15
– Сюда? – Алиса, тяжело дыша, потерла ноющий бок.
Почти весь путь до Кларкенуэлла они проделали пешком. Быстро шагали по сумрачным улицам и почти не разговаривали друг с другом. На прогулке настоял Кроули, объяснив, что все порталы в том месте, куда они направляются, наверняка находятся под неусыпным наблюдением.
– Спрячьте лицо и надвиньте шляпу поглубже, – шикнул Кроули, когда они подошли к внушительному особняку в викторианском стиле с вырезанными по фронтону словами «Торговая компания: свинцовое стекло». – Если там и будут женщины, то одна-две, не более, а лишнее внимание нам совсем ни к чему.
Подхватив Алису под локоть, он завел ее в тень здания.
– Я должен вам кое-что сказать, – шепнул он ей прямо в ухо, и по телу Алисы побежали мурашки. – У Ищеек есть собственный некромант, однако некромантия считается преступлением.
– В этом есть некое лицемерие, вы не находите? – нахмурилась Алиса.
– Неужели вы считаете, – хмыкнул Кроули, – что от организации, возглавляемой Рубеном Рисдоном, следует ждать каких-то прочных моральных устоев? – Алиса промолчала. Похоже, Кроули и Рисдон были друг о друге невысокого мнения. – Некроманта зовут Эрис Мокин, – продолжал Кроули, – и Ищейки держат ее на коротком поводке. Разрешают упражняться в своем искусстве, только когда у полиции возникает в том надобность. Она-то и намекнула мне, где сегодня найти одного из ее товарищей по цеху.
– Но… если вы дружны с некромантом, почему бы не попросить Эрис отворить для меня ворота в Сулка-топь?
– К сожалению, не все так просто. Одни и те же наследия у разных людей проявляются по-разному. Эрис – выдающийся некромант, но она не способна распахнуть для вас портал, ведущий в Сулка-топь. Однако ничто не ускользает от ее сведущего взора, и она знает, кто нам может помочь. Сегодня нас ждет встреча с Ронаном Бишопом.
– Хорошо… – задумчиво произнесла Алиса. – Некромантия противозаконна, но раз мы сами некромантами не являемся, то нам ничего не грозит, так?
– Если бы, – тихо вздохнул Кроули. – Понимаете, большинство практикующих некромантов вынуждены скрываться от Ищеек и уходить в тень, в подполье. Жизнь у них не сахар. Все на бегу, все меняется, как в калейдоскопе, – дома, работы, семьи. Чтобы свести концы с концами, многие из них промышляют темными делами. И этот Ронан Бишоп для меня – человек-загадка. Я не знаю его, да и у него нет причин мне доверять. Он вообще не ожидает меня увидеть. Так что на радушный прием рассчитывать не приходится.
– Может, предложить ему вознаграждение и…
– Он и палец о палец не ударит, пока не удостоверится, что мы – не переодетые Ищейки. Сегодня он будет особенно настороже, опасаясь облавы.
– А почему именно сегодня?
– А потому, что он устраивает подпольные собачьи бои. И по этой самой причине он вряд ли станет любезничать с нами.
По счастью, время было позднее, Смитфилдовский рынок закрылся, и на улице им не встретилось ни одного прохожего. Лишь тошнотворный запах свежего мяса, смешанного с табачным дымом и прокисшим пивом, витал между домами.
Собачьи бои? Алисе стало плохо.
– Опустите голову, – пробормотал Кроули и направился к заброшенному амбару с покосившейся вывеской «Товарный склад».
Окна на верхнем этаже были выбиты, деревянные стены прогнили. Кроули завернул за угол и двинулся к воротам заднего двора, проход в который загораживали два рослых амбала.
Струившийся со двора свет искрами вспыхивал на влажном асфальте. В полуночной тьме слышался неясный гул голосов. Кивнув парочке амбалов, Кроули быстро, втихую, сунул им деньги. Амбалы расступились. Кроули с Алисой вошли во двор.
Спертый, затхлый воздух чуть не сбил ее с ног. Казалось, каждый дюйм этого огороженного кирпичными стенами на удивление большого двора, забранного плоской деревянной крышей, пропитался потом, пивом и грязью немытых тел. Стол у дальней стены манил рядами стопок и бутылок с джином, ромом и виски. Под столом пряталась бочка с разливным пивом.
Везде теснились, кучковались и сновали мужчины. Одни лишь мужчины! Они рывком опрокидывали в себя стопки с ромом или посасывали из высоких бокалов мутное пиво. Во двор ввалилась толпа новоприбывших, и Алису понесло прямо в толпу. Атмосфера накалялась. Люди пихались, толкались, давились, однако не огрызались и не испепеляли обидчиков взглядами. Никто не хотел стать той искрой, из которой бы этой ночью вспыхнуло пламя.
