Глава 6
Александра сделала вид, что слова Павла не задели ее, чтобы пожалеть брата. Для Яна мнение семьи было важнее, чем для нее, а для нее был важен в первую очередь он. Хотя то, что Пашка, ее братишка, который ее в детстве на руках таскал, теперь шарахается от нее, все равно ранило. Но это его выбор — она приняла все условия, попыталась смягчить удар, и если этого недостаточно, пусть разбирается со своими тараканами.
Вряд ли он мог понять, что два года в плену — это не то же самое, что два года на свободе. Это отдельная жизнь, после которой ничто не будет прежним. Александра уже тогда усвоила, что нельзя пускать в душу чувство вины, оно разъедает любые барьеры быстрее, чем кислота. И все же, все же… Если бы Павел пробыл там хотя бы день, он бы на все смотрел по-другому!
…Ее продавали дороже, чем других. Это делалось не из любви к ней, просто элитный товар не должен доставаться каждому, а Джонни Сарагоса быстро смекнул, что у нее есть все основания стать элитным товаром. Возможно, поэтому она и осталась в живых, хотя допустила достаточно нарушений, чтобы быть казненной. Хозяин борделя изводил ее, терзал морально, однако о казни и речи не заходило.
Она была красива, а необычно светлые глаза делали ее красоту не ускользающе кукольной, а запоминающейся. У нее были осанка и гордый взгляд человека, который свободен, — даже после того, как она год провела в рабстве. И она умела танцевать. Так что да, за возможность обладать ею всем, кроме самого Джонни, приходилось выкладывать кругленькую сумму. Он же просто пользовался преимуществами владельца, но не злоупотреблял ими. По той же причине он следил за здоровьем Александры, ему не нужно было, чтобы ее чем-то заразили.
И все равно ее продавали. Некоторые клиенты были не так уж плохи, они даже старались быть нежными. Это не значит, что у Александры был выбор, просто процесс проходил не так болезненно, как обычно. Принципиально это ничего не меняло, она все равно старалась отстраниться от настоящего момента и мыслями унестись куда-то далеко-далеко за океан. Но после этих приватных встреч ей не требовалось на несколько дней пропускать тренировки и шоу.
Были и те, что проявляли минимальную сдержанность. Они помнили, что Джонни Сарагоса с них три шкуры сдерет, если они покалечат его лучшую «лошадку». Поэтому они делали все, чтобы на теле Александры не осталось шрамов и не более. О том, что их возбуждало и что ей приходилось делать, она не вспоминала, просто запретила себе. Она могла бы извлечь эти воспоминания из недр памяти, но никогда этого не делала, не видела смысла.
Однако худшим в этой шайке извращенцев, моральных уродов и наделенных деньгами неудачников, безусловно, был мистер Чесс. Он даже умудрился превзойти Джонни Сарагосу. Поведение Джонни было предсказуемым — типичное поведение мужчины, который считает женщин ресурсом, а не людьми. Что же до мистера Чесса… Он был существом совершенно иного типа.
Имя было не настоящее, как и у всех здесь, включая Александру. Но если ее вынудили принять кличку, то мистер Чесс сам настаивал на анонимности. На сеансы он всегда приходил в черной тканевой маске, полностью закрывающей его голову, даже глаза оставались скрытыми за зеркальными линзами. На такие меры идут не ради того, чтобы знакомые не узнали — знакомые-то будут молчать в любом случае, раз сами оказались в подобном месте. Александра догадывалась, что мистер Чесс относится к людям, которым категорически нельзя быть замеченными в любого рода извращениях. Кто он на самом деле? Политик? Врач, работающий с детьми? Глава какого-нибудь благотворительного фонда? Одно ясно: если о его похождениях станет известно, он потеряет очень много. Возможно, все.
