешения предложить не могла. И старалась не думать о том, что сейчас происходит с сестрами. Ее тело содрогалось в отчаянных попытках отключить воображение. По спине бежали капельки пота, в нагретом кузове было очень душно и влажно. В воздухе густо висел запах ужаса. Но потом маленькая ручка Луки скользнула матери под волосы и обхватила ее затылок. Почувствовав кожей вспотевшую ладошку сына, Лидия ощутила прилив уверенности. Они выживут. Обязаны выжить. В темноте она изогнулась всем телом и прижалась к Луке.
Когда дверцы фургона наконец распахнули, свет больно ударил по глазам. Все мигранты взмокли, от духоты и жажды у них кружилась голова. Штаны Луки так и не просохли: в фургоне было очень влажно. У затхлой мочи очень своеобразный запах, но никто не делал на этот счет замечаний. Возможно, Лука был такой не один. Мигранты ерзали задами, подбираясь к выходу, и пытались спрыгнуть очень осторожно, чтобы не повалиться в кучу. И оказывались на бетонном полу. Над головой тускло светили флуоресцентные лампочки. Это был здоровенный ангар; на их надзирателях теперь не было формы. Лидии потребовалось несколько секунд, чтобы соединить в голове два эти факта. Не участок, не тюрьма, не миграционный центр, но какая-то вонючая неприметная дыра. Mierda.
В одном углу висела раковина; мигрантам позволили подходить к ней по одному, чтобы глотнуть мутной воды, текущей из крана. У воды был привкус ржавчины и вареных яиц. Лука не смог дотянуться до крана.
– Простите, не могли бы вы меня развязать? Мне нужно помочь сыну, – обратилась Лидия к одному из надзирателей.
Не говоря ни слова, мужчина поднял Луку над раковиной, и тот сумел кое-как попить.
– Откуда эта вонь? – спросил вдруг мужчина и, поняв, что запах исходит от Луки, отбросил его в сторону со словами: – ¡Qué cochino!
У Луки получилось не расплакаться. Он встал рядом с Мами. Потом всем велели опуститься на пол, и долгое время мигранты просто сидели вдоль стены и прислушивались к доносившимся звукам: равномерный звон воды, капающей из крана в грязную раковину, перестукивание каких-то металлических цилиндров, отрывочное перешептывание мигрантов, беспечные голоса мужчин, которые болтали и смеялись в соседней комнате. А еще они курили. Лука чувствовал запах дыма. Никто не жаловался и не задавал вопросов. Никто не шевелился. Некоторые мигранты тихо молились в унисон. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем где-то в стене поднялась дверь, и всем пришлось зажмуриться от неожиданной атаки солнечных лучей. Внутрь заехал фургон – тот самый, где хранились все их вещи; в багажнике спиной к кабине сидели Ребека и Соледад, по-прежнему в наручниках. Входная дверь быстро опустилась.
– Мами! Они здесь! – Лука уже хотел было подняться, но мать велела ему оставаться на месте.
– Лука, пока что не надо на них смотреть и не надо с ними разговаривать. Погоди немного. Давай сначала поглядим, что с ними.
Мальчик послушался, хотя до конца и не понял, что Мами имеет в виду. Они здесь! Он боялся, что больше никогда их не увидит. Мами наклонилась к нему в мутном свете лампочек. Ее лицо оказалось так близко, что у Луки не было другого выбора, кроме как посмотреть ей в глаза.
– Лука, мы имеем дело с очень плохими людьми. Понимаешь?
Мальчик плотно сжал губы и принялся изучать крошечный кусок резины, который торчал из подошвы его кроссовки. Мами продолжала:
– Нам нужно вести себя осторожно, не привлекать к себе лишнего внимания, понимаешь? Пока мы не поймем, что тут происходит, нужно сидеть тише воды ниже травы.
Лука потянул за кусочек резины, и тот оторвался.
– Договорились?
Мальчик ничего не ответил.
Лидию поразило, что сестры вернулись. Она тоже полагала, что больше никогда их не увидит. Наигравшись, мужчины могли продать их или убить. И, откровенно говоря, чего-то подобного Лидия как раз и ожидала – насколько вообще позволяла себе чего-то ожидать. Последние несколько часов Лидия держала эту мысль в безликом пространстве пустоты: в голове для нее не было места.