Чья-то рука обняла ее, и Алиса испуганно вздрогнула. Рука нежно сдавила ее плечи и поволокла в сторону от толпы. Кроули. В нише, в углу, она наконец-то смогла отдышаться и осмотреться.
Во дворе яблоку негде было упасть. Забито было все, кроме центральной арены да клочка земли, занимавшего около четверти всего пространства. Ограды или охраны там не было, но люди почему-то держались от него подальше. Алиса присмотрелась и… окаменела. Глаза ее расширились, и она вцепилась в руку Кроули.
– Тише, тише, – пробормотал он. – Я знаю.
Он посмотрел прямо на нее, пытаясь глазами сказать то, о чем бессилен был поведать язык, сочувственно сжал ее руку, но тотчас же отпустил.
Они оказались рядом с вольером. Вольером, которого все осмотрительно избегали. В паре метров от них сидели на цепи двадцать, а то и тридцать самых свирепых псов, когда-либо виденных Алисой: широкогрудых, мускулистых с купированными хвостами и ушами, торчавшими, словно дьявольские рожки. Их свалявшаяся шерсть лоснилась от грязи. Челюсти походили на медвежьи капканы. К ошейнику каждого пса крепилась короткая цепь, которая соединялась с ободом утяжеленной для устойчивости бочки.
У задней стены стояло несколько клеток, но в тусклом свете фонаря Алисе так и не удалось разглядеть их обитателей. Посыпанная толстым слоем опилок центральная арена была обнесена заляпанным кровью деревянным барьером, ограждавшим зрителей от сражавшихся собак.
Нет, только не это! Собаки, вонь, духота, давка, деревянная крыша… Она здесь словно в мышеловке. На миг ей представилось, что ее терьеры Бо и Руби томятся в подобных вольерах и… Пора выбираться отсюда. Оттолкнувшись от стены, она в полном смятении, шатаясь, бросилась к выходу. Слезы душили ее. Но не успела она сделать и пары шагов, как Кроули ухватил ее за пальто и притянул обратно к стене.
– Вспомните о Джен, – прошипел он, бросив на нее предостерегающий взгляд.
– Но ведь это…
Внезапно все разговоры стихли. Заскрежетали ржавые петли, железные ворота затворились, и два привратника-амбала заложили засов. Наступила полнейшая тишина. Стало нечем дышать. Люди нервно оглядывались по сторонам, ухмылялись и многозначительно кивали друг дружке, предвкушая начало кровавой бойни.
Двое мужчин: один коренастый и неповоротливый, второй высокий и тощий – тащили к барьеру пару собак. Тощий вел упиравшегося кривоногого пса тигрового окраса. Даже на таком расстоянии Алиса видела, как блестели белки его глаз. Мужчина чертыхнулся и дернул цепь. Пес громко взвизгнул, и из толпы донеслись гортанные смешки.
– Ставлю на пегого! – заорал какой-то человек, указывая на другого, черно-белого пушистого пса, ворчливо скалившего острые, как кинжалы, зубы.
– Двадцать пять к одному на тигрового!
В толпу ринулось трое мужчин: размахивая квитанциями, они с быстротой молний собирали с игроков деньги.
– Последние ставки!
Люди засуетились, рванулись вперед, и Алису оттерли к стене. В немом ужасе смотрела она на искаженные злобой и алчностью хищные лица. От этих хватких букмекеров, разлившегося в воздухе тестостерона и испуганных собак у нее мутилось в глазах… Подступала тошнота.
И вдруг двор сотрясся от оглушительной, дикой какофонии: казалось, все псы разом обезумели и завыли, зарычали, залаяли, зашлись хриплым безутешным воем.
У Алисы зазвенело в ушах. На мгновение она прикрыла глаза, а когда открыла… мир перевернулся, и земля чуть не ушла у нее из-под ног: каждый дюйм видимого ей пространства заполнили полуночники. Они махали крыльями, щетинили когти, парили в воздухе. Дрожащими пальцами она вцепилась в запястье Кроули. Никогда прежде не видела она столько полуночников! И каких – злобных и мерзких тварей, отражавших, как в зеркале, порочные и жестокие души своих дикарей-хозяев. Налетая друг на друга, они так и норовили запустить растопыренные когти в грудь сотоварищей и разодрать их перья. Мужество покинуло Алису, и она, прячась от оживших кошмаров детства, зарылась лицом в пальто Кроули.
– Собак – к бою!
Натасчики подтащили приземистых псов к разным сторонам арены. Держась подальше от острых зубов, они вздернули цепи, демонстрируя шеи животных, затем, легонько подталкивая их и науськивая, усадили псов напротив другу друга, отомкнули цепи и стремительно перевалились через барьер.
