Стоял прекрасный день. Дженси была на крыше. Они с Арчем сидели в кафе с великолепным видом на город. На Арче был темно-серый костюм Armani, который она так любила, накрахмаленная белая рубашка и темно-красный галстук. Серый костюм оттенял его начинающие седеть темные волосы; Арч загорел в недавней поездке в Майами, которая, как он клялся, была совсем не веселой. По возвращении он сказал, что терпеть не может клиентов. Она почувствовала ложь, но ничего не сказала.

Они потягивали шампанское, пузырьки щекотали ей нос, как всегда, заставляя чувствовать себя счастливой и легкой. Он потянулся к ее руке и, взяв ее через стол, провел пальцами вверх и вниз по мягкой внутренней коже предплечья, давая понять, что хочет позже заняться любовью. Она даже не была уверена, отдает ли он себе отчет в том, какой он предсказуемый, но она понимала его намеки. Она знала о нем все.

Внезапно их окружила группа людей в черных костюмах и с оружием наготове. Неизвестные закричали:

– Мистер Уэллс, вы арестованы!

Она начала качать головой: нет, нет, нет. Такого не может быть. Они же пьют аперитив перед прекрасным ужином в ресторане внизу. Она собирается заказать крабовый суп, потому что тут, как она слышала, его превосходно готовят, а она любит хороший крабовый суп – нежное мясо, густой сливочный бульон с нотками хереса, если все приготовлено правильно. После ужина они собираются вернуться в отель и лечь в постель. Как эти люди могут утащить его? Какое у них право?

– Арч! – закричала она, пытаясь броситься к нему, хотя один из мужчин удерживал ее. – Арч, не позволяй им этого делать!

На лице ее мужа застыла гримаса паники и ужаса. Он отвернулся от нее и позволил мужчинам утащить себя. Она повернулась к тому, кто держал ее сзади, и попыталась заглянуть ему в глаза, но ей мешали черные очки. Она сорвала их, но вместо глаз увидела только пустые черные дыры. Его рот открылся, и, прежде чем она успела закричать, человек в черном заговорил с ней.

– Дженси, – сказал он. – Проснись.

Она открыла глаза и обнаружила, что лежит на диване Ланса, закинув ноги ему на колени с неуместной фамильярностью, а Монти Пайтон застыл на экране телевизора. Ланс смотрел на нее во все глаза, встревоженно сдвинув брови.

– Прости, что разбудил тебя, – сказал он. – Тебе приснился кошмар.

Она быстро села и подтянула к себе ноги, чувствуя себя неловко. Она винила во всем вино, которое они пили до начала фильма, пока дети бегали по заднему двору, играя в те же вечерние игры, в которые она сама раньше играла, когда росла в этих местах: «фигура на месте замри», прятки, захват флага, – и все они становились сложнее от сгущающихся сумерек. Они выпили по несколько бокалов у него на веранде, прежде чем загнать детей наверх и переодеть их в пижамы, затем дети остались в своей игровой комнате, а взрослые оказались наедине в кабинете. Когда они начали смотреть фильм, она чувствовала себя раскованно, ей было тепло и комфортно. В затемненной комнате, на уютном диване и под действием вина она отключилась уже через несколько минут.

Все еще дезориентированная, она оглянулась на мужчину рядом, который не был Арчем, поморгала нескольких секунд, пытаясь вспомнить, о чем был этот кошмар. То, что было так ясно и ярко несколько минут назад, быстро растворялось в мутной памяти тревожных образов. Да и сами образы исчезли, оставив после себя ощущение угрозы и дурных предчувствий. Так происходило всегда. Многие ее кошмары были похожи один на другой: у нее был муж, а потом исчез. Ее мозг продолжал выдумывать новые и весьма изощренные и творческие способы его лишиться. Как бы ни менялся антураж, ощущение потери оставалось.

– Я н-не помню, о чем это было, – сказала она, обхватив колени руками. – Я просто помню, что мне было очень страшно.

Она чувствовала на себе взгляд Ланса, но не могла оглянуться. Если она посмотрит на него, то раскроет свой секрет. И она была не готова говорить с этим человеком, которого едва знала, об уродливой части своей жизни. Он ей нравился, и ей не хотелось, чтобы он думал о ней плохо. Что, если он, как и Арч, сочтет, что она каким-то образом замешана в том, что сделал Арч? Что, если, узнав правду, он решит держаться от нее подальше? И вообще мошенничество – не тема для разговора на первом свидании.

– Может, тебе приснилось, что ты ведьма, которую вот-вот сожгут на костре, – поддразнил Ланс.