Выглядели девочки неважно. У Соледад был синяк под глазом и царапина на щеке. В спутанных волосах виднелись песчинки и камешки. У Ребеки была кровь на виске – тонкая багряная полоска. Губы у нее распухли и покраснели. Охранник по очереди подтянул девочек за лодыжки и перекинул на пол, словно мешки с рисом. Сестры не выказывали никакого сопротивления – ни голосом, ни лицом, ни телом. Обе они обмякли, не в силах даже дрожать. Приземлившись, девочки так и остались лежать на месте. Ребека тут же закрыла глаза. Соледад, напротив, даже не моргала. Она задрала подбородок, подалась вперед и стала осматривать шеренгу, пока не увидела Луку, сидевшего чуть в стороне от остальных. Девочка легонько кивнула ему.
– Соледад! – негромко позвал мальчик, чтобы услышала только она.
Он неосознанно чувствовал, что необходимо назвать ее по имени, чтобы помочь ей вернуться в себя.
– Ребека! – сказал он затем.
Но младшая сестра лишь крепче зажмурила глаза. Она не была готова. Подтянув к груди колени, она спрятала за ними лицо.
Теперь пять мужчин, которые привезли сестер на джипе, стали как попало разгружать рюкзаки. Поверх темно-синей формы у них были надеты белые незаправленные футболки, и Лидия гадала: то ли они настоящие agentes, подкупленные картелем, то ли вся эта одежда и фургоны – просто маскировка и декорации. Qué importa. Стоя в кузове, мужчины скидывали вещи на пол в кучу. Лука уловил, что все мигранты насторожились и выпрямили спины. Воздух дрожал от напряжения. Из дальней двери к ним вышли еще несколько мужчин, после чего их главный встал перед шеренгой пленников. Другие обращались к нему «команданте».
– Среди вас есть граждане Мексики? – спросил он.
– Да, – ответила Лидия. К ней присоединилось еще три или четыре голоса.
Команданте шагнул к первому, сидевшему прямо возле Ребеки. Потрогав мыском ботинка его изношенную обувь, команданте спросил:
– Ты мексиканец?
– Да, сеньор.
– И не врешь?
– Нет, сеньор.
– Ты бы не стал мне врать?
– Нет, сеньор.
– Откуда ты?
– Из Оахаки.
– Из города Оахака?
Мужчина кивнул.
– И в каком же штате находится город Оахака?
После короткой заминки последовал неуверенный ответ:
– В штате Оахака?
– Правильно, амиго. Город Оахака находится в штате Оахака. Поздравляю. Ты, должно быть, хорошо учился в школе у себя в Оахаке.
Мигрант заерзал на месте.
– А значит, – продолжал команданте, – без труда назовешь имя действующего губернатора.
– Губернатора?
– Да, губернатора. Штата Оахака. Откуда ты приехал.
Мигрант снова замялся:
– Ну, м-м-м… у нас недавно были выборы. А предыдущий губернатор… его звали…
– Неужели ты не вспомнишь имя своего губернатора?
– Эсперанса?
Команданте повернулся к одному из своих охранников, который гуглил информацию в телефоне. Тот покачал головой.
– Губернатор Оахаки – Инохоса.
Команданте снова обратился к мигранту:
– Так-так. Что ж, может, попробуем еще раз? Откуда ты?
Мужчина сглотнул. И повторил очень тихо:
– Из Оахаки.
Команданте достал пистолет и выстрелил мигранту в лоб. Ребека задрожала всем телом. Лидия вскрикнула. Вся шеренга вскрикнула как один человек. Лука расплакался и застонал. Закрыл уши ладонями, зажмурил глаза и стал раскачиваться на месте, повторяя:
– Нет, нет, нет…
Команданте негромко откашлялся, и этот звук перекрыл весь гам, эхом разносившийся по ангару. Широко раскрытыми от ужаса глазами, с перекошенным ртом, Ребека уставилась на безжизненное тело. Глаза убитого все еще были открыты, когда он свалился ей на колени. Его кровь потекла на ее штаны. Девочка не шевелилась.
– Если кто-нибудь из присутствующих собирается сказать мне неправду, я настоятельно рекомендую ему еще раз как следует подумать, – предупредил команданте. – А теперь я спрошу еще раз: среди вас есть граждане Мексики?
Лука лихорадочно тряс головой, но Лидия глубоко вздохнула и сказала:
– Я.
