14

Когда от верной гибели их отделяли шесть дней и 282 мили, Лидия с сыном покинули Уэуэтоку и вновь отправились на север по следу Зверя. Размышляя о том, как им удалось выжить в последнюю неделю и убежать так далеко от Акапулько, Лидия чувствовала, что ее мозг зажимает в тиски. Потому что она понимала: за эти шесть дней она принимала как хорошие, так и плохие решения, и в конце концов лишь благодаря милости Божьей ее неудачные решения не привели к катастрофе. Эта мысль лишала ее сил. Лидия не могла придумать, как им взобраться на поезд, но именно это им требовалось сделать. Им требовалось уехать на этом поезде. Но пока они шли, еще можно было немного подумать. Перед отправлением из приюта они наполнили водой фляжки, но все же по пути зашли в небольшой придорожный магазин, где Лидия до отказа набила свой рюкзак разными закусками. В этом магазине привыкли к мигрантам, поэтому в продаже имелось все, что можно было легко унести с собой и съесть в дороге: орешки, яблоки, сладости, батончики мюсли, чипсы, вяленое мясо. Лидия набрала столько, сколько влезло в рюкзак. Еще она купила там шляпу – розовую, с белыми цветами на широких полях, – чтобы защитить от солнца шею. Ей подумалось об уродливой штуке, которой мама прикрывала голову, работая в саду: когда Лидия с Йеми видели мать в этой шляпе, они хихикали и дразнились.

– Вот вы смеетесь, – упрекала их та, – но именно благодаря этой шляпе у меня до сих пор такая кожа! Как у двадцатичетырехлетней девчонки!

На улице их снова ждала железнодорожная колея, растянувшаяся через мексиканский пейзаж, словно гигантский бобовый стебель, по которому мигранты карабкались наверх, а Лука и Лидия продвигались медленно: шаг за шагом, шпала за шпалой, листик за листиком. В небе ярко светило солнце, но было еще не слишком жарко. Мать с сыном держались за руки, потом потели и разъединялись, а затем повторяли все снова. Они выбрали самый западный маршрут: как уверяла встроенная карта Луки, хоть этот путь и длиннее остальных, но преодолевать его будет проще, если они пойдут пешком. Луку радовало, что Мами не требовала у него объяснений и просто положилась на его чутье, ведомая вперед лишь легким сжатием его ладони.

Лидия понимала, что решение отправиться в Денвер нецелесообразно, поскольку найти дядю Густаво может оказаться не так уж и просто. Abuela жаловалась, что, проведя столько лет на севере, ее младший брат превратился в гринго и никогда не вспоминал о прежней жизни. Наверняка Лидия знала вот что: ее дядя женился на белой женщине, стал зваться Гасом и открыл собственный бизнес в области строительства. То ли водопроводные трубы, то ли электричество. А что, если он сменил и фамилию тоже? Лидия никогда не видела его детей-янки – своих кузенов. Она даже не знала, как их зовут. Если она думала обо всем этом слишком долго, ее охватывала паника, поэтому она мысленно возвращалась к пошаговым, выполнимым действиям. Двигаться на север. Добраться до границы. Найти койота. Перейти на ту сторону. Сесть на автобус до Денвера. Там будут церкви. Там будут библиотеки, доступ в интернет, сообщества иммигрантов. Люди, которые захотят помочь. А сейчас надо было просто идти на север, на север. Туда, где Лука будет в безопасности.

Прошагав пару часов в северо-западном направлении, мать с сыном встретили двух сестер-подростков с одинаковыми радужными браслетами на тонких руках. Они сидели на мосту через железную дорогу и болтали ногами. Обе были очень красивы – та, что постарше, даже чересчур. Она безуспешно пыталась спрятать эту опасную красоту за мешковатой одеждой и сердитой гримасой. Та, что помладше, полулежала, опершись на свой пухлый рюкзак. Заметив Луку, девочки сели прямо. Строгое выражение исчезло с их лиц. Они хором охнули от умиления, какое юные девушки часто испытывают при виде детей.

