Все утро готовились к рейду. Механики проверяли работу узлов и механизмов, на бортах установили дополнительные бочки с горючим, загрузили усиленный боекомплект. На Pz Kpfw III перед операцией поставили отечественную радиостанцию, проверили: связь бесперебойная. Родин сам сел за рычаги немецкого танка, уже под завязку заправленного. Бензиновый двигатель – не дизельный, и голос у него другой: рыкнул, взревел по-чужому.
Иван потянул рычаги на себя, и иноземец пошел, исправно уминая дорогу. Родин сделал несколько крутых разворотов в обе стороны, остановил машину и вылез наружу.
– Принимай зверя! – сказал Иван Горелкину.
Тот с тремя своими танкистами, посмеиваясь, смотрел на выкрутасы Ивана.
– И не таких видали! – ответил старшина и бросил механику: – Петька, а ну, покажи класс!
Тот быстро, видно, не в первый раз, занял место механика-водителя, остальные члены экипажа расселись по штату.
– Класс в бою показывать будешь! – сказал Родин, глянул вслед резво рванувшему Pz Kpfw III и пошел к танкам своего взвода еще раз проверить дотошно, до самых мелочей, готовность к операции.
Тут и появился майор Гриб. Единственное, что можно было прочитать на его лице, то, что разведчик хранил в себе важную военную тайну.
Отозвав в сторону Родина, он попросил достать его командирскую карту, выданную накануне. Потом вытащил из сумки свою, развернул и показал деревню, обведенную синим карандашом.
– Это деревня Костино, – сказал он. – По данным воздушной разведки, в этом районе замечены четыре «Королевских тигра». Местность здесь лесная, холмистая, это позволит скрытно приблизиться к их позициям.
Родин отметил на своей карте деревню, прикинул расстояние, получалось около десяти километров.
– Радиопереговоры – по самому минимуму. Как только задача будет выполнена и танк захвачен, немедленно докладываешь. Сразу вам на поддержку высылаем танковую роту в указанный район.
– Задачу понял, – ответил Иван и подумал: «Задачка из серии „ищи ветра в поле“, так они и будут нас там ждать».
То же самое подумал и майор. Но других вариантов не имелось, а данные разведки надо было немедленно реализовывать. Слишком высокое начальство ждало результата этой операции. И один танковый взвод, не такая уж большая цена… Гибли целые роты, батальоны и полки – в результате необдуманных, поспешных или авантюрных решений.
В боевой разведдозор Родин решил назначить экипаж Горелкина.
– Чего у тебя такая физиономия довольная? – спросил Иван Горелкина, когда тот получил от него приказ.
– Да вот думаю, как с фрицами встречусь. Они мне «гутен таг», а я им «Гитлер капут» и болванкой для начала! – усмехнувшись, ответил Горелкин.
– В бой вступать только по моей команде!
– Ясное дело, товарищ командир!
На карте извилистая проселочная дорога пролегала по полям, далее шли холмы, лежали кривыми шрамами балки и овраги, ответвлялись четыре боковые дороги, потом шла лесная часть маршрута тоже с оврагами и затем, уже снова по полю, дорога вела к деревне Костино. Курвиметром измерили расстояние, выходило 12–13 километров.
– Скорость – не более 30 километров в час, – продолжил Родин. – Мы будем держать дистанцию в пределах одного километра. Через каждые пять минут выходишь в эфир и говоришь пароль «дрова».
– Трава? – спросил Горелкин.
– Дрова, – повторил Иван.
– Запомнил, всех порубим на дрова!
Майор еще раз повторил задачу, крепко пожал Ивану руку и пожелал удачи. Он десятки раз отправлял за линию фронта разведгруппы с обыденными для нужд войны задачами: захват пленного, добыча сведений о противнике, о местности, о районе предстоящих боевых действий, о начертании позиций охранения и огневых средств, о вооружении и технике…
Возвращались не все, и уходила в Лету тайна последнего боя, а группа пополняла списки без вести пропавших.
«Как в омут в тумане», – подумал Гриб, провожая взглядом последний танк.
Через пять минут Алексей Горелкин вышел в эфир и произнес кодовое слово «дрова». Погода была ясная, не в пример безрадостным мыслям майора, небольшие тучки лишь прихорашивали по-весеннему голубое небо. Настроение было «зверски авантюрное». И не через пять, а через минуту могли они столкнуться с противником, потому что дорога пошла вилять среди холмов, покрытых порыжевшей травой.
