17
И у сестер, и у Лидии в душе постоянно боролись два импульса: жуткое предчувствие погони, необходимость бежать без оглядки и почти физическое сопротивление, нежелание слепо двигаться вперед, к неведомым демонам за углом. В «Каса дель Мигранте» в Селае все трое смогли перевести дух, а Лидии, после бессонной ночи под открытым небом, приют и вовсе показался даром свыше.
Когда они приехали, был еще только полдень. Лука и Ребека принялись играть в баскетбол – по каким-то собственным правилам, так что никто к ним не мог присоединиться; Лидия и Соледад устроились на лавочке по соседству и молча наблюдали. Потом они помогали на кухне, слушая новости по телевизору, потом Лидия немного вздремнула. Проснувшись, она увидела, что ее сын играет с Ребекой в домино. Как же все-таки быстро они преодолели возрастной барьер: восьмилетний Лука немного подтянулся, а четырнадцатилетняя Ребека чуть снизошла к нему – и вот они мирно встретились посередине. Казалось, они всю жизнь были знакомы, будто эти девочки всегда находились где-то рядом и лишь ждали подходящего момента, чтобы войти в их жизнь. Тем вечером Лука спросил, можно ли ему прилечь рядом с Ребекой на ее койке.
– Нет, это неприлично, – ответила Лидия, обозначив черту дозволенного.
Мальчик и сам понимал, что шансов у него мало, но, поскольку правила прежней жизни больше не действовали, решил попытать судьбу. Получив отказ, он безропотно залез к себе на второй ярус. Лидия затащила рюкзак на постель, спрятала его под простынями и дважды обвязала лямку вокруг лодыжки. Все четверо спали крепко. Хвала и честь всякой двери, что закрывается на замок.
Соледад по-прежнему ничего не рассказывала – ни о том, откуда они с сестрой приехали, ни о том, что им пришлось пережить. О судьбе своей семьи Лидия тоже не упоминала. Однако же их объединило какое-то негласное понимание, какое-то волшебство, отчасти материнское и полностью женское. Поэтому в том, что случилось наутро, не было ничего удивительного. Девочка, которая, казалось, была намного старше своей сестры и которая обычно не обсуждала свои личные проблемы с окружающими, – призналась Лидии, что беременна. Подхватив тон, заданный Соледад, женщина ответила очень спокойно и прямолинейно.
– Твой ребенок будет гражданином США, – прошептала она, поднося к губам чашку кофе.
Соледад покачала головой и поднялась из-за стола, чтобы убрать за собой тарелку.
– Это не мой ребенок.
Когда она задрала руки и потянулась, обнажив полоску кожи между мешковатой футболкой и поясом джинсов, стало заметно, что живот у нее еще совсем плоский.
Последовавшие затем день и ночь оказали столь мощное целебное воздействие, что впоследствии, в воспоминаниях об этом времени, будут казаться всем четверым невероятно длинными. Как и все мексиканские священники, местный падре носил самую обычную уличную одежду: желтую футболку поло и мягкие голубые джинсы со смоляным пятном на штанине. Единственным религиозным символом в его наряде был простой деревянный крест на кожаном шнурке, свисавший с шеи. Он был поджарым седовласым мужчиной в очках. В тот день убежище покидали более двадцати мигрантов, и перед отъездом падре собрал их во дворе. Лидия назвала бы эту речь бодрым напутствием, которое не достигло своей цели: мужчина вроде хотел подбодрить собравшихся, но ничего воодушевляющего в его словах не было. Он стоял перед ними на перевернутом ящике из-под молока и в основном предостерегал от опасности.
– Если вы еще можете вернуться – возвращайтесь. Если у вас есть возможность пойти домой и устроиться в родных краях, если вы можете вернуться, не подвергая себя опасности, умоляю вас: поворачивайте назад. Если вы знаете другое надежное место, вдали от поездов, вдали от севера, – отправляйтесь туда.
Лука обнимал Ребеку за талию, прижимаясь к ней головой. Рука девочки покоилась у него на плечах. Лидия следила за выражением их лиц, но к жестким словам падре дети отнеслись совершенно спокойно. Некоторые мигранты беспокойно переминались с ноги на ногу.
