5
В следующие часы я поняла, что никакой срочной необходимости терять девственность у меня нет. Розарио по каким-то смутным причинам привлекал меня, но я не стала ему звонить. Зато я позвонила Иде, чтобы узнать, поедет ли она со мной в Венецию. Она ответила, что готова, что она только что рассказала об этом Костанце. Мать была счастлива, что Ида какое-то время не будет крутиться у нее под ногами, и выдала ей приличную сумму.
Я сразу решила отыскать Тонино, позвонив в ресторан, где он работал. Поначалу он обрадовался моим планам, но узнав, что со мной едет Ида, какое-то время молчал. Потом сказал, что снимает комнату в Местре, втроем мы там не поместимся. Я ответила: «Тони, мы все равно к тебе зайдем. Если хочешь – спокойно поболтаем, если нет – ничего страшного». Он сменил тон, уверил меня, что очень рад, что будет нас ждать.
Поскольку, съездив в Милан, я уже потратила на дорогу все деньги, которые мама подарила мне на день рождения, я попросила ее дать мне еще, на этот раз в награду за успешно сданные экзамены.
И вот как-то дождливым прохладным утром, незадолго до нашего отъезда, мне ровно в девять позвонил Розарио. Вероятно, Коррадо поговорил с ним, потому что он сразу выпалил:
– Джанни, мне сказали, что ты наконец-то решилась.
– Ты где?
– В баре внизу.
– Внизу где?
– У твоего дома. Спускайся, я встречу тебя с зонтиком.
Мне не было неприятно, я понимала, что все действительно начинается и что лучше впервые оказаться в объятиях другого человека именно в такой прохладный день, а не в жару.
– Не нужен мне твой зонтик, – сказала я.
– То есть мне лучше уехать?
– Нет.
– Тогда спускайся.
– Куда ты меня повезешь?
– На виа Мандзони.
Я не стала причесываься и краситься, не последовала советам Виттории, только надела ее браслет. Розарио ждал меня у подъезда с неизменной, написанной на лице веселостью, но когда мы попали в обычную для дождливого дня пробку, стал ругаться. Он всю дорогу обзывал последними словами других водителей, которым, по его мнению, надо вообще запретить садиться за руль. Я встревожилась и сказала:
– Розарио, если сегодня неподходящий день, отвези меня обратно домой.
– Не волнуйся, день подходящий. Нет, ты глянь, что вытворяет этот козел!
– Успокойся.
– Я что, как-то не так выражаюсь?
– Да нет.
– Хочешь знать, почему я нервничаю?
– Нет.
– Джанни, я нервничаю, потому что хочу тебя с тех пор, как увидел, но никак не могу понять – а ты меня хочешь? Так что скажи: хочешь?
– Да. Только не делай мне больно.
– Какое там больно, тебе будет хорошо.
– И чтоб не очень долго, у меня дела.
– Ну, какое-то время все-таки понадобится.
Он припарковался прямо у дома, в котором было не меньше пяти этажей.
– Повезло, что нашлось место на стоянке, – сказала я, пока он, даже не заперев машину, быстро шагал к входу.
– Везение тут ни при чем, – обяснил он, – все знают, что это мое место и его нельзя занимать.
– А то что?
– А то пристрелю.
– Ты гангстер?
– А ты девушка из хорошей семьи, которая ходит в лицей?
Я не ответила; мы молча поднялись на пятый этаж. Я подумала, что лет через пятьдесят, если мы с Роберто еще больше подружимся, я расскажу ему про этот день, чтобы он мне все объяснил. Роберто умеет находить смысл во всех наших поступках, такая у него работа, и, если верить отцу и Мариано, у него хорошо получается.
Розарио открыл дверь; в квартире было темно. «Погоди», - сказал он. Не включая люстру, он уверенно подошел к окну и одну за другой поднял шторы. Серый свет пасмурного дня разлился по большой пустой комнате, где не было даже стула. Я вошла, закрыла за собой дверь, услышала, как дождь стучит в окна, как воет ветер.
– Ничего не видно, – сказала я, посмотрев в окно.
– Мы выбрали плохой день.
– Да нет, день вполне подходящий.
Он быстро подошел ко мне, взял одной рукой за затылок и поцеловал, крепко прижавшись к губам и пытаясь раздвинуть их языком. Другой рукой он сжал мне грудь. Я отодвинула его, легонько толкнув, нервно хихикнула ему почти в самый рот и фыркнула носом. Он отпрянул, но не убрал руку с моей груди.
– Что такое? – спросил он.
– Тебе обязательно меня целовать?
– А тебе не нравится?
– Нет.
– Всем девушкам нравится.
– А мне нет, да и грудь мою лучше не трогать. Но если тебе это нужно, тогда ладно.
Он убрал руку с моей груди, пробормотав:
– Да мне вообще ничего не нужно…
Потом он расстегнул молнию и достал член, чтобы показать его мне. Я боялась, что у него в штанах что-то огромное, но с облегчением увидела, что его член не слишком отличается от члена Коррадо… он даже показался мне поизящнее. Взяв мою руку, Розарио сказал:
– Потрогай!
Я потрогала, член был горячий, словно у Розарио поднялась температура. Поскольку сжимать его было, если честно, довольно приятно, руку я не убирала.
– Тебе нравится?
– Да.
– Скажи сама, чего тебе хочется, я не хочу сделать что-то не так.
– Можно мне не раздеваться?
– Девушки раздеваются.
– Если можно сделать это, не раздеваясь, то давай так.
– Но хоть трусы-то сними.