То, что он скрывал свое лицо, для Александры ничего не меняло, она все равно никогда не смотрела на лица. По телу она могла сказать, что мистеру Чессу не меньше шестидесяти — типичный старик, неухоженный, с седой порослью волос и висящей складками кожей. За время их встреч Александра рассмотрела достаточно родинок и мелких шрамов, чтобы опознать его в суде. Она знала, что до суда никогда не дойдет.
Она ненавидела мистера Чесса не за то, что он стар или неопрятен. И худшим он становился не потому, что использовал ее без жалости — в этом месте вообще не было доброты. Гораздо большее значение для Александры имели его интересы.
Каждый раз, когда они встречались, он вынуждал ее надевать то школьную форму, то розовую пижамку с забавными пони, то пышный сарафан. Александра была молода — а выглядела еще моложе. Она выглядела ребенком. В том и был смысл.
Когда она надевала яркие платьица, она должна была звать его «папочка». Когда она была в школьной форме, она отвечала ему «Да, сэр!», как и полагается маленькой девочке отвечать старшим. Вот только другие слова, которые он заставлял ее произносить, маленькой девочке никак не подходили.
Это был не просто секс. Так больно ей не делал никто, в такое животное не превращался никто, даже Сарагоса, таких оскорблений на нее не обрушивал никто. В постели мистер Чесс забывался — и терял человеческий облик. Никакой опыт не позволял ей отстраниться от происходящего с ее телом, когда рядом был мистер Чесс. Казалось, что отсутствие слез на ее глазах стало бы для него личным позором — а позора он не допускал.
Она видела выгоревшую полоску от обручального кольца на его безымянном пальце. Полоска никогда не исчезала, а значит, кольцо он носил постоянно и снимал только в борделе. Кольцо было широким, возможно, очень старым. Мистер Чесс был не просто женат, он, вполне возможно, прожил в браке больше лет, чем длилась жизнь Александры. Есть ли у него дети? Да, скорее всего, у него есть дети. Возможно, дочь. Классическая американская семья.
Его дочь уже выросла? Он думал о ней вот так? Он думает о ней так сейчас?
Все это привело Александру к крайне неприятному открытию о том, как устроен мир. Ведь там, за стенами этого проклятого борделя, никто не знает, что мистер Чесс — чудовище. С ним здороваются за руку, его уважают, возможно, кто-то даже восхищается им. Людей легко обмануть, он делает это всю жизнь. Никто никогда не узнает… но кто-то может догадаться. И что с того? Да ничего! Они не посмеют выступить с разоблачением. Его возраст, деньги и репутация защитят его, он может делать что угодно.
Александра знала, что мистер Чесс — постоянный клиент не только среди танцовщиц, но и на этаже тех девушек, которых разрешено убивать. Она старалась не думать об этом.
Стук в дверь прервал ее полудрему, наполненную вырвавшимися из своих могил образами. Александра не сразу вспомнила, где она, и от этого стало страшно, но лишь на мгновение. Потом она сообразила, что она больше не девчонка, вынужденная шептать чудовищные слова на чужом языке, за окном — не обманчиво красивые сады борделя, а московская осень, и прошлое не повторится.
Гайя поднял голову, беспокойно глядя на нее. Все, что ее терзало, случилось задолго до его рождения, и все равно он уловил ее тревогу.
— Со мной все в порядке, — прошептала Александра так тихо, чтобы не услышал брат. — Просто страшный сон. Тебе ведь тоже снятся страшные сны, я-то знаю!
Она поспешила одеться и открыла дверь. Казалось, что за окном еще ночь, но нет, она знала, что это обманчивое утро, указывающее на приближение ноября.
— У тебя все в порядке? — нахмурился Ян. — Ты как-то долго на этот раз!
— Я тебя просто разбаловала. Что, Алиса не приучила тебя к тому, сколько времени собираются девушки?
— Мы с ней не настолько близки! Ты ведь не забыла про наш план?
— Нет. И я все еще верю, что это единственно правильный план сейчас.