– Если вы гонитесь за лучшей жизнью, ищите ее в другом месте, – продолжал падре. – Этот путь подходит только для тех, у кого нет выбора, нет других возможностей, для тех, кто оставляет позади лишь насилие и нищету. За воротами вас будут ждать все новые и новые опасности. Весь мир будет действовать против вас и еще не раз попытается расстроить ваши планы. Кто-то из вас упадет с поезда. Многие пострадают или покалечатся. Многие умрут. Многих, очень многих из вас похитят, будут пытать или продавать. Некоторым повезет: они сумеют выжить и добраться до США и в награду смогут умереть под палящим солнцем пустыни, брошенные вероломным койотом или подстреленные наркодельцом, которому не понравится их внешний вид. Абсолютно каждого из вас ограбят. Каждого. Даже если вы сумеете доехать до севера, по прибытии в ваших карманах будет пусто – это я вам обещаю. Посмотрите вокруг. Да-да, посмотрите друг на друга. Только один человек из трех достигнет своей цели живым. Так кто же это будет? Может, вы?
Падре показал на немолодого мужчину в чистой футболке и с аккуратно подстриженной бородой. Тот ответил:
– Си, сеньор!
– А может, вы? – Падре показал на женщину, примерно ровесницу Лидии, которая сидела с маленьким ребенком на коленях.
– Си, сеньор! – крикнула она.
– А как насчет тебя? – Падре обращался к Луке.
На Лидию обрушилась волна отчаяния, но сын вскинул вверх свой маленький кулачок и прокричал:
– ¡Sí, seré yo!
В итоге речь все-таки приободрила и укрепила дух мигрантов; именно из-за этого многие из них потом нетерпеливо считали минуты до прибытия поезда, которого все не было и не было. К третьему часу некоторые не выдержали и пошли пешком. На четвертый и пятый час следом за ними двинулись и остальные. Лука, Лидия и сестры пошли к западной окраине города, чтобы отыскать подходящий мост, но единственный из тех, что им попался, был слишком высоким. Прыжок оттуда равнялся самоубийству. Поэтому они стали искать поворотный участок колеи, где поезд должен был притормозить. Во второй половине дня наконец-то показался Зверь, и на нем было невероятно много народа. Еще издалека Лидия увидела темные силуэты мигрантов, облепившие вагоны. Поезд ехал намного быстрее, чем вчерашний в Сан-Мигель-де-Альенде.
Лидия собралась сказать, что надо переждать, что у них ничего не получится. Ей хотелось выразить сомнение словами, но не хватило времени, и теперь она уже не могла перекричать поезд. В ее костях могучим эхом отдавался шум. Все побежали, и Лидия крепко сжала в кулаке руку сына. С крыш вагонов им кричали мужчины, пытаясь подбодрить и дать совет. Первой прыгнула Ребека; за ней отправилась Соледад, которая затем свесила руку, чтобы подтянуть Луку. Тот схватился за нее, и настал момент абсолютного ужаса: мальчик оказался между ревущим Зверем с одной стороны и бегущей по земле Лидией – с другой. Он был словно кусочек ириски, мягкий и беззащитный. Наконец Лидия выпустила его, и Лука повис в руках Соледад; с крыши свесились мужчины и затащили мальчика наверх. Он в порядке, он в порядке. Лидия бежала за поездом, зная, что почувствует облегчение, лишь когда воссоединится с сыном; Зверь набирал скорость, и Лидия уже начала отставать, но все бежала и бежала и никак не могла ухватиться за лестницу, но вдруг внезапный прилив паники подстегнул ее и заставил перебирать ногами быстрее, и она ухватилась за железную перекладину – в ужасе, в полном ужасе от того, что ее ноги не поспеют, что они свесятся вниз и она угодит под колеса, но нет, похоже, этот день еще не настал, потому что наконец ее ступни нащупали нижнюю перекладину, а руки были всего на одну перекладину выше, и поезд ехал все быстрее и быстрее, просто с невероятной скоростью, но все тело, все ее конечности теперь вцепились в тело Зверя, и она висела на лестнице, словно жук; позволив себе один коротенький всхлип, Лидия разогнулась и, отталкиваясь от нижней перекладины, начала подниматься. Оказавшись наверху, она дотянулась до Луки и наскоро перевязала их обоих ремнями, после чего уткнулась лицом ему в волосы и тихонько расплакалась, чувствуя, как постепенно у нее в груди успокаивается сердце.