Но у Горелкина была фора, и снаряд в казеннике, и руки стрелка – на гашетке пулемета. Это ведь как настроишься, так и победишь. А что такое настрой на победу, чемпион военного округа по лыжам знал по себе. Он даже хотел взять с собой на фронт свою золотую медаль, но потом рассудил, что если не Золотую медаль Героя Советского Союза, так хоть серебряную должен завоевать в бою. И действительно получил «За отвагу», за третий бой, в котором подбил два немецких танка. До сих пор помнит все до деталей, с содроганием, страхом и восторгом: и пять полученных попаданий в лобовую броню и рикошет вдоль борта, и фонтан искр от снарядов во вражеские танки, и полыхнувшее пламя.
Горелкин еще раз передал в эфир шифрованное слово.
А дорога пошла уже среди леса, в точном соответствии с картой, которая лежала на коленях у Алексея.
– Бронетранспортер впереди! – вдруг крикнул в переговорное устройство механик-водитель Петька.
– Вижу! – бросил Горелкин.
За бронетранспортером тянулась целая колонна. Это был батальон ваффен-СС, который выдвигался на исходный рубеж для предстоящего наступления.
– Дрова, много дров! – крикнул в эфир Горелкин и, чертыхнувшись, добавил в открытую: – Впереди бронетранспортер и целая колонна! Открываю огонь на поражение!
– Давай, Горелкин, огонь! Мы идем! – услышал он голос Родина.
Тут же Иван доложил, что передовой танк вступил в бой с колонной противника, и они идут на помощь.
А Петька, не снижая скорости, команды не было, продолжал приближаться к передовому бронетранспортеру. В открытом люке находились двое, один из них, офицер, поднес к глазам бинокль, убедился, что свои.
– Зря успокоился, фриц, – сквозь зубы сказал Горелкин. – Петька, стой!
Когда машина остановилась и перестала качаться, Алексей тщательно, как на стрельбище, прицелился.
Бронебойный снаряд вошел прямо в окно бронетранспортера, разворотив все его внутренности и уничтожив там все живое. Проехав несколько метров, БТР скатился на обочину.
Водитель второго бронетранспортера попытался уйти от смертельной прямой наводки, но снаряд из предательского Pz Kpfw III достал и его, как длинная учительская указка лоботряса-ученика.
Мотоцикл с пулеметом в люльке исчез под гусеницами. Другие мотоциклисты, открывшие бесполезный, как горох об стенку, ответный огонь, получили из-под брони от такого же MG-40 свои губительные очереди.
А три танка Родина в стремительном марше уже через пять минут были у головы колонны и, с ревом ломая деревья и кустарник, пошли вдоль нее, уничтожая все подряд: грузовики с солдатами, фургоны, минометы на лафетах…
– Давай, Санька, жми в хвост колонны, запрем их, гадов, чтоб никто не ушел!
– Чтоб на том свете очухались! – крикнул в ответ Деревянко.
Они успели, и мотоцикл, который уже уходил в лес, достали длинной очередью. Замыкали колонну тыловые машины, минометы на лафетах, полевая кухня и бронетранспортер. Именно он получил первый снаряд из командирской машины.
Война получилась стремительной и наглядной, прямо как из учебника. Еремеев и Огурцов сразу нашли ложбины, заняли их, так что оставались видны только башни танков. И принялись каждый в своем секторе уничтожать все цели в центре колонны.
А родинский танк влез на дорогу и пошел давить и расстреливать из пушки и пулеметов все, что было на пути. Никогда эсэсовский батальон со «славным боевым прошлым» в Европе не попадал в такой ад. Спастись было невозможно. С головы колонны и с тыла шли, сжимая, как мехи гармошки, пространство, «родной» Pz Kpfw III и русский Т-34, оставляя позади искореженную, горящую технику и раздавленные тела.
Лишь немногим удалось спастись в лесу и наблюдать из кустов, как, завершив побоище, почти ствол в ствол остановились друг против друга немецкий и русский танки.
Через пару минут из Pz Kpfw III вылезли два танкиста, пересели в «тридцатьчетверку», и она тут же исчезла из виду…
Родин понимал, что из деревни Костино или откуда-то еще гитлеровцы должны бросить подкрепление, чтобы уничтожить русские танки. Если даже им не успели сообщить о них по радиостанции, то звуки боя не услышать немцы не могли.
Родин попросил Горелкина остаться у обочины дороги и сделать всего один выстрел в первую же боевую машину. Всего один. А потом тут же покинуть танк через нижний люк. Горелкин сказал, что задачу понял. Но, вот такая просьба, экипаж тоже хочет остаться с командиром.