Я выпустила его член, стянула джинсы и трусики.
– Нормально?
– Нормально, но вообще так не делают.
– Знаю, но я прошу тебя об одолжении.
– Мне-то хоть можно штаны снять?
– Ну да.
Он снял ботинки, брюки и трусы. Ноги у него были тощие и волосатые, ступни узкие, длинные, не меньше сорок пятого размера. Он остался в льняном пиджаке, рубашке и галстуке, из-под которых торчал член, похожий на потревоженного жильца-скандалиста. Мы оба были некрасивые; слава богу, зеркал в комнате не было.
– Мне лечь на пол? – спросила я.
– Зачем? Там есть кровать.
Он направился к раскрытой двери; я смотрела на его маленькую попу, на тощие ягодицы. В комнате была только разобранная кровать. На этот раз он не стал поднимать штору, а включил свет. Я спросила:
– А ты разве не помоешься?
– Я мылся утром.
– Ну хоть руки.
– А ты их вымоешь?
– Нет.
– Тогда и я не буду.
– Ладно, я тоже помою.
– Джанни, ты видишь, что со мной творится?
Его член опускался, на глазах уменьшаясь в размерах.
– Если ты помоешься, он больше не встанет?
– Ладно, я пошел.
Он исчез в ванной. Как же я капризничала! Я и сама не ожидала, что поведу себя так. Розарио вернулся; маленький член болтался у него между ног. Я поглядела на него с симпатией.
– Милый, – заметила я.
Розарио фыркнул.
– Скажи прямо, что тебе ничего не хочется.
– Нет, хочется, сейчас я помоюсь.
– Иди сюда, все и так нормально. Ты у нас дама, я не сомневаюсь, что ты моешься по сто раз на день.
– Можно его потрогать?
– Очень любезно с твоей стороны.
Я подошла и нежно взяла его член. Поскольку Розарио неожиданно был терпелив со мной, мне хотелось показать, что я опытная, и трогать его так, чтобы Розарио стало приятно, но я толком не знала, что делать, и просто держала его член в руке. Несколько секунд – и он стал гигантским.
– Я тоже тебя немножко потрогаю, – сказал Розарио слегка охрипшим голосом.
– Нет, – сказала я, – ты не умеешь, ты мне сделаешь больно.
– Я очень даже умею.
– Спасибо, Розарио, ты очень галантен, но я тебе не доверяю.
– Джанни, если я тебя хоть чуть-чуть не потрогаю, потом тебе будет действительно больно.
Я едва не согласилась, опыта у него было побольше, чем у меня, но я боялась его рук, его грязных ногтей. Я решительно замотала головой, выпустила его член и легла на постель, крепко сжав ноги. Я увидела, как Розарио навис надо мной – растерянные глаза на улыбающейся физиономии, элегантно одетый до пояса, голый и беззащитный внизу. На мгновение я подумала, что родители с детства правильно подготовили меня к тому, что половой жизнью я должна жить осознанно и без ненужного страха.
Тем временем Розарио, взявшись за лодыжки, раздвигал мне ноги. Он сказал взволнованно: «Как там у тебя красиво» и бережно улегся на меня сверху. Он стал искать нужное место своим членом, помогая себя рукой, и когда решил, что нашел, легонько меня толкнул, а потом неожиданно с силой вошел внутрь.
– Ай, – сказала я.
– Больно?
– Чуть-чуть. Только не сделай так, что я забеременею.
– Не волнуйся.
– Уже все?
– Погоди.
Он снова толкнул, устроился на мне поудобнее, потом опять принялся толкаться. С этого момента он беспрерывно то чуть отодвигался назад, то толкался. Чем дольше он так двигался, тем мне было больнее, а он, ничего не замечая, тихо повторял: «Расслабься, ты слишком напряжена». Я шептала: «Я не напряжена. Ай. Я расслабилась». Он продолжал вежливо настаивать: «Джанни, ты должна мне помогать, что там у тебя? Железка? Бронированная дверь?» Сжимая зубы, я бормотала: «Нет, давай, сильнее!» Я вся вспотела, я чувствовала пот на лице и груди. Он тоже это заметил и сказал: «Как ты вспотела!» Мне было стыдно, и я прошептала: «Я никогда не потею, это только сегодня, извини, если тебе противно, то не надо».
Наконец он вошел в меня целиком – с такой силой, что мне показалось, будто он порвал мне живот изнутри. Это длилось всего мгновение, а затем он вдруг отпрянул, сделав мне еще больнее, чем когда входил в меня. Я приподняла голову, пытаясь понять, что происходит, и увидела, что он стоит на коленях между моих ног и что из выпачканного кровью члена брызжет сперма. Хотя Розарио и смеялся, он выглядел сердитым.
– Ну как, получилось? – спросила я слабым голосом.
– Да, – сказал он, ложась рядом.
– Слава богу.
– Да уж!
– Щиплет.
– Сама виновата, можно было все сделать лучше.
Я повернулась к нему, сказала:
– А я хотела именно так, – и поцеловала его, стараясь засунуть язык как можно дальше. Уже в следующее мгновение я помчалась мыться, потом натянула трусики и джинсы. Когда Розарио скрылся в ванной, я расстегнула браслет и положила его на пол рядом с кроватью – как подарок в день, когда этому парню не повезло. Потом Розарио с мрачным видом отвез меня домой – а мне было весело.
На следующий день мы с Идой уехали в Венецию. В поезде мы дали друг другу обещание стать такими взрослыми, какими до нас еще никто не был.
notes