Лидии хотелось, чтобы Лука и сестры были только с ней, чтобы их маленькая группа сидела отдельно от остальных. Но все мужчины были такими дружелюбными и услужливыми. Пожалуй, даже чересчур услужливыми. На Звере редко встретишь женщину, да и дети попадались нечасто, и Лидии казалось, что каждый мужчина обращает на нее излишнее внимание. Она понимала, что они с сестрами символизируют нечто в глазах этих мужчин. Они напоминали о доме. Олицетворяли идею спасения. Или добычу. А в глазах подручных картелей – денежное вознаграждение. Но даже если все это были ее фантазии, куда бы они ни пришли, сестры тут же вызывали переполох – одним только своим появлением. Лидия отвлеклась на эти размышления и поэтому, несмотря на свою бдительность, не сразу заметила парня, который сидел на другом конце крыши и тихонько за ними наблюдал.
Первым его заметил Лука. И сразу вспомнил. В ту же секунду мальчик испытал совсем неподходящее моменту чувство удовлетворения, прилив эндорфинов, чего никогда раньше не замечал, хотя такая химическая реакция происходила в его мозгу множество раз; так мозг награждал себя за то, что почти моментально выполнял запрос хозяина: да, Лука уже видел это лицо. Так что, хотя парень сидел далеко, скрестив ноги, Лука вспомнил и татуировку: окровавленный серп, выглядывающий из-под носка. Три красные капельки крови на черном острие. Лука поежился в горячих лучах солнца. Парень не сводил глаз с Мами. Достал из кармана мобильник, разблокировал экран, немного прокрутил вниз и снова взглянул на Мами. Выключив телефон, сунул обратно в карман. От страха Лука не мог пошевелиться. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы разогреть оледеневший голос.
– Мами.
Он старался вести себя спокойно, но под путами ремня дрожал от волнения. Мать наклонилась, но не очень близко. Тогда мальчик поманил ее рукой, и та наконец сообразила. Иди сюда. Ближе. Скорее. Лидия пододвинулась почти вплотную.
– Мами, я узнаю одного человека.
Всего несколько слов – и по позвоночнику Лидии пробежал холодок.
– Так, – произнесла она, пытаясь замедлить работу мозга. – Хорошо. Кого?
Ее руки и ноги словно стали жидкими, но пальцы одной руки крепко держались за решетку. Другая рука машинально потянулась к цепочке на груди и продела указательный палец в обручальное кольцо Себастьяна.
– Только не смотри! – предупредил Лука. – Он наблюдает за тобой. За нами.
В порыве героизма подсознание Лидии воскресило старую мантру, пробив жестокую неподвижность настоящего момента. «Не думай, не думай, не думай», – говорил ей мозг.
– Так. Кто он?
На этот раз Лука прильнул так близко, что губами полоснул мочку маминого уха.
– Тот парень из первого убежища в Уэуэтоке.
Лидия глубоко вздохнула. Так. Значит, речь шла о каком-то случайном встречном. Под приливом облегчения плечи ее опустились, словно суфле.
– Ой, Лука.
Ей хотелось отчитать сына за то, что тот напугал ее до смерти, но как он мог, посреди сумбурной разрухи их новой жизни, самостоятельно определить, какие слова влекут за собой панический ужас? Ей захотелось рассмеяться, а потом поцеловать Луку и попросить не дергаться по пустякам. Обвив его рукой, Лидия сказала:
– Все в порядке. Ничего страшного.
– Неужели ты не помнишь? Тот гадкий парень, которого выкинули из приюта, потому что он приставал к девочке? Он сделал с ней что-то нехорошее.
Она вспомнила. Проклятье. Девушки за завтраком говорили, что он sicario.
Только что Лидия позволила себе немного порадоваться их успехам. Она даже посмела предаться страху перед новыми, пока неведомыми опасностями. И вот, в ста метрах от нее, sicario, бог знает из какого картеля, сидит и таращит глаза. Она окинула взглядом других мигрантов. Любой из них мог оказаться врагом. Любой из них мог работать на «Лос-Хардинерос». Спрятав голову между коленей, Лидия опустила лицо так низко, что почти коснулась носом решетчатой крыши вагона, – точнее, все эти действия выполнило ее тело, не дожидаясь команды от головы. Так устроен инстинкт самосохранения: спрятаться, слиться с пейзажем, исчезнуть. Лука наклонился вслед за матерью.