– Это приказ! – резко произнес Родин.
И два танкиста быстро пересели на броню родинского танка.
– А механик где?
– Разреши, он останется. Хоть для приличия пару метров проедет…
– Черт с вами!
Уже не было времени на раздумья. Впрочем, план у Родина уже созрел. Они уходят в сторону Костино, укрывают танки в лесу. Иван слева от дороги, а Еремеев и Огурцов – справа.
Если пойдут «Королевские тигры», лоб у них мощный, бить в него бесполезно…
Саня залез на березу, оттуда дорога просматривалась почти на километр. Сначала ветер донес шум моторов, потом Деревянко увидел их: обычные танки, только чуть массивнее. Раз, два, три, четыре…
Он быстро, как кошка, спустился, мигом занял свое место.
– Четыре, говоришь? И большие?
– Ну, не такие уж большие. Наш КВ крупней!
Оставались секунды, нервы, как натянутая тетива. Успеет Горелкин выстрелить первым в этой дуэли? Всего один выстрел – и прочь из танка!
Этот сигнал к началу атаки ждали, как залп «Авроры» перед штурмом Зимнего дворца.
– Есть! Это Горелкин! – воскликнул, услышав выстрел, Родин.
Тут же в ответ раздался гулкий, сильный грохот пушки «Королевского тигра». Потом второй, третий, четвертый выстрелы…
– Добивают, – сам себе тихо сказал Родин и крикнул в эфир: – Вперед!
Первое, что они увидели, горящий, изувеченный, с разбитой пушкой Pz Kpfw III. Живы ли ребята, успели ли выскочить – никто не знал…
Справа от дороги, ломая лес, выползли танки Еремеева и Огурцова.
– Догнать и уничтожить! – Короткая команда в эфир, а Сане Деревянко: – Давай, жми на полный газ! И ближе к дороге!
Подмяв гусеницами молодые березки и выйдя на опушку леса, они сразу же увидели «Королевские тигры». Они шли развернутым строем на предельной скорости – головной танк по дороге, за ним три машины в боевую линию. И цель для них была ясна: прорвавшиеся русские, разгромившие в пух и прах эсесовский батальон, не должны уйти от возмездия. Только догнать, а там – в корму, в лобовую броню или в борт – спасения Т-34 от 88-миллиметровой «королевской» пушки нет.
А у ребят, чтобы отправить фрицев к немецкому богу, только считаные секунды. И первый выстрел, точный или нет, мог решить исход боя. Вся надежда на командира, на его везение и талант в танковой дуэли первым поражать врага.
Под танкошлемами все на одно лицо: почерневшие, небритые по традиции, в темноте лишь белки глаз различимы.
– Саня… – Голос командира звенит от напряжения.
Сашка, как всегда, орет привычное, очень долгожданное: «Дорожка!» и сжимает зубы. Танк резко останавливается. Сейчас все будто одной жилой связаны. Сидорский проворен как никогда: «Бронебойным готово!»
Иван чувствует, что пот из-под танкошлема щиплет глаза, приникает к прицелу, наводит перекрестье. «Как на бациллу в микроскопе», – мелькает посторонняя мысль. «Выстрел!» – кричит он и нажимает педаль спуска орудия. Грохот сотрясает машину, лязгает затвор.
– Получи, фашист!
Сноп искр… Крепко командир всадил снаряд в корму. Теперь быстрый, ни секунды задержки, переброс орудия, руки сами делают свою работу, и второй «король» получает болванку.
– И тебе подарок в зад! – На большее у Ивана слов нет.
Ребята восторженно орут. Пороховые газы выедают глаза. Вентилятор в башне на самообслуживании, не в силах выдувать их из танка. Киря незаживающими обожженными ладонями хватает вторую раскаленную дымящуюся гильзу, выбрасывает через люк.
Деревянко мгновенно срывает боевую машину с места. А Родин крутится на командирском сиденье, смотрит во все стороны, ведь удача в бою, как шалая девка, изменит в любой момент.
Эй, ребята, спите, что ли?!
Третий «тигр» уже разворачивается! Уже отводит свою корму от расправы… Остался последний миг, вот-вот и чудовище повернется, а против многослойных броневых листов на лобовой части башни и мощной пушки спасу нет…
Но успел Огурец, не упустил момент: в последнее мгновение засадил снаряд прямо в борт. Танк какое-то время еще катился по инерции, потом затих. «Экипажу крышка», – подумал Родин. Но нет, открылся люк, из него выпрыгнули трое танкистов и тут же попали под кинжальный огонь пулеметов двух танков.
