29

Первое, что услышала Алиса, было назойливое «кап-кап». С прохудившегося потолка сочилась вода, разлеталась брызгами, отскакивая от старых труб, и тонким ручейком стекала в разлившуюся на полу лужу. Тянуло сыростью и плесенью. Наглухо забитое крохотное окошко над кухонными шкафами скрывала грязная серая занавеска. Ну и местечко!

Алиса покрепче сжала нож. Пробираясь вдоль стены, она прокралась по коридору до ближайшей комнаты и осторожно заглянула в нее, ища хоть какие-то признаки жизни. Посредине гостиной, словно часовой, возвышался облезлый бархатный диван, на стенах в беспорядке висели рисунки самых разных птиц: голубей, колибри, малиновок.

Алиса на цыпочках вернулась в коридор и задумалась. Можно было выйти прямо через входную дверь и выяснить, где же она оказалась, и заодно узнать – если повезет, – чей это дом. А можно было подняться по лестнице. Алиса выбрала лестницу.

Лестничная площадка на втором этаже вела к трем закрытым дверям. За первой, как и ожидалась, находилась ванная. За второй – спальня, больше смахивавшая на выгребную яму. Из распахнутых недр шкафа вываливалась одежда, явно принадлежавшая пожилой леди. На туалетном столике покоилась деревянная шкатулка для украшений с выгравированными на крышке перьями, рядом валялись перевернутые вверх тормашками ходунки-каталки.

Изнывая от нетерпения, Алиса распахнула последнюю дверь. Та же старинная мебель, ковер цвета зеленого горошка и, как и положено, кровать, устланная лоскутным одеялом. И – Кроули. На полу. Привалившись спиной к стене. Даже в тусклом свете спальни было видно, что ковер под ним побагровел от крови.

Алиса бросила нож, подбежала к Кроули, прижала ладонь к его шее, нащупывая пульс, и почувствовала слабое биение жилки.

– Кроули? Кроули, вы меня слышите?

Она приподняла ему веки, похлопала по щекам. Вгляделась в покрытый испариной лоб, к которому прилипли волосы, в мраморно-белое лицо, в просвечивающие на виске вены и завопила, не помня себя от страха:

– Кроули! Подъем!

Он глухо застонал, судорожно вздохнул, вытянулся, распахнул глаза, перекатился на другой бок и зашелся в хриплом, выворачивающем внутренности кашле. Тело его задрожало, лицо побледнело еще больше.

Он снова повалился на спину и задышал натужно и хрипло.

– Скажите, куда вас ранили, – прошептала Алиса. Он качнул головой, закрыл глаза и погрузился в беспамятство. На коленях она подползла к нему, смахнула волосы с его лба. Но Кроули обмяк и даже не шевельнулся. – Кроули? Кроули! Очнитесь! Прошу вас, очнитесь, иначе я…

Закусив губу, она схватилась за отвороты его пальто и потянула вниз, пытаясь стащить его с Кроули, хотя тот и прижимал его к полу всем своим телом. Увидев его рубашку, некогда белоснежную, а теперь насквозь промокшую от крови, она едва удержала крик. Вся правая сторона, весь правый рукав пропитались кровью, и Алиса трясущимися руками потянулась к вороту рубахи, наполовину оторвала, наполовину расстегнула пуговицы на планке, вытянула ткань из-под ремня брюк и осторожно отвела ее на плече, обнажив багряную от крови кожу.

На плече зияла неровная глубокая рана около трех дюймов длиной, грудь и живот покрывали фиолетовые расплывшиеся синяки, царапины и порезы. А под ними по всему телу расползлись паутиной побелевшие от времени старые шрамы.

Алиса потянулась к ране, но тотчас отдернула руку. Рана, вздувшаяся пурпурным рубцом, горела, словно в огне, и не переставая сочилась кровью, омывая ею грудь и руки Кроули.

Рану необходимо очистить. Уж ей ли это не знать – ей, которую хлебом не корми, а дай посмотреть очередную серию медицинского сериала «Холби Сити». Весь вопрос – чем? Думай, Алиса. Думай. С трудом поднявшись на еле гнувшиеся ноги, она кинулась в ванную. Над раковиной висел небольшой зеркальный шкафчик. Алиса рванула дверцы и чуть не выдернула несчастный предмет интерьера из стены.

– Черт! – вырвалось у нее, когда содержимое шкафчика посыпалось на пол.

Встав на колени, она собрала пузырьки и флакончики в кучу, оглядела свою добычу и запустила в нее руки. Порывшись, она вытащила маленькую стеклянную бутылочку антисептика со стершейся наклейкой, старую пожелтевшую упаковку бинтов, просроченный парацетамол и белую или, скорее беловатую, марлю.