– Это еще не все, – сказал Лука, потому что знал, хоть и не понимал откуда и почему, знал, что с этой татуировкой связано что-то очень нехорошее.
– Да?
Что бы ни собирался сказать сын, Лидия была готова. Она любую новость встретит с благодарностью.
– Татуировка. У него татуировка.
На голени под джинсами Лидия носила мачете. Рукоять немного натирала ей кожу.
– Какая татуировка? – прошептала она.
– Такой большой загнутый нож, Мами. С тремя каплями крови.
У Лидии заледенели пальцы и пересохло во рту. Откуда-то изнутри дрожь расходилась по всему телу. Но, глядя на нее, Лука видел только спокойствие, даже безучастность.
Подробностей она бы предпочла избежать, но надо было убедиться.
– Ты имеешь в виду серп? Что-то вроде этого? – Лидия начертила полумесяц на его раскрытой ладони.
Лука кивнул.
– Спасибо, что рассказал, mijo. Ты все правильно сделал. Молодец.
Она легонько коснулась его уха. Но прежде, чем Лидия успела составить план действий, впитать всю полученную информацию или хотя бы взглянуть на парня с татуировкой «Лос-Хардинерос», все внезапно закричали и поднялась ужасная суматоха. Мать и сын машинально повернулись на источник шума. Мигранты затаили дыхание, и в ту же секунду, испустив протяжный свист, поезд нырнул в тоннель, и стало темно.
– Мами! – крикнул Лука.
– Я здесь. – Она схватила его за руку. – Я здесь, mijo.
– Что случилось?
– Я не знаю, сынок.
– Мами, мне страшно!
– Знаю, mijo. Все в порядке.
Нащупав в темноте голову сына, Лидия вспушила мягкие волосы на его затылке. Тоннель оказался коротким, и вскоре поезд снова вырвался в светлый день. Сестры, которые только что лежали друг на дружке и дремали, теперь подскочили и заморгали. Сонная азбука Морзе.
– Что случилось? – спросила Соледад.
С вагона перед ними по-прежнему доносились крики, и из всеобщего гама стали выделяться два голоса, звуча все громче. Какой-то мужчина протяжно завывал: «¡Hermano, hermano, hermano!» Он встал, и соседи тут же схватили его за брюки и утянули вниз; через мгновение повторилось все то же самое. Казалось, мужчина твердо решил спрыгнуть. Тем временем история о случившемся переходила из уст в уста и вскоре достигла мужчин, сидевших рядом с сестрами. Один из них повернулся и объявил:
– Его брат упал с поезда.
Соледад ахнула и перекрестилась.
– Dios mío, как? – спросила она.
Мужчина показал пальцем на тоннель, который они только что проехали:
– Не заметил тоннель. Стоял на коленях, слишком высоко, и вдруг: бум! Ударился головой и отлетел прочь.
На лице Соледад читалось сострадание, смешанное с ужасом. Она заглянула мужчине через плечо, потому что увидела, как завывавший брат вскочил на ноги в третий раз. Слова вылетели из нее сами, рука вскинулась вперед:
– Остановите! Держите его!
Слишком поздно. Мужчина спрыгнул. В мутно-желтой утренней дымке мелькнул силуэт с растопыренными конечностями. При ударе о землю от него откололась скорбящая тень.
– Слишком высоко, слишком высоко! – Голос Соледад по-прежнему ей не подчинялся. – О боже, боже мой!
Вагон поравнялся с тем местом, куда выпрыгнул мужчина. Скатившись по крутой насыпи, тот продолжал движение. Лука пересчитал конечности: одна, две, три, четыре. Пересчитал еще раз – чтобы уж наверняка. Руки-ноги были целы, но почему-то не работали. В сорняковых зарослях тело наконец остановилось и осталось лежать без движения. Поезд умчался без мужчины. И без его брата.
Соледад погрузилась в полубессознательное состояние: казалось, эта сцена сорвала тонкую коросту, скрывавшую ее собственное страдание. Девочка обмякла, и Ребека уложила ее голову себе на колени. Откинув со лба сестры длинные черные волосы, она тихонько запела на языке, которого Лидия раньше не слышала. Некоторое время Соледад лежала не моргая, но вскоре черты ее лица смягчились, полоски черных бровей расслабились, веки сомкнулись. Она поплыла где-то между реальностью и сном.