Тут и головной «Королевский тигр» остановился; круто, вырвав пласты дороги, развернулся и пошел все быстрее, прямиком на родинский танк…
Деревянко хорошо видит, как тигр «крестит» их стволом – жутко знакомое ощущение. Саня делает маневр, и доли секунды спасают их: снаряд рикошетом уходит в сторону. Танковая дуэль между мощным германским «мастодонтом» и быстрым, стремительным русским медведем в жестоком разгаре.
– Саня, давай вправо, вправо, мать твою! И жми, жми…
Деревянко заезжает в ложбину, танк замирает, в мгновениях боя удачно сплелись и место, и время. Первый выстрел уходит рикошетом, зато следующий – прямо в колесо, да так удачно, что дернулся «король» и остановился – заклинило ходовую часть. Но дуэль продолжается. Башня поворачивается в сторону «тридцатьчетверки», но борт свой уже не отвернешь.
– Бронебойным!
Сокрушительная «точка» в борт четвертой машины – и фонтан искр, как победный салют.
Наступила вдруг пронзительная тишина, и только звон в ушах после грохота боя не давал услышать всю ее чистоту, в которой лишь шум листвы мог дать успокоение.
Иван вылез на башню. Главная мысль была, конечно, что с ребятами, которые первыми вступили в бой. Всего один выстрел, ребята…
А Горелкин и Петька, веселые и живые, шли навстречу по дороге, обходя битую технику и мертвые вражьи тела.
Иван спрыгнул с танка, вслед за ним не выдержал, выскочил Саня, и вот уже все кинулись друг к другу в объятия.
– Ну, рассказывай, не томи! – поторопил Иван.
– Докладываю. Кратко, – начал Горелкин. – Подпустил я, значит, передовой танк поближе, целю ему в гусеницу. Но, извиняюсь, угодил прямо в лобовую броню. И снаряд ушел в сторону рикошетом. Петька уже под танком был, и я вслед, как удав уполз в люк. Еле успел… «Тигр» этот сразу долбанул по нам. Потом еще раз, а потом, наверное, все танки ополчились на нас. Такая долбиловка началась, мама родная…
– У меня чуть башка не стала квадратной, как башня «тигра», – выдал Петька.
– А тут пожар начался, – продолжил Горелкин, он уже потерял ощущение времени. – Думали, сейчас рванет боеукладка.
– Чуть не зажарились, пока лежали… – ввернул Петька.
– Все! Хватит болтовни! – перебил Родин. – Горелкин, слушай боевой приказ: эвакуировать третий танк. У него только дыра в борту, должен быть на ходу.
– Ясно! Разрешите выполнять?
– Бегом, Горелкин, сейчас фрицев дождемся!
Саня же, пока ребята рассказывали свою историю глухой героической обороны, вдруг только сейчас (в горячке боя не до того было) заметил опознавательный знак на броне – «всадник».
– Деревянко, тебе что, особое приглашение нужно? – От ярости Иван уже готов был перейти к рукоприкладству.
– Командир, запомнить хочу, потом нарисую, в боевую летопись взвода! – уже на бегу выкрикнул Саша.
– К едрене-фене твои рисунки!
Ну, вот уже расслабился народ! По своему командирскому опыту (особенно последнему) Иван знал, что ничем хорошим это не кончится.
Первой по оговоренному до операции порядку пошла машина Еремеева, за ней на самой короткой дистанции – «Королевский тигр». Слава богу, Петька завел его с первого раза.
Но тяжкая вещь – предчувствие, оттого что ничего не можешь сделать, не сдвинуть время, не отвратить грядущую беду… А еще тягостней, когда потом, уже в памяти, мысленно возвращаешься к исходному рубежу и находишь момент, к которому причастен, и не будь которого, события не привели бы к трагической развязке…
Санька не добежал до спасительной брони «тридцатьчетверки» всего десятка шагов. Послышался пронзительный нарастающий свист, который ни с чем не спутает любой фронтовик, и следом – оглушительный взрыв мины.
Взрывная волна швырнула Саню на землю.
– Быстро в танк его! – Родин даже не узнал свой голос.
Первая мысль – броситься на помощь, но он сразу занял место механика-водителя, тут без вариантов. Сидорский и Баграев кинулись к Саньке, подняли на броню и потом осторожно опустили в танк.