– ¡Mira, qué guapo! – пропела младшая сестра, обнаружив в речи какой-то незнакомый акцент.

– Такой милашка, – поддержала старшая.

У обеих была густая копна черных волос, твердо очерченные, выразительные брови, темные проницательные глаза, идеально ровные зубы, пухлые губы и щеки-яблочки. Но старшая сестра обладала чем-то неуловимым, поистине завораживающим. Раз взглянув на нее, Лука уже не мог оторвать глаз. То же произошло с Мами. Девочка была так прекрасна, что почти излучала свет, куда более яркий, чем краски окружающего ее мира. Тускло-серый бетонный мост, коричневатые тона шпал и земли, потерто-голубые мешковатые джинсы, огромная грязно-белая футболка и бесцветный небосвод – рядом с ней все это меркло. Она сверкала, затмевая все вокруг. Биологическая случайность. Чудо великолепия. Серьезная проблема.

– Oye, ¿dónde van, amigos? – крикнула менее красивая девушка, когда Лука и Лидия проходили у нее под ногами.

– Туда же, куда и все, – ответила Лидия, взглянув на девочек из-под ладони. – На север.

Она сняла уродливую розовую шляпу и стала обмахиваться ею, как веером. У нее взмокла голова, потные волосы липли ко лбу.

– Мы тоже! – ответила девочка, болтая ногами. – У вас такой милый сын!

Лидия посмотрела на Луку: улыбаясь, тот разглядывал сестер. Такой искренней улыбки она не видела у него с того самого дня, когда они праздновали день рождения Йенифер.

– Меня зовут Ребека, а это моя сестра Соледад. – Девочка обратилась к Луке: – ¿Cómo te llamas, chiquito?

Лидия, уже привыкшая отвечать за безмолвного сына, открыла было рот, как вдруг…

– Лука! – ответил тот.

Его голос прозвенел чисто, как колокольчик, он ничуть не заржавел за столько дней бездействия. Лидия в изумлении захлопнула рот.

– Сколько тебе лет, Лука? – спросила Ребека.

– Мне восемь лет.

Сестры оживленно переглянулись, после чего та, что помладше, хлопнула в ладоши и сказала:

– Я так и знала! Столько же, сколько нашему двоюродному брату. Его зовут Хуанито. Он похож на тебя! Соле, правда они с Хуанито похожи?

Соледад Прекрасная не смогла сдержать улыбки.

– Правда, – подтвердила она. – Похожи, как близнецы.

– Хотите посмотреть на его фотографию? – спросила Ребека.

Лука взглянул на Мами, которая теперь с большой осторожностью заговаривала с незнакомыми людьми. Но эти девочки вернули ее сыну голос. Она кивнула.

– Поднимайтесь! – крикнула Ребека.

Из переднего кармашка на рюкзаке сестры она достала пачку фотографий, завернутую в тонкий пластиковый пакет, и стала их перебирать. Под присмотром матери Лука залез к девочкам на мост. Лидия попыталась оценить их местоположение, но увидеть что-либо с клочка земли, пересеченного железной дорогой, было не так-то просто, поэтому вслед за сыном она тоже полезла наверх по крутому песчаному холму. Оказалось, что сестры сидят не на самом мосту, а на металлической решетке, выпиравшей из его бетонного основания, как смертельно опасный подиум. Прежде чем ступить на решетку, Лидия тронула ее мыском ноги. Лука между тем устроился на обочине, опершись локтями на низкий поручень. Ребека прислонилась к тому же поручню спиной, и вместе они принялись разглядывать фотографии.

– Видишь? – сказала она Луке. – Guapo como tú.

Мальчик снова расплылся в улыбке и кивнул.

– Смотри, Мами, он и правда на меня похож. Только зубов нет.

Ребека повернула фотографию так, чтобы Лидия тоже могла посмотреть.

– У него выпало два зуба в один день. Он потом ходил, как вампир, – объяснила девочка. – А ты, Лука? У тебя уже выпадали зубы?