Слежку за Нефедовыми она считала напрасной тратой времени. Они либо никуда не денутся, потому что не имеют отношения к похищению, либо все просчитали и не будут высовываться. А вот няня… Она представляла куда больший интерес.
Чуть посомневавшись, Александра все-таки решила оставить Гайю дома. Его нюх был отличным инструментом, но сейчас он вряд ли что-то им даст. Будет больше вреда: собаку легко запомнят, из-за этого обратят внимание и на хозяев. Уже не получится притвориться, что они не осматривали квартиру Курченко до официального обыска.
К отделению они подъехали ненадолго, Александра и вовсе осталась в машине, за ключами сбегал только Ян. Сразу после этого они направились к опустевшей квартире Юлии Степановны.
Жилье, которое она снимала, было дешевым, но далеко не убогим. Его главный недостаток заключался в том, что оно располагалось на окраине, далеко от того места, где жили Нефедовы. Казалось бы, зачем пожилой женщине идти на такие жертвы и каждый день тратить несколько часов на дорогу? Она могла бы избавиться от этого, сняв квартиру чуть дороже — или чуть меньше за те же деньги. Но она предпочла жить в отдалении и снимала одну и ту же квартиру с самого своего приезда в Москву.
— Может, ей просто нравилась дорога? — предположил Ян.
— Скорее, она хотела жить там, где точно не пересечется с Нефедовыми и их знакомыми в нерабочее время.
Квартира, снятая Юлией Степановной, располагалась на втором этаже старого, но аккуратного и чистого дома. По документам она числилась «двушкой», но по площади можно было считать, что там полторы комнаты: небольшая гостиная и совсем крошечная спальня за фанерной стеной. Вполне удобный вариант для одинокой женщины.
Ян на всякий случай захватил с собой обе связки ключей, но к съемной квартире, естественно, подошла лишь одна. Перед тем, как приехать сюда, Александра нашла в интернете старые фотографии этой квартиры на сайте, где она предлагалась. Это дало ей возможность убедиться, что никаких серьезных изменений Юлия Степановна не внесла.
Мебель осталась той же, бездарные, ни с чем не сочетающиеся салатовые занавески — теми же, и даже выцветшие обои лет тридцать не покидали этих стен. Как будто Юлии Курченко было все равно, где она живет! Она относилась к этой квартире, как к номеру отеля, не пытаясь ничего подстроить под себя.
Ее личных вещей здесь было совсем немного. Пара книг — в основном библиотечные, как и «Психология влияния». Ноутбук — модель прошлого года выпуска, да еще и весьма неплохая. Коллекция косметики, в том числе и от французского бренда, который подарил ей пробник. Шкатулка с украшениями — их немного, но никакой бижутерии. Бижутерия тоже есть, но она небрежно брошена в картонную коробку из-под конфет. Эти побрякушки Юлия Степановна наверняка носила с аляповатыми рабочими нарядами, ювелирные украшения дополняли совсем другую одежду.
Александра натянула перчатки и только потом распахнула шкаф.
— А вот и оно, — усмехнулась она.
Ян подошел ближе, чтобы получше рассмотреть развешанные на вешалках вещи. Он разбирался в брендах и ценах не так хорошо, как его сестра, но и он мог определить дорогую ткань, элегантный крой и сдержанные цвета.
Вся одежда Юлии Степановны была разделена на две половины, висящие в разных секциях шкафа. Удачный символ для двух жизней, которые она вела…
— Знаешь, что мне все это напоминает? — поинтересовался Ян, оглядываясь по сторонам. — Что?
— Комнату агента на задании.
— Та же история.
— Но ведь она была нянькой!..
— Я вот начинаю думать, что все-таки нет.
Александра достала из шкатулки серьги из крупных изумрудов и взвесила их на ладони. Даже скромного света, проникавшего в комнату, было достаточно, чтобы в камнях замерцали, переливаясь, мельчайшие искры. Тут было еще колье из белого золота, браслет с россыпью алмазной крошки, кольцо с сапфирами разного размера и цвета. Александра видела, что украшения не новые. Либо Юлия Степановна покупала их уже подержанными — либо пользовалась ими не первый год.