Тут же Родин рванул на себя рычаги, «тридцатьчетверка» пошла, быстро нагоняя трофейный танк. Замыкал колонну Огурцов. Хваленый «Королевский тигр» оказался тихоходным, больше 20 километров в час выжать не мог.
Кирилл и Руслан сразу увидели расплывшиеся пятна крови на комбезе Деревянко: осколки попали в правую часть груди и бедро. И тут же осознали, что, к счастью, большую часть осколков мины принял на себя танк, а то бы не жить Саньку, хотя и так досталось парню: ранения тяжелые.
Сидорский быстро расстегнул комбинезон. Неожиданно Саня стал вяло сопротивляться.
– Сдурел, что ли? – возмутился Кирилл.
Он туго замотал рану бинтом поверх окровавленной рубахи. Потом стал сдергивать низ комбинезона, чтобы добраться до раны на правом бедре. Но Саня вдруг мертвой хваткой схватился за штаны.
– Дурачок, от потери крови помрешь! – прикрикнул Кирилл.
– Он в шоке, контуженый, не видишь? – раздраженно бросил Руслан. – Режь ножом штанину!
Сидорский тут же вспорол прочную ткань, оголил окровавленную ногу. Осколок вошел глубоко в мякоть бедра.
– Ну, вот теперь нормально! – сказал Сидорский, закончив перевязку. – И чего дергался?
Руслан склонился над Сашей:
– Ну, как ты?
Лишь по движению губ можно было понять: «Нормально».
– Потерпи, герой, сейчас в медсанбат тебя отвезем! – сказал Баграев.
А Кирилл в своем духе добавил:
– Подлечат тебя, Санек, на ноги поставят… Там такие медсестрички – просто куколки. Мы тебе гармонь привезем, они все твои будут!
Как только Родин доложил в штаб, что «Королевский тигр» захвачен и они колонной движутся в сторону передовой, ему шифрованным текстом сообщили, что высылают навстречу танковую группу.
– Смотри, чтобы никто сдуру в этот «тигр» не выстрелил. Головой отвечаешь, – сурово напутствовал Чугун капитана Бражкина.
Бражкин козырнул:
– Есть! Разрешите выполнять, товарищ полковник?
Усиленная танковая рота стояла «под парами», экипажи сидели в танках, ждали команды «вперед». Уже ни для кого в бригаде не было секретом, что «родинцы» уволокли-таки еще один танк, да не простой, а «королевский».
И часа не прошло, как четыре танка гвардейского взвода лейтенанта Родина с победным рыком проехали мимо остановившейся колонны усиленной первой роты. Встреча прошла без оваций, в танках все сидели по-боевому. Потом Бражкин скомандовал развернуться кругом, и танки роты в клубах не осевшей пыли поехали вслед за героями.
Теперь, когда в колонне было не менее дюжины танков и тыл защищен, Иван сам себе сказал: «Гони!»
Он разогнал машину до запредельных 30 километров в час, обогнал «тигр» и танк Еремеева и больше пока ничего не мог сделать. Родная «тридцатьчетверка» с натужным ревом выжимала все свои силы, но и у железного сердца есть свой предел.
А хозяин, тепло рук которого еще хранили рычаги, впал в беспамятство. В мире его черно-белых и цветных видений выплывали сейчас деревенская улица и его родной дом, мама и папа на берегу реки, кровавый туман у неизвестной высоты, неведомые лица, обрывки мыслей, которые тоже наплывали, не связываясь в единое целое.
А Иван, чтобы сократить путь и довезти рядового Деревянко прямо до медсанбата живым, свернул с дороги и погнал по прямой, через линии окопов, с матом-перематом разгоняя пехоту.
Медсанбат находился в деревянном доме, по виду – в сельской школе. Когда Саню вынесли из танка, он открыл глаза, что было верным признаком жизни, что-то прошептал, но Родин и ребята не поняли. Совсем парень ослаб от потери крови.
Появились два санитара с носилками. Сашу уложили, Иван и Руслик помогли им подняться на крыльцо. «Дальше не надо», – сказал один из санитаров. Они привычно взяли носилки каждый со своей стороны и унесли Саню через открытую дверь.
Тут на крыльце появилась, вернее, вылетела женщина в белом халате и белой шапочке; усредненное одеяние медработников не скрывало ее начальственного статуса.
Главному хирургу медсанбата, наверное, было около тридцати пяти, и в другой обстановке с ней, чем черт не шутит, можно было бы и пофлиртовать. Но сейчас из-за блеснувших стекол очков, как через прицел, ее жгуче-черные глаза увидели цель.