Черно-белый пегий пес первым ринулся в атаку. Присев на задние лапы, он полыхнул налитыми кровью глазами и, брызгая пеной, помчался навстречу противнику. Тигровый метнулся в сторону, намереваясь удрать, но не успел – пегий налетел на него, повалил на спину, впился зубами в шею и остервенело ее затряс. Брызнула кровь. Тигровый не издал ни звука – не всхлипнул, не взвыл, не тявкнул. Взбивая грязные опилки в ком, он елозил лапами по арене и вдруг, дрожа от ужаса и истекая кровью, вскочил и вырвался из стальных челюстей врага.
Пегий свирепо вывернул губы, клацнул зубами и снова бросился на тигрового. Тигровый, поджав хвост, с глазами, полными невыразимого страха, прижался к деревянному барьеру.
– Кроули, – прохрипела Алиса, задыхаясь, – это чудовищно. Я не могу…
Натасчик тигрового свесился через барьер, и Алисе на какое-то мгновение пригрезилось, что он подхватит тигрового и вытащит его из этой свары, но – нет. Натасчик взмахнул палкой, похожей на бейсбольную биту, сунул ее между барьером и псом и вытолкнул несчастное животное на середину арены.
Тигровый залился отчаянный лаем, и Алиса заскрежетала зубами. Гомон толпы слился в один неразличимый звук. Она сощурилась, и мир стал величиною с булавочную головку, сузился до одной-единственной точки – натасчика. Натасчик в рубашке с закатанными рукавам и брюках на подтяжках с пришпиленной сигарой небрежно облокотился о барьер арены. Из-под низко натянутой кепки, скрывавшей крысиное лицо, торчали короткие прилизанные волосы. Грязный поджарый полуночник, неказистый, но с острым как бритва клювом, пристроился у него на плече. Алиса двинулась к натасчику, чтобы голыми руками сжать прямо здесь, у всех на виду, нить, связующую его и полуночника. Проктор сказал, что нить в руках птицелова – мощное оружие и птицелов одним прикосновением может причинить человеку невыносимую боль. Что ж, сейчас она поставит этого подлеца на колени, а когда он взмолится о пощаде, корчась в агонии, швырнет его на растерзание псам.
Усердно работая локтями, она, как таран, двинулась сквозь толпу. Все мысли ее были только о нем. К нему, быстрее… Она уже видела щетину у него на щеках, чувствовала едкий пот из подмышек…
– Алиса, нет!
Ухватив ее за локоть, Кроули потащил ее назад. Тигровый заверещал, захлебываясь страхом, и Алиса с неистовой силой отбросила руку Кроули. Натасчик. Ей надо добраться до натасчика.
– Не теряйте самообладания, – сердито зашептал ей на ухо Кроули.
Обхватив Алису обеими руками, он стиснул ее в медвежьих объятиях. Они боролись посреди людской толпы, но никто не обращал на них внимания, все были поглощены продолжавшейся схваткой. Грудь Алисы разрывалась от тоски и отчаяния. Ее захлестнула волна гнева и боли – боли за этого горемычного пса, за Джен. И чем сильнее держал ее Кроули, тем исступленнее она рвалась из его рук. Она попыталась отцепить его руки от груди и нечаянно задела светящуюся нить – нить, что вела от запястья Кроули к его полуночнику.
И вдруг на Алису будто что-то нашло. Она обезумела от восторга, голова ее пошла кругом, дыхание перехватило. Нить, живая, теплая, нежная, как шелк, трепетала у нее в руках, билась вровень с ее сердцем.
Алиса расплылась в блаженной улыбке. За спиной Кроули послышался взмах растревоженных крыльев, и Алиса возликовала: вот он, его полуночник! Охватившее ее шальное исступление заставило ее мигом позабыть обо всем – и о натасчиках, и о букмекерах, и о беснующихся птицах. Наконец-то она увидит полуночника Кроули! Она схватила нить и потащила ее на себя. Кроули отшатнулся. Нить внезапно поблекла и истончилась. Алиса обомлела – куда же девался полуночник?
У нее зажужжало в ушах. Что-то прокатилось по нити и влилось в ее ладонь. Ураган чувств, обрушившийся на нее, чуть не сбил ее с ног. Чувств вины и раскаяния. Гнетущая, черная печаль хлынула в ее вены, комом подкатила к горлу, так что нечем стало дышать, разодрала сухой горечью рот. Алиса покачнулась. Кроули терзался чувством вины. Терзался жестоко, мучительно, страшно, заставляя ее трепетать и изнывать от боли. Да что же он такого жуткого совершил?
Кроули протяжно застонал, повалился коленями прямо в грязь и схватился за грудь. Волосы упали ему на лицо, и перед Алисой мелькнула полоска молочно-белой кожи, обычно прикрытой воротником. Кроули судорожно вздохнул и как подрубленный рухнул на землю. Алиса вздрогнула, выпустила нить, и та мгновенно разгорелась ярким огнем.
