Глава 49
Гектор

– Гектор!

Он услышал ее. Он поднимается, он встает. Львиные шкуры летят на пол. Делает шаг навстречу. Грудь его – бронзовый щит. Руки его – миртовые ветви. Губы его… Кровь его… Стоп. Диоскуры снова грозят пальцем – О Гекторе сказано достаточно. Зачем нам знать, на что похожа его кровь?

Т. Степанова «Жертвоприношение», 1998 г.

Стемнело, когда Катя приехала из Малаховки в Красково и позвонила в домофон у ворот особняка Кабановых.

– Кто? – Клара Порфирьевна Кабанова и в этот день не ездила на работу в прокуратуру.

– Я, Клара Порфирьевна.

– Убирайтесь.

– У меня есть то, что вас, возможно, заинтересует, – сказала Катя.

И Кабанова впустила ее. Дверь особняка оказалась тоже открытой. Катя вошла в сумрачный холл, освещенный лишь напольным светильником. Но в стильно и богато обставленной гостиной свет горел ярко. На низком столике открытая бутылка красного вина, наполовину пустая. Кабанова стояла у окна, куталась в длинный черный вязаный кардиган. Она смотрела на Катю в упор и недобро.

– Что тебе надо?

– Я нашла убийцу вашего сына, Клара Порфирьевна. Как и обещала.

– Ты… ты приписываешь себе эту заслугу? – Кабанова поставила на подоконник бокал с вином, что держала в руке. – Хвалишься этим? Тем, что погубила меня – уничтожила мою жизнь, мою семью, мою карьеру? Ты не боишься таких заслуг, милая моя девочка?

– Вы желали, чтобы убийца вашего сына был найден. И я сделала, что смогла. Вот. – Катя достала из сумки диктофон и положила на стол рядом с бутылкой вина.

– Это еще что?

– То, что вас, возможно заинтересует. Кроме Лесика, у вас есть еще один сын. Им, кстати, вы можете гордиться.

– Что ты несешь?!

– Послушайте запись. – И Катя включила диктофон с признанием Ульяны.

Кабанова сначала слушала словно нехотя. Но внезапно… ее лицо исказилось. Она издала даже глухой хриплый возглас.

Мать может пойти на многое ради своего ребенка, порой слишком на многое… но ненавидеть Кабанову она все равно не могла…

Запись закончилась.

– Вот так все было на самом деле, Клара Порфирьевна. А не так, как вы подозревали с самого начала – не отрицайте, только сами боялись себе в этом признаться. Поэтому делали все возможное, чтобы подозрения пали на кого угодно другого. Тот страшный день, когда была убита ваша маленькая дочка, а вы повели себя столь по-матерински пристрастно и столь по-прокурорски профессионально, однако бесчеловечно и подло, он принес свои плоды.

– Эта сочинская стерва… – прошипела Кабанова. – Она убила его… сука подзаборная… проститутка…

– Ульяна теперь сестра вашего сына Пети. Он выбрал ее в память о своем близнеце. Ваш Петя сильный, он хороший, он настоящий, несмотря на его молодость. Вы с вашим Лесиком сделали все, чтобы, как вы выражаетесь, уничтожить его, сломать. Но он не сломался за столько лет всего этого вашего домашнего ада. Его поступок это доказывает. Я обращаюсь к вам – вспомните, что вы и его мать тоже. Спасите его. Эта запись… вы прокурор и юрист. Вы прекрасно знаете, что это такое в уголовном процессе. Используйте ее, когда настанет самый важный момент.

– Ты хочешь отдать это мне?

– Да. За этим я приехала. Но не безвозмездно, Клара Порфирьевна.

– А, ясно. – Кабанова криво усмехнулась. – Деньги. И тебе тоже нужны деньги? Сколько? Сколько ты сдерешь с меня за эту запись?

– Я хочу обменять эту запись на оригиналы документов, полученные вами от Аристарха Бояринова, те, которые еще Лесик ваш пытался от него получить, только вот не успел. Оригиналы документов, их копии вы отдали майору Ригелю.

– Евнуху оригиналы потребовались? – Кабанова осклабилась. Взяла бокал и допила вино.

– Лесик в тот вечер так с Аристархом и не встретился, не успел. А вы? Вы с ним встречались?

– Нет. Кто он вообще такой, чтобы мне с ним встречаться? Он написал мне в мессенджер и поставил в известность насчет прежней договоренности с моим сыном. Сказал, что документы у него, он посредник. Я согласилась их купить. Он назвал мне банк в Люберцах и номер ячейки. Сказал, будто доверяет мне – потому что за ним стоят такие люди, которых надувать себе дороже. Сами понимаете. Я должна была поехать в банк, забрать документы и оставить деньги в ячейке. Я так и сделала в тот самый день. Насчет этого молодого алчного кретина, я думаю, что его убрали как раз свои. Посредник сделал дело, больше он никому не нужен. А на таких показаниях, как у Петьки, путаных, ему никто никогда этого убийства не вменит в вину.