В этот раз отозвалась только она одна.
Команданте развернулся и подошел к ней.
– Это твой сын? – спросил он.
Лидия не дышала.
– Мы приехали из Акапулько, штат Герреро, – начала она. – Губернатора зовут Эктор Астудильо Флорес. Столица штата – Чильпансинго.
Прежде чем Лидия успела что-то предпринять, Лука вскочил на ноги. Он по-прежнему дрожал, но выпрямил спину, задрал подбородок и прикрыл глаза. Звонким голосом он продолжил мамин рассказ:
– Несмотря на то что культурные влияния современного Акапулько прослеживаются до восьмого века нашей эры, когда на этой территории проживали племена ольмеков, статус важного портового узла этот город получил лишь в двадцатых годах шестнадцатого века, с прибытием Кортеса. Сейчас в Акапулько проживает около шестисот тысяч человек, а тропический климат с ярко выраженными сезонами дождей и засухи…
– Он это серьезно? – перебил команданте, глядя на Лидию.
– Да, – ответила она.
С улыбкой лицо мужчины казалось совершенно другим. И сейчас он улыбался Луке. Он был похож на дедушку. Корпулентный. С густыми, кустистыми бровями и мелкой сединой на висках. Этот мужчина только что застрелил связанного человека.
– Туризм – главная экономи…
– Mijo, перестань. – Это была Мами.
Лука захлопнул рот и вернулся к ней на колени. Усевшись боком, он почти полностью закрыл тело матери своим. Команданте склонился, положил руки себе на колени и спросил:
– Откуда ты все это знаешь?
Мальчик пожал плечами.
– Ты это придумал?
– Нет.
– И не врешь?
– Нет.
Если бы не обезвоживание, Лука бы снова описался. Он зарылся лицом в волосы матери.
Команданте выпрямился.
– Итак, вы из Акапулько?
Пути назад не было, и все равно Лидия замешкалась. Она уже раскрыла правду и теперь не могла просто взять свои слова обратно.
– Да, – подтвердила она.
– И почему же вы покинули столь славное местечко?
Команданте заглянул ей в лицо, и по его глазам Лидия поняла, что тот ее не узнал. Фотографию Себастьяна, убитого репортера, показывали на всех центральных каналах, но ее – нет. Не показывали и фотографии Луки, бабушки, Йенифер, кого-либо из шестнадцати зверски убитых членов семьи. Лидию могли раскрыть только по тому сообщению с селфи. Женщина глубоко вздохнула. Врать она не будет, но скажет лишь часть правды.
– В городе стало слишком много насилия, мы боялись за свою жизнь. Я больше не могла поддерживать свой бизнес.
– И поэтому решила уехать.
– Да.
– Чтобы найти для своего удивительного сына место получше. – Команданте посмотрел на Луку и сверкнул зубастой улыбкой.
– Да.
– Мудрое решение.
Лидия не ответила.
– Что ж, вставайте.
Лука поднялся, будто олененок, учащийся ходить, а затем помог Мами, которая никак не могла найти равновесие из-за связанных рук. Опершись на сына, Лидия наконец поднялась. Боль в лодыжке так до конца и не прошла, но заметно спала. Должно быть, небольшой вывих. Дома она бы, наверное, приложила лед и воспользовалась ситуацией, чтобы не готовить ужин. Отправила бы Себастьяна за пирогами.
– Кто-нибудь еще? – спросил команданте.
Ребека по-прежнему не сводила глаз с мертвого мужчины у себя на коленях. По лицу Соледад было видно, что она подумывает заговорить, но Лидия в ужасе дернула головой, призывая девочку молчать.
– Развяжите ее, – велел команданте одному из охранников.
Тот подошел к Лидии с острым ножом. Почувствовав кожей лезвие, она вздрогнула, но спустя мгновение раздался щелчок, и ее руки повисли свободно. На одном запястье у нее по-прежнему болтался пластиковый хомут, и женщина протянула руку охраннику, чтобы тот срезал остатки. Поблагодарить его? Лидия ничего не сказала.
– Возьмите вещи, – сказал ей команданте.
Вместе с Лукой они откопали в общей куче свои рюкзаки. Она понимала, что искать мачете и чехол было глупо, но все равно проверила. Разумеется, их забрали.
– За мной.