В сопровождении брата она прошла на кухню и осмотрела шкафы и холодильник. Ее предположения снова оказались верными: еды было немного, но вся — очень дорогая, да и в хороших винах погибшая определенно разбиралась.
— Что ж, предчувствие тебя не обмануло, — признал Ян. — Святая нянечка точно была не проста. Что делаем дальше?
— В официальном обыске смысла нет, сам видишь. То, что ее образ жизни не совпадал с зарплатой, назначенной ей Нефедовыми, — не преступление. Может, у нее были накопления!
— У сельской учительницы?
— Что не доказано, то не преступление, — рассудила Александра. — Наследников у нее нет, так что, думаю, уважаемый хозяин квартиры найдет законный способ все тут заграбастать. Второй попытки побывать здесь у нас не будет, так что устраиваем свой личный обыск.
Уже при беглом осмотре становилось ясно, что жилище Юлии Степановны типичным не назовешь. Внимательный обыск лишь сгустил краски.
Первая находка была за Яном — он обнаружил пачку денег, завернутую в файл и закрепленную скотчем на задней стенке шкафа. Еще одну пачку денег, поменьше, Александра нашла под подоконником. В коробке с макаронами на кухне обнаружилась банковская карточка мгновенной выдачи — без имени владельца. Глядя на все это, Ян раздраженно поморщился.
— Я должен понимать все больше, а понимаю все меньше.
— Значит, нам нужно уделить больше внимания биографии уважаемой Юлии Степановны. Того, что она бывшая учительница без детей и котов, недостаточно, чтобы объяснить все это!
— А всего этого недостаточно, чтобы доказать, что она связана с исчезновением Тони.
Они оставили в квартире все ценное — деньги, карточку и украшения. То, что это достанется владельцу квартиры, Александру совершенно не волновало. Если у него есть хоть намек на совесть, он сам доставит эти находки в полицию. Если нет — неважно, они все равно бесполезны для следствия.
С собой они забрали только ноутбук. Если где и удастся найти ответы, то только там.
Они отъехали подальше от квартиры Юлии Курченко и зашли в небольшую уютную кафешку. Пока Ян заказывал им завтрак, Александра возилась с компьютером, надеясь, что он окажется без пароля. Но нет, Юлия Степановна была слишком умна, чтобы оставлять незащищенный ноутбук в квартире, которая ей не принадлежит.
Они как раз закончили завтрак, когда в кармане у Яна зазвонил телефон. Отвечал он коротко, и по его репликам ничего не возможно было понять. Но Александре, знавшей его так же хорошо, как себя саму, несложно было догадаться, что он удивлен чем-то, ему смешно, и одновременно он раздражен, что придется тратить время на какую-то ерунду.
Когда он отложил трубку, Александра поинтересовалась:
— Что случилось?
— Надо ехать в квартиру Нефедовых. Сейчас же.
— Если бы ты был настроен более серьезно, я бы предположила, что поступило требование о выкупе. Но тебя все это веселит. Что там у них уже произошло?
— Муж Кристины Нефедовой подрался с ее любовником. Задержаны все.
Это и правда было бы смешно — если бы не происходило на фоне похищения маленького ребенка. Родители, которым не мешало бы сплотиться перед общей бедой, умудрились устроить цирк. Тут невольно возникал вопрос: а не от них ли хотела спасти Тоню ее нянька? Не из-за этого ли уводила ее из дома на самые далекие от людей тропы?
Хотя нет, вряд ли. Возможно, Юлия Степановна хотела помочь своей воспитаннице, но не умереть же!