Яркое непрошеное воспоминание: Папи выдирает ему первый зуб – посередине снизу. Он шатался несколько недель, и как-то раз за ужином, откусив мяса из своей тампикеньи, Лука почувствовал в десне пронзительную боль. Он уронил вилку, протолкнул еще непрожеванную толком еду поближе к горлу, кое-как сглотнул и стал оценивать нанесенный ущерб. Оказалось, зуб перекосило набок. Он клонился вниз, словно древнее надгробье в рыхлой земле. Легонько потрогав зуб пальцем, Лука пришел в ужас от того, какой он неустойчивый. Мами и Папи отложили вилки и молча наблюдали за ним. Но мальчик так боялся боли, что был неспособен что-либо предпринять. Следующие минут двадцать Мами уговаривала его хоть немного приоткрыть рот, чтобы самой взглянуть. Но Лука сидел безмолвно и неподвижно, с поджатыми губами. Наконец Мами сдалась, и тогда к нему осторожно подсел Папи. Он строил рожицы, чтобы наглядно продемонстрировать, что бывает с детьми, которые отказываются вовремя выдирать расшатанные зубы. Несмотря на свой страх, Лука хохотал и в перерыве между приступами смеха все же дал согласие на осмотр. Под пристальным маминым взглядом Папи осторожно ухватил зуб пальцами – да так, что Лука совсем ничего не почувствовал. Однако мальчик отчетливо помнил, как Папи одной рукой придерживал его за подбородок, пока вторая находилась у Луки во рту. Помнил соленый привкус отцовских пальцев и его победную улыбку, когда эти пальцы наконец извлекли главный приз – крошечный зубик. Увидев его, Лука вытаращил глаза и громко ахнул. Он не мог поверить, что все прошло так безболезненно и почти совсем незаметно. Папи просто взял эту маленькую штуковину и вынул ее из десны. А потом все они принялись смеяться и визжать, и Лука подскочил с места, не веря своему счастью, а родители обнимали и целовали его. Когда он доедал свою тампикенью, оказалось, что в свежую дырочку забиваются кусочки еды, которые ему приходилось вымывать молоком. Перед сном родители положили зуб мальчику под подушку, и ночью его забрал Мышонок Перес, оставив Луке в подарок стихотворение и новую зубную щетку.

Поднеся ко рту кулак, Лука лизнул свою костяшку, но вкус оказался совсем другим, и ему пришлось гнать это воспоминание, как назойливую муху. Как комара. Исчезнувший вкус отцовских рук. Заметив волнение сына, Мами дотронулась до мыска его кроссовки, легонько сжала пальцы его ног, возвращая Луку в настоящее, на пыльный мост. Он набрал полную грудь воздуха.

– Не смогли попасть на поезд, да?

Помимо прочего, у Соледад был редкий талант менять тему разговора в самый подходящий момент. Она держалась осторожнее, чем сестра, но рядом с Лукой трудно было сохранять безучастность – ведь какие у него пушистые ресницы, какие застенчивые ямочки на щеках!

Освободившись из-под рюкзака, Лидия достала флягу с водой и ответила:

– Пока нет.

– Теперь, конечно, стало намного труднее. Безопасность прежде всего! – Ребека шумно выпустила изо рта воздух, что в иной ситуации могло бы сойти за смех.

– Да уж. – Мами покачала головой. – Безопасность.

– А вы уже ездили на поезде? – спросил Лука.

Повернув голову, Соледад коснулась подбородком плеча и сказала:

– Да, мы едем почти от самой Тапачулы.

Лука вспомнил мужчин, бежавших за поездом неподалеку от Лечерии: как один за другим они взмывали в воздух и исчезали, пока они с Мами наблюдали со стороны, не в силах пошевелиться. Вспомнил оглушительный рев и грохот, с которыми Зверь катился по дороге, нагоняя на случайных свидетелей – таких, как он и Мами, – парализующий страх. Теперь, глядя на этих могучих духом сестер, он испытал глубокое восхищение.

– Но как? – удивился мальчик.

Соледад пожала плечами:

– Мы усвоили парочку приемов.