Она рассмеялась. Именно эту сцену показывали перед тем, как она провалилась в сон. Она была благодарна ему за попытку поднять ей настроение. Он нравился ей настолько, что она не могла испортить все, взвалив на него свои горести в самый разгар вечера.

– Наверное, так оно и было, – сказала она.

А ведь он без колебаний рассказал ей о решении своей жены, что ей нужно провести какое-то время наедине с собой, уйти, бросить его и детей. Что заставило ее это сделать? – удивилась про себя Дженси. У нее возникло такое чувство, что Ланс позволяет ей самостоятельно решить, виноват ли он, заслуживает ли того, чтобы его бросили. Она изучала его профиль, пока он смотрел на изображение, застывшее на экране телевизора. Он определенно не был похож на человека, который заслуживает того, чтобы его бросили. Кто-нибудь вообще заслуживает подобное?

Дженси указала на телевизор, где на экране застыл всадник, стучавший кокосовыми орехами.

– Что я пропустила? – спросила она и заставила себя улыбнуться.

– Могу перемотать к тому месту, на котором ты заснула, чтобы ты ничего не пропустила, – поддразнил он.

Он пробрался поближе к ней и плотоядно улыбнулся – Дженси во всяком случае предположила, что он считает такую ухмылку плотоядной, но, учитывая его моложавое лицо, у него не слишком хорошо получилось.

– Или… – Он притянул ее к себе.

Она позволила себя обнять, позволила себе почувствовать утешение в его объятиях. Считая объятия после фейерверка и объятия, когда она приехала, это было третье объятие в их отношениях. А что у них вообще? Отношения? Дружба? Друзья все время друг друга обнимают. Она почувствовала на себе его взгляд и подняла к нему лицо. Свет в комнате исходил только от телевизора. Наверху – издалека и за закрытой дверью – раздавалась мультяшная музыка. Интересно, дети еще не спят?

Словно прочитав ее мысли, Ланс сказал:

– Думаю, они уже отключились.

Дженси судорожно сглотнула.

– А, ну…

Она облизнула губы за секунду до того, как его губы коснулись ее. Поцелуй длился меньше секунды, почти столько же, сколько она целовала дочек перед сном. Легкое прикосновение.

Ланс смотрел на нее пристально, его губы были так близко, что она чувствовала его дыхание на своих.

– Мне следует извиниться?

Дженси подумала, что правильным – ответственным – ответом было бы: «Еще слишком рано». Но ей нравился запах его кожи, нежность в его глазах и то, как свет от телевизора делал все в комнате голубым.

– Ты думаешь, они действительно спят? – спросила она. Дженси приподняла бровь (Брайт всегда завидовала этому ее таланту) и спросила себя, а увидит ли он движение в темноте.

Он усмехнулся в ответ.

– Хочешь, я пойду проверю?

Она кивнула, и он вскочил на ноги, как высвободившаяся пружина, и взбежал вверх по лестнице. У нее было всего несколько секунд, чтобы взять себя в руки, отговорить себя от того, что произойдет дальше. Чтобы определить, как далеко она готова зайти. Она же тут всего лишь проездом. На прошлой неделе она разговаривала со старой подругой из колледжа, у которой была собственная женская юридическая практика в Вирджинии, и она могла нанять ее на административную работу. Скорее всего, она отправится туда и оставит этот городок позади, как уже делала раньше. И эта ночь, этот мужчина останутся просто забавной вспышкой, забавным маленьким признанием перед приятельницами, которые у нее появятся в будущем, признанием о ночи, когда она была «дурной девчонкой». Приятельницы похихикают над историей и поднимут бокалы – за сильных женщин.

Когда подруги спросят: Как ты вообще выжила? – она расскажет, как нашла спрятанные деньги, как ела в Макдоналдсе, как жила с родителями и как искала утешения в объятиях такого же брошенного мужчины. Она будет храбро улыбаться и вдохновлять их своим примером. Разыгравшаяся у нее в голове сцена очень походила на диалог из Секса в большом городе, и она вспомнила слова Ивретта. Возможно, все это еще сбудется.

Она услышала шаги возвращающегося Ланса.

– Все спят. Отключились.

Даже не взглянув на него, Дженси слышала улыбку в его голосе. Он наклонился и снова поцеловал ее – и опять так же осторожно, как раньше. Он выпрямился и протянул руку – в знак приглашения. Она знала, куда он поведет ее, если она возьмет его за руку. Она посмотрела на него и моргнула, затем протянула свою руку, переплела свои пальцы с его, и он притянул ее к себе в четвертый раз.

