Когда Брайт ушла, Ивретт расслабился и мог свободней искать в Интернете телефон врача. Он уже искал его, когда она заглянула сказать, что идет на прогулку, и он вздрогнул так же отчаянно, словно она поймала его за просмотром порнушки. Он побыстрей переключился на другой экран, пока она не увидела, и решил выждать, когда она уйдет, прежде чем попробовать снова. Он встал и выглянул из окна, пока она благополучно не скрылась из виду, ее спина неуклонно удалялась от него, когда она решительно катила коляску с Кристофером, направляясь за Ригби.

Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что он собирается поговорить с врачом, чтобы уже начать что-то делать. Он знал, что ей страшно. Он знал, что проблемы с бесплодием перед беременностью тяжело на ней сказались – тяжелее, чем кто-либо мог понять. Что-то изменилось в Брайт, началось это, когда она не смогла забеременеть сразу, и постепенно разрасталось. И становилось тем больше, чем дольше от них ускользала беременность. К тому времени, как она забеременела, казалось, стало слишком поздно: ущерб – психологический? физический? – уже нанесен. Он уговаривал ее пойти в группу поддержки, поговорить с кем-нибудь, но она упорно отказывалась. В конце концов, именно Кристофер вернул ее к жизни. Но она не желала когда-либо проходить через подобное снова.

И все же, глядя, как растет его сын – единственный ребенок, всегда один, – он не хотел этого для него. Он обрабатывал Брайт уже несколько месяцев, но ничего не добился. Он знал, что единственное, что могло бы дать толчок, это какой-нибудь значительный жест. И ничего лучшего, чем самому записаться на прием к врачу, ему в голову не пришло. Когда она узнает, что он сделал это, то наверняка поймет, насколько он серьезен, как сильно хочет этого. Если он сможет пойти, возможно, она наберется смелости сделать то же самое. Конечно, его участие в этом процессе было минимальным, но какой мужчина в здравом уме добровольно пойдет к специалисту по оплодотворению без принуждения жены? Это должно было произвести впечатление. Это просто необходимо.

Ответившая медсестра, казалось, была смущена его вопросами.

– Вы звоните записать жену, сэр? – спросила она.

– Вообще-то, я звоню записаться сам, – сказал он. – Чтобы лично поговорить с доктором. – Он почувствовал, что краснеет.

– Это очень необычно, когда муж приходит без жены, сэр, – сказала она настороженно.

– Да, я понимаю это, но я просто пытаюсь оценить, с чем мы имеем дело на этот раз. И так как мы обращались к доктору Фергюсону в прошлом, я подумал, что, возможно, он мог бы… э… поговорить со мной о том, чего мы можем ожидать. Просто на случай, если я могу что-то сделать, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, так сказать. – Он поежился от собственного выбора слов.

– Понятно, – откликнулась медсестра, но нотка сомнения в ее голосе подсказала Ивретту, что она вообще ничего не поняла. В этот момент она просто под него подстраивалась, оставляя разбираться со всем врачу. Она назначила ему время, пожелала ему доброго дня и повесила трубку.

Держа молчащий телефон, он, сколько ни пытался противиться, чувствовал себя глупо, а ведь рассчитывал на каплю надежды. Он подошел к камину и снял с полки фотографию, которую его родители сделали на Пасху, ту, где они с Кристофером стояли на крыльце в дурацких одинаковых галстуках, а Брайт – в красивом весеннем платье. Он попытался увидеть их троих со стороны. Они выглядели как полноценная семья? Он так не думал. Прищурившись, он постарался вообразить рядом с ними тремя еще одного ребенка, еще мальчика или, может быть, маленькую девочку, кого-то, кто превратил их треугольник в квадрат, кого-то, кто сделал бы их жизнь полной. Он искал место, где он или она могли бы встроиться в их жизнь, если бы только его жена позволила.