Мами передала сыну фляжку, и тот выпил немного воды.

– Каких, например? – спросила она. – Парочка приемов нам бы не помешала.

Соледад перестала болтать ногами, села по-турецки и потянула спину, расправив плечи. И даже по этому краткому движению Лидия поняла, что девочку ни на минуту не отпускает ощущение опасности. Эти сестры тоже ни с кем не подружились с тех пор, как покинули родной дом, и тоже очень старались не привлекать к себе внимания. Но до этого момента им на пути еще не встречались такие маленькие дети, как Лука. Не встречались и такие бдительные матери, как Лидия. Было так приятно хотя бы на минуту почувствовать себя обычным человеком и окунуться в теплую дружескую беседу. Не будет вреда, если они поделятся опытом со своими товарищами по несчастью.

– Ну вот например. – Соледад указала на железную дорогу, бежавшую у них под ногами. – Мы заметили, что, хоть они не поскупились на заборы рядом со станциями, никто пока что не обносит мосты.

Лука наблюдал, как меняется лицо Мами, которая оценивала их позицию с учетом сказанного. Слегка наклонившись вперед, она прикинула расстояние от моста до земли. Не так уж и высоко. Но потом она добавила к расчетам грохот и тяжесть несущегося вперед «Ла-Бестиа».

– Вы прыгаете прямо отсюда? – недоверчиво спросила она.

Соледад ее поправила:

– Нет. Если прыгать отсюда, разобьете голову. Не успеете приземлиться правильно, и вас собьет мостом. С этой стороны мы ждем поезда. А прыгаем с другой. – Девочка показала пальцем.

Проследив глазами за направлением ее руки, у ограды через дорогу Лука увидел выцветший белый крест с пожухлым букетом оранжевых цветов в центре. Очевидно, он был установлен в память о ком-то, кто попытался перебраться с моста на поезд, но потерпел неудачу. Мальчик закусил губу.

– То есть вы просто прыгаете на крышу?

– Ну, не всегда, конечно, – ответила Соледад. – Но в целом да, если подходящие условия, мы просто прыгаем на крышу.

– А как понять, что условия подходящие? – спросила Лидия. – Или неподходящие?

– Ну, во-первых, нужно тщательно выбирать место для прыжка. Это место хорошее, потому что… смотрите сюда. – Девочка поднялась на ноги и показала на пути: – Видите, как изгибается дорога? Чуть вдалеке?

Лидия тоже встала, чтобы получше рассмотреть место, куда показывала Соледад. Та продолжала:

– Поезд всегда притормаживает перед тем, как уйти в поворот. И чем круче поворот, тем меньше скорость. Поэтому мы знаем наверняка, что тут под мостом он будет ехать медленно. Ну а во-вторых, нужно убедиться, что впереди нет опасных преград. Вот почему мы выбрали этот мост, а не предыдущий.

Лидия взглянула на юг, туда, откуда они пришли. На первый мост она вообще не обратила внимания. Проходя под ним, она лишь порадовалась, что оказалась в тени и хоть ненадолго спасется от солнца.

– Потому что, если вы прыгнете оттуда, с первого моста, – подхватила за старшей сестрой Ребека, – вы даже не успеете правильно сгруппироваться, а вам уже нужно будет ложиться, чтобы проехать под следующим. Тут все хитро.

Моргнув, Лидия покачала головой. Она и представить себе не могла, как это все происходит.

– Вот мы и сидим тут, – продолжала Соледад. – Смотрим. Ждем поезда. И если он нам нравится, мы перебегаем дорогу, оцениваем скорость, решаем, да или нет, и прыгаем.

– Как с водного трамплина? – спросил Лука, подумав про аквапарк «Эль-Ройо».

– Не совсем, – ответила старшая сестра. – Сначала нужно опустить рюкзак, потому что с ним верхняя часть туловища слишком тяжелая, и ты будешь сильно шататься. Сперва ты кидаешь рюкзак. А потом садишься на корточки, очень-очень низко. Нельзя прыгать с вытянутыми ногами, а то они поедут вместе с поездом и твой верх за ними не поспеет. Тебя растянет, как рогатку. Так что ты сворачиваешься клубочком и скачешь вперед, как лягушка. Низко и устойчиво. Главное – сразу за что-нибудь ухватиться.