Она вскочила и помчалась обратно, на ходу отвинчивая бутылочку с антисептиком. Кроули просто взвоет от боли… Она тяжело вздохнула, взяла себя в руки и вылила антисептик прямо в открытую рану.

Глаза Кроули полезли на лоб, он дернулся, как от удара электрическим током, и застонал сквозь стиснутые зубы.

– Простите, – взмолилась Алиса. – Простите меня! Простите!

Дрожа с головы до ног, она отрезала ножом шесть тоненьких лоскутов марли и, задыхаясь от испуга, стянула пальцами края раны.

Кроули конвульсивно дернулся под ее руками, чуть не сбросив их с себя, но Алиса лишь плотнее сжала пальцы.

– Тише, тише, – захлебываясь от волнения, горячо зашептала она. – Все хорошо. Все будет хорошо.

Она поспешно наложила лоскуты на рану, хотя бы временно закрывая ее, и перевязала плечо. Немного всплакнула – совсем чуть-чуть – и утерла рукавом слезы. Теперь оставалось довершить начатое.

– Кроули, – позвала она. – Вас надо переложить на кровать. – Он открыл глаза, озадаченно посмотрел на нее и насупился. – Давайте я обниму вас за левое плечо, оно у вас не болит… Вот так… Теперь наклонитесь вперед… – Алиса поднялась на ноги и потянула его за собой.

Кроули встал, навалился на нее всем телом, сделал шаг… Ноги его подломились, и Алиса грубо толкнула его на кровать, чтобы он снова не рухнул на пол.

Перекинув на кровать его ноги, она, вконец обессиленная, упала рядом. Как же ей хотелось свернуться калачиком подле него и заснуть. Вместо этого она положила ладонь ему на лоб и мгновенно отдернула ее. Взмокшего от пота Кроули била лихорадка. Алиса устало поплелась в ванную, намочила холодной водой ветхое полотенце и обтерла Кроули лицо и грудь.

И продолжала ухаживать за ним еще четыре долгих часа.

ттт

Сон не торопился выпускать Алису из своих объятий. Вначале она почувствовала дыхание на своей щеке, затем – тепло человеческого тела, лежавшего рядом, и, наконец, чей-то взгляд. Кроули! Что поделать – кровать была одноместной.

Широко раскрыв глаза, она уставилась на его обнаженную грудь, почти прижимавшуюся к ней, и испуганно скатилась с матраса, звучно ударившись коленкой о прикроватную тумбочку.

– Вы что, напоили меня и воспользовались моим беспомощным состоянием? – прохрипел он.

– Что? – возмутилась Алиса, потирая коленку. – Еще чего не хватало!

Он покосился на порванную рубашку и медленно застегнул немногие оставшиеся пуговицы. Алиса смущенно отвернулась, не понимая, что с ней творится. Можно подумать, она в жизни не видела полуобнаженных мужчин!

– Как вы себя чувствуете? – спросила она, пристально разглядывая ночник в шести дюймах от его лица.

– Так, будто по мне потопталось стадо антилоп.

– Надо отвезти вас в больницу. Я наложила повязку, но рану необходимо зашить. Она до сих пор кровоточит.

Кроули оттянул ворот рубашки и осмотрел плечо. Ухмыльнулся.

– На кухне под мойкой есть швейный набор. Принесите его… Пожалуйста… – добавил он после некоторого раздумья.

Алиса разинула рот.

– Вы шутите, что ли? Вы же не сможете зашить рану!

– Разумеется, не смогу. – Кроули страдальчески закатил глаза. – Я что, по-вашему, идиот? Рану зашьете вы.

ттт

Она уселась на кровать, держа в руках швейный набор.

– Мне придется снова расстегнуть ее, – сказала она, касаясь пуговицы у него на рубашке.

Он задумчиво посмотрел на ее пальцы и кивнул.

Чуть дыша, Алиса расстегнула первую пуговицу. Пальцы ее неловко соскользнули и дотронулись до его кожи. Кроули закрыл глаза, замер. Сердце Алисы чуть не выпрыгнуло из груди, и она расстегнула вторую пуговицу. Господи, она и вправду раздевает его. В полнейшей тишине. В спальне, где они всю эту ночь провели в одной постели. Словно влюбленные… Последняя пуговица. Рука ее задержалась над петелькой, Кроули открыл глаза и посмотрел ей в лицо. Грудь его тяжело вздымалась прямо у нее под ладонью. Она распахнула рубашку, конфузливо кашлянула и отвела взгляд от его груди, от дорожки темных волос, скрывавшихся под ремнем брюк.

– Какой цвет предпочитаете? – спросила она, роясь в катушках хлопковых ниток.

– А что, он имеет какое-то значение?

– Зеленый подчеркнет цвет ваших глаз…

Кроули расхохотался и тут же зашипел от боли.

– Вы удивительно непрактичны. Выберите самую прочную нитку.