– Это чей танк? – резко спросила она.
– Мой! – сказал Родин, невольно отодвинувшись от борта.
– Вы что, совсем сдурели, танкист? Вы бы еще в операционную на нем заехали! А ну, марш отсюда!
Иван дал знак Кириллу, чтобы он отъехал подальше, и обернулся к суровой женщине:
– Да мы нашего механика-водителя, тяжело раненного, привезли, рядового Александра Деревянко. А можно узнать, как он?
Она не ответила. Не успела.
Потому что на крыльцо (позже Родин сравнит его со сценой театра драмы и комедии) выскочил небольшого роста и оттого выглядевший толстым военврач, в руке он держал смятую, как промокашку, шапочку, на багровой лысине топорщились остатки кудрей. Но страшней всего были его глаза с пикирующими к переносице густыми бровями. Говорить он не смог, заорал так, что даже его коллега отступила на шаг в сторону:
– Танкисты?! С ума посходили! Вы почему меня не предупредили, что бабу принесли?! Я начал с нее штаны снимать, а она как даст мне ногой в нос!
Ребята переглянулись недоуменно. Кирилл хмыкнул, мол, кто тут с ума сошел? Руслан вздохнул с печальным лицом – не к добру такая путаница. Первым пришел в себя Иван и по праву командира, с достоинством и выдержкой жестко произнес:
– Товарищ военврач, вы, наверное, с кем-то там его перепутали… Рядовой Александр Деревянко воюет в экипаже уже три месяца. И бабой никогда не был. Во всех смыслах этого слова!
– Я тебе сейчас дам «перепутали»! Возьму сейчас за шкирку, приведу и покажу!
Военврач не на шутку разбушевался, но, поняв, что объяснять и тем более вести и что-то «показывать» совершенно бессмысленно, махнул рукой, повернулся и ушел.
А главный хирург, выслушав этот сумасшедший диалог, рассмеялась и тоже ушла.
– Ну и дела-а, попал Саня. – Даже говорун Сидорский не знал, что еще сказать по этому поводу.
– А может, не перепутали, и наш Саня… – произнес вдруг Руслик.
– Еще один псих, – покачал головой Иван.
И тут вновь на крыльцо, как на сцену, поступью императрицы вошла главный хирург.
– Ну, что, товарищи танкисты, перевела я вашего механика в женскую палату, – с улыбкой сказала она. – Что ж вы, мужики, воевали и не знали, что с вами восемнадцатилетняя девчонка в танке была! И самую тяжелую должность дали… Эх, вы!
И трудно найти сравнение, каково все это было слышать членам экипажа…
Ребята стояли с открытыми ртами, как громом пораженные и обухом пришибленные.
– Ну и дела-а, – уже с другой интонацией произнес Кирилл.
– А точно это наш Саня? – уныло спросил Иван.
В ответ военврач поинтересовалась:
– А кто из вас Родин?
– Я…
– Александра просила передать, чтобы ее простили за то, что она вас обманывала…
Иван снял вдруг ставший тесным танкошлем:
– Да это он, то есть она должна нас простить… Не уберегли и вообще… А можно… Саню увидеть?
– Нет, – категорично ответила военврач. – Сейчас ее на операцию повезут!
– Привет передавайте от экипажа! – уже вдогон крикнул Иван.
– От всех нас! – добавил Сидорский и вздохнул: – В голове не укладывается: наш Санька – и девчонка!
– Экипаж полных придурков! – констатировал Иван.
– А я чувствовал, – вдруг сказал Руслик.
– Что ты чувствовал? – недовольно спросил Родин.
– Ну, что девчонкой ему, то есть ей, надо было родиться… Уж больно хрупкий был.
– Ну, не скажи, – усмехнулся Родин, – вон как нашего Кирю голым задом на колючки усадил, то есть усадила! Ладно, по местам, поехали!
– Куда? – вырвалось у Сидорского.
– За орденами, – ответил Иван.
– А не подождем, пока Саньке операцию сделают?
– Нет! – резко ответил Родин.
В тот самый момент, когда командир направил «тридцатьчетверку» в сторону штаба бригады, санитары на носилках принесли механика-водителя рядового Деревянко в операционную. Оперировала властная женщина, одним взглядом разгонявшая заехавшие на территорию танки, главный хирург Маргарита Сергеевна. Ассистировал ей старший лейтенант медслужбы Евгений Будкин, чудом избежавший перелома носа или челюсти, тот самый…