От одной только мысли о прыжке у Луки бешено заколотилось сердце. Он едва не позабыл, как дышать. Посмотрев на Мами, он попытался переварить услышанное и прикинуть шансы на успех. Вдруг он ощутил какой-то маниакальный прилив сил, настолько мощный, что ему пришлось вскочить с места и пробежаться, потряхивая ногами, чтобы выпустить энергию наружу.

– Если очень повезет, поезд может даже остановиться, – сказала Ребека. – И тогда ты просто спускаешься на руках. Проще простого.

– Но часто бывает и так, что мы вообще его пропускаем и ждем следующего, – заметила Соледад.

– Да, если поезд едет слишком быстро, мы даже не пытаемся. По дороге нам уже встретилось два человека, которые попробовали так прыгнуть, и у них ничего не вышло.

Лидия мельком взглянула на сына, чтобы посмотреть, как он воспримет эту информацию, но он оставался внешне невозмутимым.

– А те люди прыгали так же, как и вы? Сверху?

– Нет! – В голосе Ребеки послышалась гордость. – Так прыгаем только мы. Ни разу не видела, чтобы кто-то другой так делал.

Лидия задумчиво скривила рот. Эти девочки либо гении, либо чокнутые.

– И сколько раз вы так делали? – спросила она.

Сестры переглянулись, и в итоге ответила Соледад:

– Раз пять? Или шесть?

Лидия глубоко выдохнула, а затем кивнула:

– Понятно.

– Хотите, попробуем вместе? – предложила Ребека.

Только когда слова слетели с ее губ, девочка сообразила взглянуть на сестру, вспомнив, что они договаривались всегда принимать решения вместе. Соледад украдкой коснулась головы Ребеки, на их особом сестринском языке давая понять, что все в порядке.

– Может быть, – произнесла Лидия, стараясь не обращать внимания на то, что ее дыхание на мгновение остановилось.

В ожидании поезда они немного поболтали, и Лидия узнала, что Соледад и Ребеке было пятнадцать и четырнадцать лет соответственно, что они уже проехали тысячу миль, что они ужасно скучают по своим родным и никогда раньше так надолго не оставались одни. Они не рассказали, почему уехали из дома, а Лидия не стала спрашивать. Обе они напоминали ей Йенифер, но, вероятно, только в силу возраста. Сестры были выше и стройнее, с более смуглой кожей, и у обеих был открытый и задорный нрав. А Йенифер всегда оставалась серьезной и задумчивой. Даже в раннем детстве все отмечали за ней некую степенность.

После смерти их отца, в тот же год, у Йеми родилась Йенифер, и она попросила свою младшую сестру Лидию, которой тогда было всего семнадцать, стать крестной матерью. Лидия помнила, как держала малышку над купелью и плакала. В тот день она специально не стала красить глаза, чтобы не запачкать тушью платье для крещения. Она знала, что будет плакать, но не от радости, и не от чести стать крестной, и не от величия момента, но потому что отец так и не смог увидеть внучку. Вместе со святой водой на детский лобик капали слезы, однако сквозь туманную пелену, застилавшую взор, Лидия с удивлением увидела, что ребенок не плачет. Йенифер моргала своими широко открытыми глазами. У нее был идеальный розовый рот бантиком. Лидия обожала эту девочку и не могла поверить, что когда-нибудь еще сильнее полюбит и собственного ребенка. Когда на свет появился Лука, она, конечно, узнала, что материнская любовь не сравнится ни с чем. Но Йенифер навсегда осталась в ее сердце – эта грустная, сияющая девочка, которая смягчила ее горе после потери второго ребенка. Мудрая маленькая Йенифер в возрасте девяти лет плакала вместе с Лидией, гладила ей лоб и утешала: «Но у тебя ведь есть дочь, Тía. У тебя есть я».