Алиса подергала светло-серую нить и сравнила ее с ярко-розовой. Розовая показалась ей чуть толще, и она уже начала разматывать ее, когда перехватила негодующий взгляд Кроули. Рука ее зависла в воздухе.

– Что вам не нравится? Вы же сами сказали, что цвет не имеет значения. – Кроули безмолвно буравил ее взглядом. – Хорошо, – сдалась Алиса и, отложив розовую катушку, вдела в иголку серую нить. Легонько прикоснувшись кончиком иглы к коже Кроули, она тяжело вздохнула и неожиданно выпалила: – Должна вам признаться, в школе я завалила экзамен по домоводству. Моя учительница сказала, что моими кривыми стежками только кривую дорожку для Аль Капоне прокладывать. Вы действительно хотите, чтобы я зашила вам рану?

– Я действительно не хочу. Я же не мазохист, право слово. Но куда мне деваться? Кроме вас, ее зашить некому.

– Но у вас нет обезболивающего.

– Так поговорите со мной. Пусть беседа сыграет роль анестезии. – Он мягко улыбнулся, словно желая сгладить предыдущую колкость.

– Ну как знаете. – Алиса вздохнула. – А о чем мы будем говорить?

Он взмахнул рукой, оставляя выбор за ней.

Алиса с замиранием сердца ткнула иглой в края раны. Кроули дернулся, иголка чуть не вывалилась у нее из руки, и Алиса со всей силы вогнала ее прямо в кровоточащую плоть.

– О боже! Простите!

– Просто. Зашейте. Рану, – хрустнул сведенными зубами Кроули.

Еле-еле уняв в руках дрожь, Алиса сделала первый стежок. Ей всегда становилось не по себе от вида крови. Кроули побледнел как полотно и почти слился с простыней.

– Скажите… Скажите, чей этот дом! – в отчаянии выкрикнула Алиса.

– Сильвии, – глухо застонал он.

– Ох, надо же. – Брови Алисы взмыли вверх. – А я-то вообразила, он принадлежит Саше.

– С чего вдруг такие фантазии? – Кроули бросило в жар, на его лбу снова выступила испарина.

– Ну… – неуверенно пояснила Алиса. – Потолок на кухне протекает. И в Корэм-хаусе тоже проблемы с трубами… Это ведь из-за Саши, да? Она не практикует свое ремесло, и ее наследие, вместо того чтобы потихоньку сойти на нет, прорывается то так, то этак, внезапно и бурно. Что произошло в…

– Она сама вам расскажет, если захочет, – оборвал ее Кроули.

Алиса захлопнула рот и склонилась над раной. Сделала еще один стежок, и Кроули тихонько зарычал.

– Простите, – шепнула Алиса. – Я бы хотела…

Она сердито дернула плечом, лихорадочно ища тему для разговора.

– Расскажите мне про вашу пресловутую Сильвию. Как вы с ней познакомились?

Разговор пошел Кроули на пользу: волнение его улеглось, и теперь он дышал размеренно и глубоко. Спокойно.

– Сильвия была моей женой, – сказал он.

– Что? – Алиса подскочила, как на углях, позабыв про иголку, воткнутую в кожу Кроули.

– Бог мой! – взревел Кроули, остервенело кусая губы. – Я пошутил! Шейте! Мелите языком и шейте!

– Простите, – пробормотала Алиса. – Но как вы с ней познакомились?

– Не вашего ума дело.

Алиса обиженно зыркнула на него, но Кроули закрыл глаза.

– Хорошо, – вздохнула она. – Но почему Сильвия передала свое перо именно мне?

– Птицеловы, такие как Сильвия, видят других полуночников, но не своих собственных. И лишь когда к птицеловам приходит смерть, полуночники наконец-то показываются своим хозяевам. Сильвия… увидела своего полуночника и поняла, что часы ее сочтены… У нее был рак. В последней стадии… Когда болезнь диагностировали, полуночник Сильвии выронил перо, и ей все стало ясно… – Кроули зашипел от боли – Алиса снова неудачно вонзила в него иголку. – Сильвия знала, кто должен стать ее наследником. Вы.

– Но вы-то как с ней познакомились, Кроули?

– Да бога ради! – Кроули распахнул глаза и сердито уставился на нее. Алиса съежилась и отвела взгляд. – Можно подумать, вы не иголкой орудуете, а тесаком мясника! Я ждал несколько лет, когда же Сильвия изберет себе преемника. С годами она растеряла почти все свое умение птицелова. Но давным-давно… Впрочем, это неважно. – Кроули тряхнул головой. – Мы были старинными друзьями. Когда-то… Когда-то я жил здесь… Сильвия мне доверяла.

– Вы жили здесь? В этой… – «…норе», – чуть не ляпнула Алиса, но вовремя прикусила язык. – Вы снимали у Сильвии комнату?