Даже не видя sicario, Лидия всем нутром ощущала на себе его взгляд. Он наблюдал, вытянув ноги и упершись ладонями в крышу. Теперь она его узнала – только потому, что напомнил Лука. На нем были огромные красные шорты и безразмерная белая футболка. Поверх – гигантская красно-черная майка с логотипом какой-то профессиональной баскетбольной команды; в ушах – бриллиантовые сережки-гвоздики. Конечно, украшения, скорее всего, были подделкой, но образ получался убедительный: настоящая звезда хип-хопа; именно такое впечатление он стремился произвести, когда выбривал в правой брови две тонкие полоски.
Лидии даже не пришлось поворачивать голову. Словно охотница, она улавливала движения добычи боковым зрением: приподнял плоский козырек бейсболки – почесался, перегнулся через край – сплюнул, открутил бутылочную крышку – глотнул воды. Интересно, ощущал ли он ее тревожность? Может, заученное равнодушие, которое Лидия усердно разыгрывала, совершенно бесполезно с точки зрения биологии? Может, она источает феромоны страха, которые и так поддаются распознаванию? Между ней и sicario установилась какая-то животная связь.
Поэтому, когда поезд выехал на длинный открытый участок, тело Лидии остро отозвалось на движения парня: тот поднялся на ноги и направился к ним. У нее заколотилось сердце, расширились зрачки, кожа покрылась мурашками и каждая мышца либо сократилась, либо задрожала в судороге, так что она стиснула Луку еще крепче. Ее ладони взмокли и похолодели. Она выпустила сына и схватилась за мачете, пристегнутое к лодыжке под джинсами.
Все смотрели, как молодой человек с опаской пробирается по крыше, лавируя между людьми. Мигранты всегда чутко реагировали на перемещения, высматривая признаки опьянения или сумасбродства. Или отблеск спрятанного лезвия. К этому парню все отнеслись с особой осторожностью: всем было совершенно очевидно, кто он такой. Все отклонялись в сторону, чтобы пропустить его.
– Амиго, ты что, вагон-ресторан ищешь? – обратился к нему пожилой мужчина в соломенной шляпе.
Те, кто сидел поблизости, нервно засмеялись. Почему он один? И куда это он собрался?
– Просто разминаю ноги, – отозвался молодой человек.
Мигранты пристально смотрели на его татуировку, сохраняя лишь видимость дружелюбия. Большинству был ясен смысл трех капель крови: по одной за каждое убийство.
Глядя, как парень приближается, Лидия достала из ножен мачете и вытащила его из-под штанины. Она нажала на кнопку, и лезвие, к счастью, раскрылось. Лука молча наблюдал, как мать прячет нож в рукаве. Какой-то инстинкт советовал ей выбросить мачете и поискать на земле подходящий куст, который смягчит падение, относительно безопасное место, чтобы сбросить сына с поезда. Желая убедиться, что ее тело не поддастся этому глупому порыву, Лидия дотронулась до Луки. Она коснулась его скрещенных ног и еще раз порадовалась надежности холщовых ремней. Тут над ними нависла тень. Лидия не поднимала глаз.
– Эй, слышь, мне кажется, я тебя знаю.
Парень уселся на маленьком пятачке между ней и сестрами. Пока он туда втискивался, напряжение в теле Лидии достигло предела. Она чувствовала, что Ребека пытается поймать ее взгляд, но специально на нее не смотрела – не хотела втягивать девочку в эту историю. Младшая сестра поерзала, освобождая место для незнакомца, а Лидия тем временем поняла, что, пока ее голова была занята мыслями о побеге, она забыла составить какой-либо план. Поэтому она ответила первое, что пришло на ум:
– Я так не думаю. Но мой сын сказал, что уже видел вас где-то неподалеку от Мехико.
Лидия не стала говорить «в Уэуэтоке», опасаясь, что упоминание о скандальном выселении может разозлить парня. Она держала свое тело, словно взведенный пистолет.
– Правда?
Он склонился к Луке и улыбнулся, отчего Лидия совсем растерялась. Она не понимала, к чему эта светская беседа. Если он и правда sicario, то зачем он тут сидит и треплется? И где под всеми этими слоями одежды он прячет оружие?
– Как дела, чувак? – Он обращался к Луке. – Клевая кепка.
Он потянулся, чтобы дотронуться до козырька красной бейсболки Папи, но мальчик увернулся.