Чудовищная потеря, которую Лидия не сумела до конца осознать. В ней соединилось так много страданий, что она уже не отличала одно от другого. Не чувствовала их. Рядом сестры беззаботно болтали с Лукой, и тот отвечал им вновь ожившими словами. Между ними вспыхнула какая-то невероятная искра. Голос Луки разливался в воздухе, словно целебный эликсир.

Теперь, когда они сидели на месте, солнце пекло еще жарче; Лидия заметила, что ее руки загорели, как в детстве. Лука тоже стал куда смуглее обыкновенного, и вдоль линии волос на его затылке сверкали капельки пота. И все же это ожидание под иссушающими лучами солнца показалось Лидии слишком недолгим. Она еще не успела до конца себя уговорить. Не прошло и двух часов, как в воздухе загремел приближающийся поезд, и все четверо без слов поднялись и принялись готовиться. На самом деле, Лидия до сих пор сомневалась, будут ли они прыгать. Но надеялась, что будут, так как им очень нужно было попасть на этот поезд. И так же надеялась, что не будут, так как умирать она не хотела. И не хотела, чтобы умер Лука. Слушая, как приближается поезд, перетаскивая рюкзак на другую сторону моста, подталкивая Луку, Лидия словно бы отделилась от своего тела. Она положила флягу в передний карман рюкзака и застегнула молнию. Даже будь она уверена, что запрыгнет на поезд сама, как она могла просить об этом безумии Луку? Ее плечи были словно ватные, ноги мотало из стороны в сторону. По дрожащему телу разливался адреналин.

Лука держался рядом, вышагивая вдоль глубокой трещины в асфальте. Он старался занять глаза и мысли какими-нибудь мелочами, а Мами предоставил думать о том, что широко раскинулось перед ними: пожухлая трава и высохшие деревья вдоль ограды, голубой небосвод над головой, мост и железная дорога, соединявшиеся крест-накрест. Ветер трепал Луке волосы, шум поезда становился все ближе, в воздухе загромыхало эхо исполинских колес, катившихся по металлической колее; казалось, этот громкий звук служил предупреждением, которое сперва влетало в уши, а потом оседало в грудной клетке: отступись, отступись, отступись, не глупи, не глупи, не глупи, не глупи. Лука стоял, ухватившись обеими руками за ручку рюкзака. В школе с ним училась одна девочка – настоящая сорвиголова. Звали ее Пилар, и она всегда вытворяла сумасшедшие трюки. Могла прыгнуть с самого верха гимнастического каната. Могла раскачаться на качелях и сигануть вниз. Однажды она залезла на дерево возле школьных ворот, повисла на руках, вскарабкалась на одну из веток повыше, а оттуда – на крышу школы. Там она ходила колесом, пока директор не позвонил ее бабушке и та не уговорила внучку спуститься. Но даже Пилар никогда бы не решилась спрыгнуть с моста на идущий поезд, думал Лука. И она бы ни за что в жизни не поверила, что такой мальчик, как он, спокойный и послушный, может совершить подобное безумие. На глазах у Луки Зверь появился и скрылся за южной окраиной дороги. Мальчик повернулся и увидел паровоз у себя под ногами. В тот самый момент, когда поезд вновь показался из-под моста, Мами выглянула на пути через ограду.

– Все хорошо, – с улыбкой объявила Ребека. – То, что нужно.

– Готова? – спросила Соледад.

Младшая сестра кивнула. Лидия с мрачным видом наблюдала за девочками.

Лука окинул взглядом поезд во всю его длину и заметил несколько групп людей, занимавших последние пять или шесть вагонов. Один из мигрантов стоял, отбрасывая тень в форме буквы «Х», и махал им рукой. Лука помахал в ответ.

– Давай, – сказала Соледад.