– Господи боже! Кроули, как вы? Вам…
– Что с ним? – проорал кто-то ей в ухо. – Перебрал пива?
Стоявшие рядом мужчины загоготали, и у Алисы душа ушла в пятки. Что же она натворила? Прямо тут, перед всем честным народом! Кроули снова застонал и приподнялся на одно колено.
– Что… – слабо прохрипел он, – что вы со мной сделали?
Одного взгляда на его пепельно-серое лицо хватило, чтобы с Алисы мигом слетел весь хмель. Она протрезвела. Пришла в себя и затряслась от страха. Дело принимало совсем не шуточный оборот.
– Я… Я не знаю, – пролепетала она.
Дыша тяжело и с присвистом, Кроули поднялся на ноги и застыл, пошатываясь, среди воинственной толпы. Надо поскорее вывести его отсюда. Алиса обняла его и потащила к вольерам. Но не успели они дойти до загонов, как нога Кроули подломилась, их качнуло в сторону и отбросило к кирпичной стене.
Она не успела убрать руку: спина Кроули придавила ее к стене, а сама Алиса оказалась прижатой к его груди, такой широкой и сильной, такой теплой. Боже, как же давно она ни к кому не прижималась, как же давно никто ее не обнимал…
– Тигровый, – многозначительно прошептал Кроули, слегка выгибаясь, чтобы высвободить ее руку, – мертв.
Алиса выкатила глаза и отшатнулась от него, сгорая от смущения. Да что с ней творится? Она поспешно отвернулась, только бы он не увидел ее лица.
Бой продолжался. Пегий пес лежал посреди арены, истекая кровью, а толпа улюлюкала, вынуждая его подняться и снова ввязаться в драку. Их воплям вторили собаки в вольерах, лаявшие надсадно и хрипло, а по арене, спотыкаясь, будто пьяный, бродил выбившийся из сил тигровый. Кроули ошибся. Тигровый был жив и побеждал в этой схватке.
Алиса почувствовала опустошение. Горькое, давящее. Псы всегда оказываются в проигрыше, даже когда выигрывают. Настоящими победителями становятся люди. Те самые люди, что хрустят квитанциями и бренчат мелочью в карманах, те самые, что хлещут ром и зубоскалят, когда капли рубиновой крови сочатся на опилки арены.
– Это пес Ронана, некроманта, – сказал Кроули. – Натасчик – его брат. Смотрите.
Она прищурилась. Похожий на крысу натасчик разговаривал с каким-то мужчиной – ниже его ростом, но с таким же худощавым острым лицом, длинным носом и тонкими губами. Ронан Бишоп едва доставал брату до плеча.
– А теперь взгляните на тигрового.
Она поглядела. Тигровый застыл на арене, вперив в пустоту остекленевший взгляд. Плечи и спину его пересекали вздувшиеся рубцы, сочившиеся кровью. Нос был разодран, мех спекся от крови.
Алису чуть не вывернуло наизнанку. Глаза защипало от слез. Как горько, что она не в силах помочь собакам. Как стыдно, что она так обошлась с Кроули. И как ей ненавистны те, кто все это видел. Все вместе и каждый в отдельности.
– Обе собаки мертвы, Алиса, – тихо произнес Кроули. – Но та, что в конце схватки еще может стоять, считается победителем.
Алиса нахмурилась, не понимая, о чем он, и внимательнее посмотрела на испуганного тигрового, которого так безжалостно выпихнули на арену. Он не двигался. Не моргал. Он даже не…
Алиса вскинул голову, и Кроули хмуро кивнул. Никто из толпы ничего не замечал, все увлеченно делали ставки на следующий бой.
Тигровый не дышал.
Алиса зажала рукою рот, но сил кричать у нее не было. Круглыми от ужаса глазами взирала она на собаку – той полагалась тяжело дышать, но грудь собаки не вздымалась и не опадала. Тигровый не пережил жестокую схватку. Он умер на арене точно так же, как и его противник, только никто этого не заметил, потому что тигровый остался стоять. Потому что глаза его были открыты.
Ронан отвел пса-победителя к вольерам, и тот, волоча лапы, зашел в клетку. «Так они же мошенники», – осознала Алиса. В клетках у задней стены томились мертвые псы, победители собачьих боев. И неважно, что братьям приходилось жертвовать более слабыми собаками. Главное, чтобы зрители до конца сражения верили, что оба бойца живы. Устоявший на лапах пес выигрывал битву, а братья прикарманивали денежки.
Некромантия – магия смерти. Ее адепты воскрешают мертвых – и людей, и животных. И в схватке не на жизнь, а на смерть ни один пес некроманта не может взять и умереть.