Когда все зашли в кабинет, команданте велел матери с сыном сесть. Сам он опустился в мягкое кресло за старым металлическим столом. Перед ним лежала тетрадь, а на ней – золотая ручка с гравировкой. Эта ручка, обещавшая какие-то бюрократические формальности, настолько не вязалась с еще не остывшим трупом за дверью, что Лидия начала терять связь с реальностью. В голове у нее поплыло. Спору нет, это самое страшное, что когда-либо с ними случалось. Хотя нет, минутку. Всю их родню убили. Ничего страшнее быть не может. И снова Лука и Лидия оказались единственными, кто каким-то чудом сумел избежать всеобщей жуткой участи. Как так получалось? И когда закончится их везение? Может, прямо сейчас? Может, главарь сейчас узнает ее, откроет на телефоне ее фотографию и выстрелит ей в лоб в отместку за Хавьера? Лидия торопливо глотала воздух и никак не могла надышаться.
– Что ж, приступим, – объявил команданте.
Он выдвинул ящик стола и достал мобильный телефон; у Лидии в ушах молотком застучал пульс.
– Встань вон туда, к голубому плакату. – Мужчина указал пальцем на пришпиленный к стене кусок картона.
Лидия просто смотрела на него, не желая повиноваться. Но и ослушаться – тоже. Наконец она подошла, куда было велено, и команданте щелкнул камерой телефона.
– А теперь ты, – сказал он Луке.
Мальчик сделал, как велели, а потом снова сел рядом с Мами.
– У тебя есть удостоверение личности?
– Да.
– Покажи, пожалуйста.
В голове у Лидии по-прежнему звучало эхо выстрела, убившего мигранта из лже-Оахаки. Дрожащими руками она открыла рюкзак и достала оттуда кошелек. Вынула свое удостоверение избирателя – подтверждение, что она гражданка Мексики и что именно за ней охотится Хавьер Креспо Фуэнтес. Удостоверение казалось одновременно спасательным кругом и подводной миной. Стараясь не касаться кожи команданте, Лидия положила карточку в его раскрытую ладонь. Тот щелкнул пальцами, чтобы женщина передала и кошелек тоже. Сфотографировав удостоверение, команданте положил его обратно в родной кармашек. Затем раскрыл главное отделение, вынул деньги и пересчитал: чуть меньше 75 000 песо, или 3900 долларов. Чтобы быть готовой к грабежам, Лидия тщательно продумала, как лучше поделить и спрятать имевшиеся на руках наличные. В самом первом убежище один мигрант посоветовал ей разложить деньги по разным местам, чтобы, если ее ограбят – а точнее, когда ее ограбят, – преступники не смогли найти все. Так что треть сбережений она убрала в кошелек. Набралась вполне приличная сумма. Большинство людей, глядя на нее, вряд ли могли бы подумать, что у нее было что-то еще. Оставшиеся деньги Лидия разделила на десять одинаковых стопок по 15 000 песо и спрятала, куда только могла: одну зашила в лифчик под левой подмышкой, другую убрала под резинку трусов со стороны правого бедра. Третья покоилась в банковском конверте на дне рюкзака Луки. Четвертую Лидия засунула под стельку золотых стеганых кроссовок бабушки. Теперь она, конечно, была рада, что додумалась это сделать, но в то же время с ужасом гадала, как ее накажут, если обнаружится остальное. Тем временем команданте открыл ящик стола и убрал бо́льшую часть найденных денег в конверт. Остальное вернул в кошелек.
Лидия не верила своим глазам. Что за чертовщина? У этого чудовища есть какие-то моральные принципы? Он решил оставить им часть денег? Один охранник в углу никак не сводил с нее глаз. Тот самый, что чуть раньше искал в интернете имя губернатора Оахаки. Он внимательно разглядывал Лидию, пока начальник записывал в блокнот ее имя и размер изъятой суммы. Нахмурившись, команданте еще раз перечитал написанное и постучал ручкой по странице. Охранник откашлялся.
– Что, Рафа, что-то хочешь сказать?
Мужчина, все это время стоявший вразвалку у стены, тут же выпрямился и слегка покачал головой.
– У нее знакомое лицо, – сказал он. – Вы ее не узнаете?
Команданте оторвался от блокнота, чтобы получше рассмотреть пленницу.
– Да вроде нет. Скажи, мы можем тебя узнать?
У Лидии пересохло во рту.