– Короче. Меня зовут Лоренсо, – сказал он, протягивая Лидии руку. Меньше всего на свете ей хотелось пожимать эту руку, но все же она легонько коснулась протянутой ладони, а потом опять схватилась за мачете в рукаве.
– А тебя? – спросил молодой человек.
«Ему же всего-то лет восемнадцать-двадцать», – подумала Лидия. Почему он ведет себя так, словно она обязана ему представляться?
– Арасели. – Выдуманное имя выскользнуло на выдохе, словно серфер на отливе.
Лоренсо покачал головой:
– Не-а, я так не думаю.
Лидия прикусила щеки. Если она когда-то сомневалась в своей способности заколоть человека, то теперь все сомнения развеялись.
– Прошу прощения?
– Тебя зовут не Арасели.
В ответ она только и смогла, что негромко фыркнуть. Лука прильнул к ней поближе. Лоренсо полез в карман, и напряжение в ее теле перешло в дрожь. Она засадит нож ему в шею. Впрочем, нет. Она находилась в неудачной позиции; слишком мало места, негде развернуться. Получится ли у нее убить этого парня? Или только ранить и тем навлечь на себя ответное насилие? Лучше, конечно, просто спрыгнуть. Обернуть Луку своим телом, как подушкой, с надеждой, что хотя бы он сможет выжить. Падение с бегущего поезда. Но что будет с Лукой потом, когда ее не станет? Лидия сможет только пожертвовать собой – а потом Лука навсегда останется один. Ее трясло от душевных метаний. Пошарив в рукаве, она покрепче сжала холодную рукоять мачете. Но Лоренсо выудил из кармана всего лишь мобильный телефон. Не пистолет, не нож. Он разблокировал экран и принялся листать фотографии.
По телу Лидии прокатилась дрожь.
– Это ведь ты, да? – Парень повернул экран так, чтобы ей было видно.
Там оказалось селфи, которое Хавьер сделал вместе с ней в книжном магазине. Они сидели по разные стороны прилавка, склоняясь друг к другу, соприкасаясь висками. Взгляд Лидии был устремлен четко в камеру, а Хавьер слегка повернул голову вбок – он смотрел на нее. Она прекрасно помнила тот день: ее друг объяснил, что Марта обучила его искусству селфи, а потом они долго смеялись.
– Лидия Кихано Перес, да? – спросил молодой человек.
Она втянула губы и слегка повернула шею, но даже ей эта реакция показалась совершенно неубедительной. Лоренсо поднес телефон к ее лицу, чтобы сравнить.
– Да-да. Красавчики, – сказал он и добавил с неожиданной искренностью: – Сочувствую тебе, насчет твоей семьи.
На крыше поезда тишина – это мерный рев двигателя, который тянет за собой тонны разгоряченной гремящей стали. Колеса визжали на рельсах, металл со скрипом терся о металл, сцепления между вагонами стучали и скрипели. Миновало несколько секунд такой тишины, прежде чем к Лидии вернулся голос.
– Что тебе нужно?
Лоренсо выключил телефон и спрятал его обратно в карман.
– Что мне нужно? Ну и вопрос! – Он присвистнул. – Видимо, то же самое, что и другим. Хороший дом, немного цацек и красивую девчонку.
Он посмотрел на Ребеку и улыбнулся, но та, хоть и сидела рядом, не обращала на него внимания. Она не ответила на его взгляд, и Лидия усомнилась, что в таком шуме девочке вообще что-то было слышно. Соледад по-прежнему лежала у нее на коленях с закрытыми глазами. Лоренсо разглядывал свои ногти. Лидия наблюдала за ним.
– Что тебе нужно от меня? – еще раз спросила она.
Парень нашел крошечный белый заусенец, откусил его зубами и выплюнул на землю.
– Ничего. – Он пожал плечами. – Просто пообщаться.
– Откуда у тебя эта фотография? – Лидия сморщила нос и указала подбородком на телефон в его кармане.
– Мамуля, ты уж извини, конечно, но у всех в Герреро есть эта фотография.
Лидия резко втянула в себя воздух. Не то чтобы это было для нее новостью, но подтверждало ее опасения.
– Зачем она им? – Ей хотелось полностью прояснить ситуацию.
Лоренсо взглянул на нее искоса и ухмыльнулся:
– Шутишь, что ли?