Дети — это всегда сложно… Александра прекрасно знала, что у нее трое племянников и что ни к одному из них сейчас нельзя подходить. Проезжая в машине Яна через кипящий жизнью город, она вдруг подумала, что ее ребенку сейчас могло быть тринадцать лет. Надо же, он был бы подростком, уже, по-своему, взрослым человеком, способным поддержать разговор. Человеком, со своим мнением! Но какой смысл рассуждать об этом? Это одно из тех «если бы», которые исчезают безвозвратно и теряют всякую связь с настоящим…
Джонни не хотел, чтобы его «лошадки» беременели. Поэтому каждая из них получала набор таблеток, которые принимала каждый день безо всяких напоминаний. «Лошадкам» тоже не слишком хотелось вынашивать детей тех, кто издевался над ними. Да и счастливой жизнь детей, рожденных в таких условиях, не была бы.
Но эта защита не была стопроцентной. Джонни ведь эти препараты не в аптеках покупал! Противозачаточные средства привозили вместе с наркотиками, которыми он угощал своих гостей. Никто не нес никакой ответственности за качество таблеток. Это частенько давало о себе знать.
Александре везло достаточно долго, дольше, чем многим другим. Сложно сказать, сколько времени это тянулось. В борделе отсчет дней шел по-другому: тяжело определить, где кончается «сегодня» и начинается «завтра», если тебя не выпускают из комнаты без окон. Поэтому самым надежным способом отсчитывать срок своего заточения служили тематические вечеринки, которые Джонни устраивал для гостей на праздники. Для танцовщиц приготовили костюмы к Хэллоуину — значит, осень. Вокруг бегают невообразимо пошлые рождественские эльфы и олени — значит, зима, и скоро на планете начнется новый год, а в борделе все останется по-прежнему. В комнатах вульгарный красный уступает правление пастельным тонам — значит, Пасха, и где-то наступает весна.
Благодаря всему этому Александра знала, что провела в плену примерно полтора года, прежде чем первый и последний раз забеременела. Кто отец — она понятия не имела, как раз перед этим у нее было много клиентов. Она вообще не знала, как реагировать на эту новость, внутри как будто все онемело.
За это время Александра привыкла отстраняться от собственного тела. Оно уже ей не принадлежало. Но теперь там жила жизнь… А жизнь — это еще одно доказательство, что она — не игрушка, она — человек! О том, что отец этого ребенка — выродок и монстр, она помнила, но это почему-то не казалось важным. Когда она думала «мой ребенок», она имела в виду только себя.
Одновременно с ней узнал и Джонни. Он тогда на целую ночь оставил ее в своей комнате, прикованной к кольцу в стене. Но сам он до нее так и не дотронулся, он много часов подряд что-то считал, писал на листке бумаги, перечеркивал и снова считал…
Она догадывалась, что происходит. Джонни подсчитывал, какой доход можно получить от продажи ребенка и перекроет ли этот доход вынужденные месяцы простоя, когда она не будет работать, и плату врачам. Бал здесь всегда правили деньги и больше ничего.
Счет сложился не в пользу ребенка, уже на следующий день был организован аборт. Она была не первой и не последней, кому пришлось пройти через это во владениях Джонни Сарагосы. В борделе был выделен крошечный кабинет, где находились гинекологическое кресло и минимальный набор необходимых инструментов. Прямо под креслом располагался сток, из которого постоянно несло гнилью. Избавиться от запаха можно было, только насыпав на решетку хлорки, но вскоре все начиналось по новой.
Никто не спрашивал Александру, как она хочет поступить с ребенком. Никого это не интересовало. Когда ее подводили к креслу, она попробовала сопротивляться — сама не зная, зачем. Она понимала, что ничего у нее не получится, и все равно пыталась, как будто отдавала последний долг ребенку.
Ее материнское рвение никого не впечатлило, ей просто вкололи наркоз. Оно и к лучшему: она не чувствовала, как это происходило, не знала и не хотела знать.
Проснулась она в своей спальне, обессилевшая и пустая… Ее тошнило от наркоза, между ногами застыла ноющая боль. Александра через многое прошла за время пленения, но никакой опыт не мог сравниться с этим. Это было лучшим определением слова «надругательство»… То, что с ней сделали, было насилием и над ее телом, и над ее душой.
