Время текло медленно, я то и дело поглядывала на часы. Ида веселилась с Джулианой, Тонино непринужденно болтал с Анджелой, я же казалась себе тортом, который не получился из-за того, что повар ошибся с ингредиентами. Что же я натворила… Что теперь будет… Коррадо вернулся, неся Виттории воду – неспешно, лениво. Он меня раздражал, но сейчас я была совсем потеряна и надеялась, что он побудет со мной. Но нет – даже не дождавшись, пока тетя допьет воду, Коррадо растворился в толпе. Виттория проводила его взглядом, она почти забыла, что я стою рядом и жду от нее объяснений, советов. Неужели она не придала значения серьезному происшествию, о котором я рассказала? Я следила за ней, она нервно торговалась с толстой дамой под пятьдесят, требуя явно завышенную цену за солнечные очки, а сама не теряла из виду Коррадо, в его поведении, решила я, было нечто, что казалось ей куда серьезнее, чем моя тайна. «Нет, ты только погляди на него, – сказала она мне, – слишком уж он общительный, весь в отца». Внезапно она окликнула: «Корра!» и, поскольку он не слышал или делал вид, что не слышал, бросила толстую даму с очками и, сжимая в правой руке ножницы, которыми она резала ленточку, завязывая пакетики и коробочки, схватила меня левой рукой и потащила за собой по двору.

Коррадо болтал с тремя-четырьмя парнями, один из которых был длинным, тощим, с выпирающими зубами – казалось, он смеется, даже когда не смеялся. Тетя, внешне спокойная, велела крестнику – сегодня это определение кажется мне наиболее подходящим – немедленно вернуться за прилавок. Он ответил ей игриво: «Потерпи минутку – и я приду», а парень с выпирающими зубами прямо-таки заржал. Тогда тетя резко повернулась к нему и сказала, что отрежет ему головастика – она так и сказала, спокойно поигрывая ножницами, – если тот не заткнется. Но парень продолжал ржать, я почувствовала, что Виттория закипает, вот-вот взорвется. Я испугалась, по-моему, она не понимала, что из-за выпирающих зубов парень просто не мог закрыть рот, не понимала, что он будет смеяться, даже если начнется землетрясение. Внезапно она крикнула ему:

– Что ты себе позволяешь, Розарио? Смеешься?

– Нет.

– Смеешься, потому что думаешь, что отец тебя защитит, но ты ошибаешься, от меня тебя никто не защитит! Оставь Коррадо в покое, понял?

– Да.

– Нет, ты не понял, ты уверен, что я тебе ничего не сделаю! Тогда смотри!

Она повернула к нему ножницы острыми кончиками и у меня на глазах, перед прихожанами, которые с любопытством оборачивались на крики, ткнула его в ногу – парень отскочил; застывшее в его глазах изумление не сочеталось с похожим на маску смеющимся лицом.

Тетя подошла к нему ближе, грозя пырнуть снова.

– Ты все понял, Розарио, – спросила она, – или мне продолжить? Мне насрать на то, что ты сынок адвоката Сардженте.

Парень, которого звали Розарио и который был сыном не известного мне адвоката, в знак капитуляции поднял руки, отступил назад и исчез вместе со своими дружками.

Возмущенный Коррадо хотел было последовать за ребятами, но Виттория встала перед ним и заявила:

– Ни шагу, иначе, если я разозлюсь, я и тебя порежу.

Я потянула ее за руку.

– Этот парень, – сказала я, – не в состоянии закрыть рот.

– Он смеялся мне в лицо, – ответила Виттория, тяжело дыша, – а это никому не позволено.

– Он не нарочно.

– Нарочно или нет, но он смеялся.

Коррадо фыркнул:

– Ладно, Джанни, с ней бесполезно разговаривать.

Тогда тетя проорала ему, почти задыхаясь:

– Заткнись, чтобы я от тебя и слова не слышала!

Она продолжала сжимать в руке ножницы, и я поняла, что она себя почти не контролирует. Запас любви у нее, видимо, давно исчерпался, – наверное, когда умер Энцо, но запас ненависти казался безграничным. Я только что видела, как она повела себя с бедным Розарио Сардженте, она бы и Коррадо поранила, представляю, что бы она сделала моей маме и особенно моему отцу после того, как я рассказала о Мариано. От этой мысли мне опять захотелось плакать. Я поступила опрометчиво, слова выплеснулись из меня против моей воли. А может, и нет, может, в глубине души я давно решила рассказать Виттории об увиденном, решила, уступив давлению подружек и устроив сегодняшнюю встречу. Я больше не могла оставаться невинной, за одними мыслями скрывались совсем другие, мое детство закончилось. Я пыталась вернуть невинность, но она ускользала, слезы, которые постоянно наворачивались мне на глаза, вовсе не доказывали, что я ни в чем не виновата. Хорошо, что появился дон Джакомо, который всех помирил, только из-за этого я не заплакала. «Ладно-ладно, – сказал он Коррадо, приобняв его за плечи, – не надо сердить Витторию, она сегодня неважно себя чувствует, лучше помоги ей принести пирожные». Тетя обиженно вздохнула, положила ножницы на край одного из прилавков, поглядела на улицу – должно быть, чтобы проверить, стоит ли там Розарио со своей компанией, а потом мрачно сказала: «Не надо мне помогать» – и исчезла за дверью, которая вела в церковь.