– Нет. Мне нужно знать точно, с чем мы имеем дело.
Парень выдержал паузу, а потом снова пожал плечами и ответил:
– Тебя велели найти и доставить к боссу.
Ну и ну. Может, фразу «живым или мертвым» говорят только голливудские гангстеры, но Лидия ожидала услышать именно это. Она пыталась разместить новую информацию на своем мысленном жестком диске, но та не поддавалась обработке.
– То есть никто не велел меня убивать? Убивать нас?
Лоренсо вздохнул. Он совсем по-другому представлял себе этот разговор. Задавать вопросы должен был он, а не она.
– Слышь, я и так рассказал тебе слишком много. Не хочу, чтобы меня тоже грохнули.
Лидия поежилась, чувствуя, как потеет в ее ладони рукоятка мачете.
– Так ты поэтому здесь? Чтобы доставить нас к боссу?
Что ж, может, Хавьер хочет убить их сам, хочет своими глазами увидеть, как она страдает. С этим парнем они с Лукой никуда не пойдут. Если понадобится, она его убьет. Пусть даже это случится на глазах у сына.
– Не-а, я все это оставил в Герреро. – Лоренсо махнул рукой в южную сторону.
– Понятно, – ответила Лидия, по-прежнему крепко сжимая в руке мачете.
– De verdad, все с чистого листа. – Он ухмыльнулся. – С теми делами покончено.
Лидия понимала, что проверить достоверность этого заявления она не в состоянии. Она молчала.
– Но как ты выбралась из Акапулько? – спросил вдруг парень. – Все тебя искали. Это какое-то колдовство, да? Ты жрица-сантера? Или бруха?
К собственному удивлению, Лидия испустила слабенький хриплый смешок.
– Колдунья? Наверное, страх и правда наделяет человека колдовскими силами.
Она никогда не узнает, насколько им в действительности повезло: в тот самый момент, когда они с Лукой заходили в фойе соседнего отеля, в их номер в гостинице «Дукеса Империал» ввалились двое подельников Хавьера.
– И куда вы едете? – спросил Лоренсо.
– Не знаю, – соврала Лидия. – Пока что не решили.
Парень подтянул колени к подбородку, и его мешковатые шорты легли снизу складками. Обхватив себя руками, он сказал:
– Я еду в Лос-Анджелес. Мой двоюродный брат работает в Голливуде.
– Отличный выбор.
Когда на них вновь опустилась гремящая тишина, Лидия задумалась: почему? Ведь сумел же он настолько хорошо устроиться в «Лос-Хардинерос», что купил такие дорогие кроссовки и вполне приличный телефон. Если он не возражал, когда пришлось отрабатывать первую каплю крови, а потом вторую и третью, то почему же он уехал из Герреро? Лидия знала: ответов может быть бессчетное количество. Может, ему не нравилось убивать. Или он почувствовал, что все это насилие постепенно меняет его личность. Может, по ночам ему снились кошмары, и всякий раз, когда он закрывал глаза, в его воображении вставали образы убитых им людей. Может, за его израненной душой охотились призраки из прошлого. Но все могло быть с точностью наоборот. Может, этот парень был настолько аморален, что не мог соблюдать даже извращенный этический кодекс «Лос-Хардинерос». Может, он просто изнасиловал не ту женщину. Или украл деньги у своего хефе. Может, он убивал с охотой – настолько, что другие члены картеля видели в нем потенциальную угрозу. Может, он тоже был в бегах. Но дело могло обстоять и совершенно по-другому: может, он никогда не рвал с «Лос-Хардинерос» и на самом деле просто хотел отвезти Лидию с сыном обратно в Акапулько.
В присутствии Лоренсо у нее выворачивало нутро. С его появлением Лидия снова почувствовала надвигающуюся опасность. Эта опасность была повсюду. Она отравляла воздух безрассудством, смятением и леденящим ужасом. Казалось, между ней и Хавьером больше не было никакой дистанции, они сидели лицом к лицу, как в тот день, когда она устроила ему очную ставку в книжном магазине. Русские матрешки. Его прикосновение. Пальцы сжимают вены на ее запястье. Слышно, как за зеленой кафельной стеной мочится в унитаз sicario.
Лидия мечтала, чтобы Лоренсо куда-нибудь отсел. Девять дней, 426 миль – она не продвинулась вперед ни на шаг.