Ей казалось, что после такого она не восстановится никогда. Александра слабо представляла, что должно произойти, чтобы у нее снова появилось желание жить.
— Приехали, — объявил Ян. — Что ж, под окнами не валяется ни одного тела — это уже хорошее начало в нашем случае!
Александра только усмехнулась. Ему не нужно было знать, о чем она только что вспоминала. Она готова была рассказать ему многое, со временем, но это — никогда.
Когда они пришли, в квартире Нефедовых было тихо, но несложно было догадаться, какой шум стоял тут еще недавно. На это указывал бардак в прихожей, — потасовка произошла здесь, — да еще возросшее число полицейских: обычно тут дежурил один, а теперь оказалось три. Значит, он вызвал ППС-ников.
На кухне сидел мужчина весьма крупных размеров, отдаленно похожий на поросшую мхом колоду. Он не выглядел пострадавшим, если его что и расстраивало, так это невозможность уйти. Вокруг него все равно бабочкой порхала Кристина Нефедова, стараясь оказать ему ненужную помощь.
В комнате за стеной устроился Андрей Нефедов. Ему как раз досталось: в обеих ноздрях — вата, под опухшим веком наливается цветом синяк. Рядом с Андреем стояла и курила в форточку женщина в дорогом костюме, некрасивая, но очень ухоженная. Сходство между ними позволяло предположить, что это и есть его мать — Алла Нефедова собственной персоной. Она не пыталась утешить сына, похоже, его недавнее поражение нисколько ее не волновало. Алла выглядела откровенно скучающей, но уйти не пыталась.
— Что здесь происходит? — поинтересовался Ян.
Ответил ему дежурный:
— Да вот этот, — он указал на поленоподобного детину, — заявился к барышне, называть имя и показывать документы отказался. Заявил, что им нужно поговорить наедине.
— А барышня?
— Активно содействовала. Потом пришел муж, опознал в пришедшем одного из, по его словам, многочисленных хахалей жены и полез в драку. Получил. Я разнять не смог, пришлось вызывать подкрепление, и вот они смогли. Порывались уйти все, всем было велено остаться до вашего прибытия. Барышня заняла сторону любовника. Муж вызвал матушку. У меня все.
— Мать года, блин! — язвительно заметил Андрей. — Ребенок пропал, а она личную жизнь устраивает!
— Молчи уже! — тут же взвилась Кристина. — Если бы у нее был такой отец, как он, ничего бы не случилось!
— А не он ли отец?!
— Да не отец я! — возмутился детина.
— Так, сворачиваем балаган, — распорядился Ян. — Ну-ка быстро все перешли в комнату. За любую попытку драки отправлю за решетку минимум на пятнадцать суток!
Он выбрал комнату, а не кухню не только потому, что там было свободней. Он видел, что Кристина и ее любовник ему подчинятся, а вот Алла Нефедова — вряд ли. Эта дамочка была единственной, кто никак не отреагировал на появление следователя. Похоже, для того чтобы получить ее уважение, требовалось нечто большее, чем удостоверение полицейского. Поэтому Александра доверила допрос брату, а сама продолжила наблюдать за Аллой.
— Ты еще кто? — осведомился Ян, когда в комнату вошел детина.
— Игорь Суржин, — неохотно представился тот.
— Любовник ее?
— Было дело… пару раз…
— А сегодня зачем пришел? За этим, что ли?
— Еще не хватало! Посочувствовать пришел… и узнать, что она про меня болтает.
Игорь Суржин оказался бывшим заключенным, отсидевшим срок за грабеж. Кристина об этом не знала, но она уделяла мало внимания биографии тех, с кем делила постель. На свободу Суржин вышел вполне законно, теперь он управлял СТО, где и познакомился с Кристиной: она привезла на осмотр подаренную мужем машину.