А теперь Дженси проснулась в доме Ланса во второй раз, но на этот раз снаружи оказалось светло, и спала она без кошмаров. Она потянулась, закинув руки за голову и прислушавшись к щебету птиц за окном. Она посмотрела рядом с собой и обнаружила пустое место, спутанные простыни и отпечаток тела – единственные признаки того, что он вообще был тут.

Она смотрела на пустое место, радуясь, что ей не пришлось просыпаться рядом с Лансом. Она не была готова к утренним разговорам, к обсуждению того, что произошло, или даже к признанию произошедшего. Она поддалась импульсу, и он сделал то же самое, вот и все. Вот как бывает со взрослыми людьми. Они живут дальше и находят утешение где могут.

Она огляделась по сторонам в поисках упавшей одежды, быстро собрала ее и надела, торопясь одеться на случай, если за ней придут дочери. В какой-то момент они с Лансом обсуждали, как объяснят случившееся детям, говорили настойчивым шепотом, придумывали историю, при этом расстегивая молнии и кнопки. Дженси заснула под кино, и Ланс предложил ей комнату для гостей. Он вернется в свою постель, и именно так их найдут, когда встанут, дети – целомудренно спавшими в разных комнатах.

Одеваясь, она постаралась блокировать приходившие на ум картинки из прошлой ночи, память о которой была слишком уж свежа, несмотря на то, как мало ей выпало поспать. Она помнила, как отличалось его тело, его запах, его прикосновения от тела Арча. Арч был высоким и жилистым, Ланс оказался почти одного с ней роста и широкогрудым. Арч был темным, Ланс – светлым. От Арча всегда пахло дорогим одеколоном, которым он прыскался чересчур щедро (хотя она никогда этого не говорила). От Ланса пахло обычным мылом.

Одевшись, она занялась постелью. Встряхивая и разглаживая скомканные простыни, она мысленно вернулась к неизбежным сравнениям, которые сделала по ходу. Арч был агрессивным и полным осознания собственной значимости (как в постели, так и в жизни), а Ланс – осторожным и внимательным. Арч редко говорил во время секса, а Ланс был словоохотлив, его голос низким, неотразимым шепотом рассказывал ей на ухо, что он делает, и спрашивал, нравится ли ей это. Он был похож на окулиста: «Лучше так? Или так?»

Удовлетворившись, что постель должным образом заправлена, она вышла из комнаты, оставив свои мысли за порогом. Ланса и четверых детей она нашла на кухне. Ланс жарил яичницу с беконом, на столе стоял кувшин апельсинового сока, кофе, к счастью, был уже готов. Стоило ей переступить порог, Ланс поднял голову.

– А вот и ваша мама! – сказал он девочкам, которые вскочили, чтобы приветствовать ее объятиями и поцелуями, как будто они полжизни ее не видели. Поверх их голов она поймала взгляд Ланса, и он подмигнул.

– Мы наконец-то устроили вечеринку с ночевкой, мама, – сказала Зара, сияя. – Правда, круто?

Внезапно Дженси вспомнила про собственных родителей, которые, вероятно, беспокоились или, по крайней мере, не одобряли того факта, что она осталась на всю ночь у Ланса. Вот уже пятнадцать лет она не отчитывалась перед родителями, а сейчас спросила себя, каково это вдруг вернуться к тому, чтобы придумывать оправдание своего отсутствия. Интересно, купятся ли они на ту же ложь, что и дочери? Высвободившись из объятий осьминогов, она налила себе кофе, добавила сливок и сахара и села с детьми в ожидании еды. Стоявшая у плиты, где помешивала в кастрюле овсянку, Лайла посмотрела на нее так задумчиво, что Дженси решила: не стоит обольщаться. Она попыталась поймать взгляд девочки и улыбнуться ей, но Лайла отвела глаза. Я не собираюсь занимать место твоей мамы, – хотелось Дженси заверить девочку. Потому что это не так. Она просто хотела заполнить время между своей старой и новой жизнями, позволив этому странному лету в Сикамор-Глен стать тем мостиком, который ей нужен, скамейкой на обочине дороги, где она отдохнет, прежде чем продолжить свой путь.

Ланс, ничего не заметив, просто продолжал улыбаться и готовить, и выглядел, как кошка, которая съела канарейку: таинственная улыбка постоянно играла на его губах. Дженси подумала о том, как эти губы прикасались к ее, как они скользили вверх-вниз по ее телу. Пусть случившееся сегодня ночью было самой большой глупостью на свете, Дженси, пока не смотрела на Лайлу, совсем не чувствовала себя глупо. Наоборот, это напоминало прогресс. Она прошла по мостику, по которому должна была пройти, чтобы попасть туда, куда направлялась. И ничего больше.