– У меня просто такая внешность, – ответила она.
Команданте вернулся к своим бумагам, но охранник продолжал буравить взглядом ее лицо. По его выражению Лидия понимала, что в этот самый момент он роется в мысленной картотеке, пытаясь найти подходящую запись. Это читалось в его глазах, в изгибе рта, в настойчивости, с какой он на нее смотрел. Где же я тебя видел? От паники Лидию заколотило. Что бы ни значила вся эта процедура, Господи, сделай так, чтобы все закончилось быстро, прежде чем охранник ее вспомнит. Она слегка повернулась на стуле в попытке незаметно спрятать свое лицо. Наклонилась поближе к Луке, но все равно слышала, как тикает этот жуткий часовой механизм. Время, отведенное на анонимность, подходило к концу.
Но команданте, похоже, обо всем уже забыл.
– Как тебя зовут? – спросил он у Луки.
Тот искоса взглянул на Мами.
– Говори правду, – сказала Лидия.
– Лука Матео Перес Кихано.
– Сколько тебе лет?
– Мне восемь лет.
Под именем Лидии команданте написал: «+1», а потом добавил имя мальчика и возраст.
– В каком городе вы собираетесь жить?
– Мы пока не знаем, – ответила Лидия. – Может быть, в Денвере.
Команданте все записывал.
– Вы понимаете, что здесь происходит? – спросил он.
Лидия не знала, как ответить. Не хотела говорить «физическая расправа, похищения, вымогательство, изнасилования». Не хотелось говорить «зло и беззаконие». Или «верная смерть, если я поскорее отсюда не выберусь». Приемлемых ответов не существовало.
– Иногда мы сталкиваемся с печальными последствиями. – Команданте махнул рукой куда-то в сторону убитого мужчины и улыбнулся Луке, который смотрел на него пустыми глазами. – Но вы запомните эти последствия. И воспоминания помогут вам хранить молчание, которое, в свою очередь, послужит залогом вашего благополучия.
Слово «благополучие» зазвенело у Лидии в сердце, как колокольчик. Она старалась держаться как можно спокойнее. Команданте надел на ручку колпачок, закрыл блокнот и, сложив над ним руки, наклонился поближе к Луке.
– Мой юный друг, в любом случае большинство этих людей – негодяи. Важно это понимать. Они не невинные овечки. А бандиты, наркоторговцы, воры, насильники и убийцы. Так и говорит президент на севере. Все они – плохие hambres.
Он исказил слово «hombres», как это делал президент США: желая назвать мигрантов «плохими людьми», он, сам того не понимая, назвал их «плохим голодом». Эта история превратилась в анекдот. Плохой голод. Команданте вернулся к основной мысли:
– Этим людям пришлось уехать, потому что на родине они попали в передрягу, понимаешь? Хорошие люди никогда не бегут.
Лидия смотрела, как Лука открывает рот, намереваясь что-то возразить. Каждой клеточкой своего тела она молила сына не делать этого. Лука закрыл рот.
– Тем не менее почти все будут в порядке, – продолжал команданте. – Кто-то сможет заплатить выкуп самостоятельно. Как вы. А у тех, кто не сможет, скорее всего, найдутся на севере родственники, готовые помочь. Они пробудут здесь пару дней, заплатят пошлину и продолжат свое путешествие. Понятно? Беспокоиться не о чем. – Он поднялся, но не стал выходить из-за стола. – Я надеюсь, мне не нужно объяснять, почему все случившееся должно остаться между нами.
– Нет, сеньор. – Лидия покачала головой.
– Не буду рассказывать, какие ужасы случаются с людьми, которые рассказывают в Синалоа всякие небылицы.
Лидия снова покачала головой. Да кому ей рассказывать?
– Очень хорошо. В таком случае наше сотрудничество подошло к концу. Рафа? – обратился команданте к охраннику, стоявшему у него за спиной. – Проводи наших гостей на выход и позови следующих.
Рафа отвернулся, тем самым усиливая надежду Лидии на избавление. Их отпускают на волю. Невероятно. Схватив сына за руку, она поднялась на дрожащих ногах. В углу позади стола оказалась металлическая дверь, которую Лидия не заметила. Сверху виднелся тяжелый засов, но охранник вскинул руки и отворил его. Дернув за перекладину, он распахнул дверь, и в комнату хлынул дневной свет. Лидия шагнула навстречу чудесному сиянию.