– Нет. Я был бездомным мальчишкой, и тихий домик с террасой в Баттерси казался мне тогда вполне уютным местечком. Можно сказать… я обязан Сильвии жизнью.

Что ж, это уже более походило на правду. На ум Алисе пришли слова Йозефа, кузнеца-хирурга, о Кроули, который «еще пацаненком» сбежал в Грачевник.

– А почему вы сбежали в Грачевник? – спросила Алиса. Глаза Кроули подернулись сумрачной дымкой, и Алиса поняла, что снова задела чувствительную струну в его сердце. – Думаю, я почти закончила, – поспешно сказала она. Кроули зажмурился, коротко кивнул, и Алиса склонилась над корявыми стежками. – А что с Корэм-хаусом? Она принадлежит вам или…

– Мне.

– Довольно большой дом, да? В нем жила ваша семья, когда вы были ребенком?

– У меня нет семьи, – резко ответил он.

– У всех есть семья, – мягко урезонила его Алиса. – Биологическая или нет. – Кроули промолчал, и Алиса покрепче стиснула иголку: похоже, о семье тоже лучше не заговаривать. – В Корэм-хаусе все просто с ума сходят, так за вас переживают. Я никому не сказала, что отправилась вас искать. Просто взяла и исчезла.

– Полагаю, ваш обожаемый Август волосы на голове рвет от беспокойства, не зная, что с вами.

– Август?

Алиса растерянно посмотрела на него, на мгновение забыв про шитье. От каменного лица Кроули веяло морозным холодом, глаза его были закрыты, но Алису вдруг захлестнуло горячей волной нежности, и по телу ее побежали мурашки. Несмотря на всю свою браваду Кроули выглядел непривычно беззащитным…. Беспомощным… Зажмурившись, он лежал на кровати, отдав себя на милость ее неумелым рукам.

– Вас просто бесит, если кто-то оказывается настолько умным, что… – шепнула Алиса.

Кроули открыл глаза, и она продернула иглу сквозь его кожу.

– Сомневаюсь, – беспечно продолжила она, – что Августа заботит кто-то, кроме самого себя. Вдобавок он, кажется, втюрился в Сашу.

– Ему ничего не светит, – хмыкнул Кроули. – Саша спит и видит одного только Джуда.

– Саша влюблена в Джуда? – изумилась Алиса.

– Это же очевидно, – ухмыльнулся Кроули. – Особенно для вас, птицеловов. Вы же читаете в наших душах, как в открытой книге.

– Но… Саша никогда… – сконфуженно пробормотала Алиса и с вызовом бросила: – А что еще мне следует знать из того, чего я не знаю?

– Бесконечно многое, – давясь смехом, отозвался Кроули, лукаво поглядывая на нее. – Да я поседею раньше, чем закончу вас просвещать.

Алиса еле удержалась, чтобы не вогнать иголку в его плечо по самое игольное ушко.

– Да ладно, – подзадорила она Кроули, – давайте посплетничаем.

– И не надейтесь, – отрезал Кроули. – Я подобными глупостями не занимаюсь.

– Ну а что насчет вас? – небрежно спросила Алиса. – Где вы прячете свою таинственную возлюбленную?

Выражение лица Кроули мгновенно переменилось. В комнате повисла удушающая, страшная тишина.

– Нигде, – хрипло произнес он. – Меня… Меня не интересуют подобные отношения.

– И никогда не интересовали? – опешила Алиса. – Вы никогда не… – Она смутилась, запуталась в словах, но вопрос помимо ее воли все-таки слетел с ее языка. – В вашей жизни никогда не было человека, к которому вы бы питали нежные чувства, или…

– В этой жизни я любил только двух женщин, – прошептал он странным бесплотным голосом. – Мою мать и… другую…

Кроули покачал головой. Лицо его страдальчески сморщилось, но что вызвало это страдание – ее вопрос или его рана, Алиса не поняла.

Она тихонько вздохнула, сделала последний стежок и, набравшись храбрости, подчеркнуто равнодушно спросила.

– Ну и… что же это была за женщина?

Кроули ответил не сразу. В его унесшемся в пустоту взгляде сквозила неизбывная тоска.

– Эстель была… божественна.

Он смотрел на Алису, но Алису не видел: его мысли унеслись в далекое прошлое. Еще никогда Алиса не чувствовала себя такой маленькой и ничтожной.

– Мы закончили? – спросил он, прерывая тягостное молчание. Алиса кивнула и закрепила нитку. Глубокая печаль легла ей на сердце. – Вот и славно. – Кроули запахнул рубашку и укрылся лоскутным одеялом. – Если не возражаете, я бы поспал.

Он закрыл глаза и недвусмысленно дал понять, что больше в Алисе не нуждается.