Узнав о похищении Тони Нефедовой, Суржин забеспокоился не на шутку. Он прекрасно знал, что при серьезном преступлении бывшие зэки сразу же входят в чисто подозреваемых. Не в силах терпеть неизвестность, он отправился к Кристине, чтобы предупредить ее: о нем болтать не стоит. А уже тут, как в плохом анекдоте, он столкнулся с мужем любовницы.
— Вы-то как выяснили, что он — любовник? — удивился Ян, глядя на Нефедова.
— Доброжелатели сообщили, — буркнул тот. — Есть имена ее хахалей, которые я знаю точно…
— А драку зачем затеяли? Неужели из-за любви?
— Да при чем тут любовь? Я как увидел, что она, прямо в нашем доме, когда Тоню еще не нашли… Не выдержал, короче.
— Сам озабоченный и всем это приписываешь! — окрысилась Кристина. — Как ты мог подумать, что я буду личную жизнь устраивать, пока Тонечку ищут?!
— С тебя станется!
— Хамло!
— Шлюха!
— Угомонились! — рявкнул Ян.
— Можно я пойду? — с надеждой поинтересовался Суржин.
— Сиди! Раз уж пришел поговорить, будешь разговаривать, но не с ней, а со мной.
— Попал… из-за какой-то неврастенички…
Зря он это сказал.
— Неврастенички?! — Голос Кристины Нефедовой в этот момент мог составить достойную конкуренцию ультразвуку. — А не ты ли имеешь к этому отношение? Ты не раз засматривался на Тоню!
— Что ты несешь, дура?!
— Что, не хочется ответственность нести?
Алла Нефедова наблюдала за этой кутерьмой с растущим презрением, ее сын угрюмо молчал, глядя только на собственные колени. Докурив сигарету, она затушила окурок о цветочный горшок, да так и оставила в земле. Когда она двинулась с места, Андрей даже не шелохнулся.
Она подошла к близнецам и спросила:
— Моему сыну ничего не грозит?
— Если Суржин не будет писать заявление — ничего. Если настрочит — даже при худшем раскладе отделается штрафом. Да и то вряд ли.
— Хорошо. Значит, в моем присутствии нет необходимости?
— А вам нечего сказать?
— Нет, не думаю.
— Тогда всего хорошего.
Александра позволила Алле Нефедовой дойти до двери квартиры, а потом бросила выразительный взгляд на брата. Ян, конечно же, понял ее, но все равно прижал два пальца к виску, намекая, что приятнее застрелиться, чем разбираться со всем этим одному. Александра лишь пожала плечами: придется справляться.
Ей нужно было поговорить с Аллой наедине. Эта женщина не потерпит общего гвалта, она будет молчать, а то и вовсе вызовет адвоката, который у нее наверняка есть. Другое дело — если им ничто не мешает.
Она догнала Аллу уже на лестнице.
— Так и знала, что следствие меня не отпустит, — криво усмехнулась та.
— Следствию все равно пришлось бы побеседовать с вами, так почему не сейчас? Не похоже, что вы так уж сочувствуете сыну.
— А я и не сочувствую. Если мне кого и жалко, так это Тоню, но ей я помочь не могу. Вы не представились.
— Александра Моррис.
В этом случае не было причин врать насчет имени — Алла определенно из тех людей, которые не постесняются попросить у полиции документы. Но на сей раз она этого делать не стала, она казалась расслабленной, и сцена в квартире не имела для нее никакого значения.
— Моррис? Должно быть, по мужу. Скажите, у вас есть дети?
— Нет.
— Не критично, вы еще так молоды, что успеете. Мой вам совет: заводите минимум двух. Чем их больше, тем выше вероятность, что хотя бы один из них не окажется придурком.