Но Лука остался на месте, оттягивая ее руку назад.
– Милый, пошли. – В ее голосе слышались настойчивые, почти истерические нотки.
Она резко потянула сына за собой, но тот вырвался.
– Да что же ты делаешь? – Лидия схватила его за руку, взвинченная настолько, что сама готова была его убить.
– Мы не можем их тут оставить, – сказал Лука.
Сердце в его груди трепыхалось как птичка, напоминая того воробья, который однажды залетел в их квартиру через балконную дверь и никак не мог выбраться наружу; он все бился и бился о стекло, пока Папи не поймал его полотенцем и не выпустил на свободу. Сердце Луки пребывало в похожем состоянии ужаса, и мальчику казалось, будто стекло грудной клетки вот-вот разобьется и посыплется на пол – если только прежде не размозжит себя его окровавленное сердце.
Мать смотрела на него в ужасе. Что он делает?
– Лука…
– Нет, Мами. Они не смогут заплатить. У них нет денег.
Команданте снова плюхнулся в кресло, поставил локти на подлокотники и соединил пальцы домиком. Казалось, эта сцена его забавляет. Мальчик повернулся к нему:
– Что будет с теми, кто не сможет заплатить?
– Молодой человек, твоя преданность достойна восхищения…
– Что с ними будет?
Нечто жуткое мелькнуло на лице команданте, и Лидия вновь потянула сына за руку. Но потом мужчина смягчился:
– Все в порядке. Я не причиню ему вреда. Я уважаю его за смелость. Пожалуйста, сядьте.
Лидия взглянула на дверь. Только что та была открыта. Где-то там за порогом догорало предвечернее солнце, и мысль об утраченной свободе была совершенно невыносима. Но вот Лука снова сидел на стуле, и ему страшнее было бросать сестер, чем задержаться в этом кошмаре. Несмотря на все, что ему пришлось пережить, – а может, и благодаря этому – для мальчика голос совести оказался важнее инстинкта самосохранения. «Если мы выживем, – подумала Лидия, – я буду очень собой гордиться». Она сжалась, словно потеряв в весе, и почувствовала, как в груди схлопнулись легкие; присев рядом с сыном, женщина пыталась скрыть лицо от охранника.
– О ком он говорит? – спросил команданте.
– О тех двух девочках, – ответила Лидия. – С радужными браслетами.
– Твой сын – удивительный молодой человек.
Принимать комплимент от этого человека было жутко.
– У этих девочек нет никого, кто мог бы помочь, – продолжала Лидия.
– Только мы, – подтвердил Лука.
Команданте тяжело вздохнул, постукивая ручкой по обложке блокнота.
– На открытом рынке мы бы выручили за них кругленькую сумму. Такие красотки! – Он присвистнул, а потом вновь взглянул на Луку: – Но я хочу вознаградить твои преданность и храбрость. Очень впечатляет. – Он сел прямо и обратился к Лидии: – У вас есть деньги?
Та заколебалась.
Команданте ухмыльнулся.
– Женщина, которая так выглядит, так говорит? У тебя наверняка есть деньги.
Лидия прикрыла глаза, и в темноте перед ней предстали Ребека и Соледад – какими она увидела их на мосту возле Уэуэтоки. Их певучие голоса, их болтающиеся ноги. Лидия видела их живость, их мужество. И тут же мозг показал ей белое кружево и пятно бордовой крови – праздничное платье Йенифер. Плач прорезал Лидии нутро, но не поднялся наверх. Она открыла глаза. И кивнула.
Команданте повысил голос:
– Рафа, приведи девочек. – И к Лидии: – Семьдесят пять тысяч песо.
Лидия разинула рот.
– За каждую.
То были почти все их сбережения. За одну сестру команданте просил больше, чем за них с Лукой вместе взятых. Лидия с дурнотой осознала: цена установлена заранее. Такова была расчетная стоимость человеческого капитала. Если не заплатит она, девочек купит кто-нибудь другой. И тут же Лидия представила, как резко возрастет ее собственная цена, если тот охранник вдруг вспомнит, кто она такая. Вероятность подобного исхода, словно бомба с часовым механизмом, тикала в маленькой бетонной комнате.
Лука не сводил с нее глаз, и ради сына Лидия приняла решение:
– Мы заплатим.