Катя поняла, что прокурор Кабанова и правда имеет в Староказарменском отделе полиции свои тайные негласные источники информации, неведомые майору Ригелю.

Кабанова вышла из гостиной. Катя слышала ее шаги в пустом огромном доме. Когда она вернулась, в руках ее была картонная папка с бумагами и грифом «секретно». Катя подумала – если даже такое может пропасть из тайных архивов, что уж тогда об остальном говорить?

– На! – Кабанова с размаха швырнула папку на пол к ногам Кати. – Подавись.

Катя достала из сумки флешку и порт, подключила к диктофону, проверила на глазах Кабановой. Отдала флешку с записью признания Ульяны. А на диктофоне на глазах Кабановой все удалила. Затем нагнулась и подняла папку с документами, убрала в сумку.

– Предала меня… и ради кого? – Кабанова глядела на нее с презрением. – Ради этого нуля. Ради этого шершня без жала. Который ни черта не смог – даже брата своего спасти, даже себя…

– В отличие от вашего сына Лесика, Гектор хотя бы пытался. Он воин, Клара Порфирьевна. А ваш Лесик был полным дерьмом.

– НЕ СМЕЙ ТАК ГОВОРИТЬ О МОЕМ СЫНЕ! ЯЗЫК ТЕБЕ ВЫРВУ! – заорала Кабанова, теряя контроль над собой. – Когда родишь сама своих детей, вот тогда станешь мне ровней и сможешь судить меня! Только ничего этого не будет, поняла? Этот твой Гектор, он тебе детей не сделает. Может, он все на свете и отдал бы за это, только… уж извините… от пустоты и кошки не родятся! А этой своей шлюхе Ульяне, которую ты одобряешь в душе за то, что она мужа убила, передай, что я… я ее…

Кабанова схватила с итальянского комода дорогую дизайнерскую вазу и швырнула в стену. Затем схватила подсвечник и бросила на пол.

Катя повернулась и пошла к двери. Из гостиной слышался грохот и звон стекла. Прокурор Кабанова в полном одиночестве разрушала свой прекрасный богатый дом.

В Староказарменске Катя собрала в своем номере вещи, загрузила их в машину и расплатилась на ресепшен отеля. Было уже очень поздно, когда она подъехала к отделу полиции. В дежурной части – бессменный Ухов за пультом.

– Семен Семенович, у вас не найдется плотного конверта для документов?

Ухов нагнулся и достал из нижнего ящика пульта дежурного большой крафтовый конверт.

В машине Катя положила в этот конверт папку с оригиналами и заклеила его.

Ехала по ночному Горьковскому шоссе домой – в Москву, оставляя Староказарменск и его тайны позади. Однако…

Она смотрела на конверт, что лежал рядом на сиденье. Оригиналы… А Кабанова отдала тогда Вилли копии… Но ведь копий можно сделать не одну. А две? И больше?

На следующий день она разбиралась с накопившимися делами в Пресс-центре, писала заметки. Рассылала мейлы. Крафтовый запечатанный конверт лежал в ящике ее стола. В пять вечера она открыла Whats App – тот их короткий разговор с НИМ… Написала новое сообщение: «Сегодня в 20.30 у клуба Б.Б. Кинг».

Гектор ответил сразу: «Не опоздаю ни на минуту».

Катя не стала даже домой заезжать, чтобы переодеться, продолжала тихо работать. К старому клубу, знававшему лучшие времена, но все еще державшемуся на плаву, она приехала на такси чуть раньше. И увидела Гектора. Он стоял у дверей – в своем черном костюме, привычно сунув руки в карманы брюк. Было заметно даже издали, что он сильно волнуется. Ждет ее.

Катя расплатилась с таксистом, забрала сумку, где лежал крафтовый конверт с документами, и пошла ему на встречу.

– Привет. – Он увидел ее.

– Добрый вечер, Гек.

Вторник – мертвый день клубной жизни. Они были практически одни в сумрачном зале, исписанном граффити знаменитых музыкантов. Сели за столик.

– Мятный капучино, два. – Гектор заказал это официанту, не сводя с Кати глаз.