Встав рядом, четко по центру железной дороги, сестры присели, свесили с моста рюкзаки и стали высматривать подходящий вагон – с крышей в виде плоской решетки – тогда там можно будет ходить и сидеть и будет за что ухватиться. Первая половина поезда состояла сплошь из цистерн, поэтому девочки ждали. Наконец Соледад неторопливо скинула свой рюкзак и последовала за ним. Одним рывком – грациозным, стремительным, самоубийственным – она переместилась с неподвижного моста на движущийся поезд. Лидия попыталась определить высоту – метра два? Может, три? Трудно было сказать. Приземлившись, девочка тут же начала стремительно удаляться; уезжая вместе с поездом, она становилась все меньше и меньше.

– Давай! – крикнула она сестре. – Быстро!

Ребека тоже спрыгнула, и Лидия поняла, что все должно произойти очень быстро, что времени взвесить все за и против у них не будет, что придется действовать по наитию. Раньше она боялась, что, подобно той девушке из ее любимой книги, она тоже случайно бросится с обрыва, или с балкона, или с моста, но теперь это предчувствие казалось ей ошибочным. Теперь Лидия знала наверняка: она никогда не прыгнет – этот страх был всего лишь хитрой уловкой ее воображения. Ее подошвы словно приросли к дороге. Неделю назад она бы крикнула Луке отойти в сторону. Велела бы ему держаться подальше от края. Она бы схватила его за руку, чтобы убедиться, что он в безопасности, что он не наделает глупостей. Но теперь она должна была отправить своего ребенка на идущий снизу поезд. Группа мигрантов на последних вагонах приближалась. Все они пригнулись, проезжая под мостом, а потом снова показались с другого конца дороги. Они смотрели на Лидию, раскрыв объятья, и жестами призывали скинуть рюкзаки. Лидия так и сделала, а потом взяла Луку за плечи и встала позади него.

– Перебирайся, – велела она.

Не сказав ни слова, без малейшего колебания мальчик перелез через ограду. Его пятки стояли на мосту. Его мыски в маленьких голубых кроссовках нависали над бегущим поездом. Лука напевал себе под нос, чтобы заглушить этот страшный грохот.

– Садись на корточки, – сказала Лидия. – Как девочки.

Лука присел. Если он сейчас прыгнет и погибнет, то случится это потому, что он с точностью выполнил распоряжение своей матери. Лидии казалось, будто она попала в кошмарный сон и вот-вот совершит чудовищный поступок, пугавший ее до смерти. Поступок, на который, слава богу, она никогда бы не пошла в реальной жизни. Она уже собиралась притянуть Луку к себе, с силой прижать его маленькую головку к груди, заключить его в объятья и расплакаться от счастья, зная, что проснулась в самый нужный момент. Но в ее ушах зазвучал убежденный голос Себастьяна, прорывавшийся сквозь внутренний и внешний шум.

И тогда она открыла рот и крикнула голосом, который едва походил на ее собственный: «Давай, сынок! Прыгай!»

Мальчик прыгнул. И каждая частичка ее тела прыгнула вместе с ним. Лидия видела его, крошечный тугой комочек, такой маленький, такой безрассудно храбрый, его мышцы и косточки, кожу и волосы, его мысли, слова, идеи, всю его огромную душу – она видела его целиком, в тот момент, когда его тело оторвалось от безопасного моста и взлетело вверх от нечеловеческого усилия. Но потом его подхватила гравитация, и Лука спикировал на крышу «Ла-Бестиа». Лидия смотрела, как он падает, и глаза ее настолько округлились от страха, что почти вылезли из орбит. Приземлился он, как кошка, на четвереньки, но скорость его прыжка столкнулась со скоростью движения поезда, отчего мальчик повалился на бок и покатился; одна его нога свесилась с края поезда и потянула его вниз. Лидия попыталась выкрикнуть его имя, но голос ее застрял в груди. И тут один из мигрантов подхватил Луку и подтянул к себе. Одной большой косматой рукой он держал его за предплечье, а другой – за пояс джинсов. И Лука, в безопасных сильных руках этого незнакомца, поднял личико, чтобы взглянуть на мать. Их глаза встретились, и он прокричал:

– У меня получилось, Мами! Прыгай, Мами!

Думая лишь о сыне, Лидия прыгнула вниз.