Оба они представляли собой, наверное, странное зрелище для бесшабашного клуба в своих офисных строгих костюмах, Катя тоже ведь была одета в черный брючный костюм и белую рубашку…

– Я не ожидал… я так рад! – признался он. – Катя, я хочу вам сказать…

– Я позвала вас сюда, чтобы отдать вам это. – Катя достала из сумки крафтовый запечатанный конверт, протянула ему. – Это оригиналы документов. Я забрала их у Кабановой вчера.

Выражение его лица сразу изменилось. Если прежде он чуть ли не светился от счастья, то теперь словно погас. Скулы обозначились очень резко.

– Спасибо. А что дали ей взамен?

Катя рассказала ему все. Про Ульяну и ее признание в убийстве. И про аудиозапись.

– Это дело никак не закончится, – сказал Гектор. – Встречные признания… Им обоим надо быть стойкими. А что с убийством Аристарха Бояринова?

– Ни Ульяна, ни Петя его точно не совершали. Кабанова считает, что его убрали свои… то есть ваши из отдела, как ненужного более посредника.

– А у вас есть какие-то версии, Катя?

– Не хотелось бы об этом говорить сейчас, Гек.

Он смотрел на нее. Теперь она опустила глаза. И спросила:

– Вы сюда с работы?

– Да. Рапорт написал на увольнение.

– Вы уволились? Чем же вы теперь займетесь? И как же Троя?

В этот момент клубный джаз-оркестр на танцполе очнулся от спячки и начал программу. Заиграл блюз.

– Есть лишь одна вещь, которую я умею делать хорошо, не считая игры в покер. – Он улыбнулся. – Посмотрим. Трою можно оберегать по-разному. Есть другие способы. Может, наш незабываемый Фима Кляпов, закончив свой полугодовой медовый месяц, соберет под свои знамена кулинарный техникум имени себя и двинет куда-нибудь в Африку «заниматься аудитом нефтепроводов, морских платформ и алмазных шахт». И возьмет меня в качестве менеджера по наемному персоналу под ником полковника Тангейзера.

– Вы не Тангейзер, вы – Гектор. Он был всегда самым любимым моим героем в «Илиаде» с детства. Я всегда хотела, чтобы он остался жив. Убила бы всех, и богов, и смертных, кто издевался и мучил его… тащил его за колесницей…

Гектор встал из-за стола. В этот миг клубный оркестрик заиграл тот самый блюз-соул Back to black.

Гектор снял пиджак, оставшись в одной белой рубашке, взял Катю за руку.

– Еще один танец подарите мне, Катя. Уже зная, что я вот такой… Покалеченный. Никчемный.

– Гек!

На пустом танцполе, где они были единственной парой в сумраке приглушенных огней, он сразу обнял ее. Катя оказалась в кольце его рук. Он словно защищал ее от всего, прижимал к груди, так, что она слышала стук его сердца.

– Музыка та же самая…

– Да… Катя… Катенька…

Он был горячий, словно его сжигала температура под сорок. Хотелось приложить ладонь к его лбу. Он смотрел на Катю, не отрываясь. Словно впитывал ее по капле. Его глаза… все можно было в них прочесть, все…

Ресницы его затрепетали… Тело его как скала. Как несокрушимый гордый утес. Он наклонился к самым губам Кати…

И резко выпрямился. Отпустил ее.

– Мы с танцами сейчас закончим, ладно?

– Да, конечно. И мне домой пора, Гек.

В его «Гелендвагене» они молчали. Катя отметила – он не спросил адреса, просто повез ее домой. Он многое про нее знает. Как, впрочем, и она теперь про него. И правда, они – одного круга. Одного поля ягоды.

У Катиного дома на Фрунзенской набережной они вышли из машины.

– Спокойной ночи, Катя.

– Гек, берегите себя. Всегда. Везде. Берегите себя!

– А зачем? – Он пытался усмехнуться, но у него не получалось.

– Потому что… если мои слова для вас что-то значат, это мое желание. Я так хочу, Гек!

– Тогда буду стараться. Я тоже хочу вас попросить, Катя. Если вдруг произойдет что-то серьезное… помощь понадобиться… не обращайтесь к тому, кто будет с вами рядом и кого вы сами полюбите… Обратитесь ко мне. Я сделаю все лучше и быстрее. Договорились?

– Да, Гек.

– Ваш номер у меня. И мой – у вас. Я могу сменить десяток номеров, но этот наш канал связи с вами останется неизменным. До тех пор, пока я дышу.

Он взял ее за руку.

– А мой последний вздох – тебе.

Поцеловал в запястье. Прижал ее руку ко лбу. И отпустил.

У подъезда Катя оглянулась – он стоял у машины и смотрел, как она уходит от него.

В подъезде, закрыв дверь, Катя разрыдалась.

Не могла показать ему там, как она жалеет его.

Как жалеет… Но ничем не может ему помочь.