Как и многие свекрови, Алла Нефедова терпеть не могла свою невестку. Как весьма немногие матери, она и сына переносила с трудом. Возможно, в такую немилость Андрей попал из-за свадьбы, которую мать так и не одобрила. Едва познакомившись с Кристиной, она охарактеризовала ее как «крестьяночку, слабую на передок». Причем не за спиной — это было бы слишком мелочно для Аллы. Свой вердикт она вынесла в присутствии Кристины и Андрея.
Александре сложно было определить, на какой результат надеялась эта женщина, но все оказалось до зевоты предсказуемо. Молодые сплотились в своей неприязни к мамаше и поторопились со свадьбой. Аллу они пригласили, но она не пришла. Правда, не поскупилась на подарок.
Она решила, что раз этот союз уже закреплен, не стоит спешить с выводами. Может быть, она ошиблась и семья у них будет крепкая? Поэтому Алла просто отстранилась от всего и стала ждать, что будет дальше. С Кристиной она виделась очень редко, с Андреем — чаще, но никогда ни во что не вмешивалась.
Когда между супругами начались ссоры и стало известно об изменах Кристины, Алла не сомневалась, что они сразу же разведутся. Но — нет. Андрей возмущался, устраивал скандалы, не давал супруге покоя… и ничего не делал. Алла, опытная и практичная бизнеследи, такого подхода не понимала.
— Вот тогда до меня дошло, что я вырастила полнейшего слизняка, — вздохнула она. — К счастью, у меня есть еще один сын, так что все не безнадежно. Я вполне могу позволить себе пренебречь Андреем.
Они вышли из подъезда и теперь стояли возле засыпанного сухими листьями газона. Алла достала и прикурила еще одну сигарету. Похоже, эта ситуация давалась ей не так легко, как она пыталась показать.
— Насколько я знаю, он не решался на развод из-за дочери, — заметила Александра.
Но Алла лишь отмахнулась от нее сигаретой, очертив дымом дугу в воздухе.
— Оправдания! Никогда этот ребенок для них не был так уж важен. Они чуть-чуть сдерживались при ней — и не более того. Все равно орали, все равно поливали друг друга помоями. «У нас ребенок» — это просто красивое оправдание собственной нерешительности!
— Ну а вы как относились к внучке?
— Не называйте ее так, не люблю вспоминать, что я уже бабушка. Это не имеет никакого отношения к тому, что я чувствую. Я люблю Тоню и всегда буду ее любить. Она похожа на меня.
Александра видела фото, поэтому подобное заявление считала спорным. Но важно здесь было другое: Алла действительно любила девочку. Когда Нефедовы начали скандалить и прикрываться ребенком, она предложила на время взять Тоню к себе, пока они все уладят. Это оскорбило Кристину, и начался новый виток семейных дрязг.
Все это не лучшим образом сказывалось на ребенке. Алла заметила, что Тоня стала нервной и мгновенно начинала плакать, стоило кому-то повысить при ней голос. К тому же, она заметно отставала в развитии от сверстников, а мамаша с папашей были так заняты друг другом, что не обращали на это внимания.
Именно Алла предложила нанять няньку. Правда, Юлию Степановну выбрала не она, а Кристина. Но в кои-то веки Алла была довольна решением невестки.
— Мы обе понимаем, что вы должны сделать теперь.
— Что? — растерялась Александра. Слишком неожиданным был переход от рассуждений о няньке к этой фразе.
— Включить меня в число подозреваемых, разумеется. Я буду с вами предельно откровенна: я подумывала о похищении Тони. Это было до того, как появилась нянька. Я знаю, это не делает мне чести, но иначе я не могла. Я видела, что мой сын губит своего ребенка, и я должна была помешать этому. Это было раньше, но сейчас, как мне уже не раз сказали, у меня нет алиби. Так что можете проверять все, что вам угодно.
— Но вы ведь этого не делали?
— Нет.
— Тогда вашего слова мне хватит, — еле заметно улыбнулась Александра. — У нас только одна задача: спасти ребенка, и я предпочла бы не тратить время на ложные следы.
— Я ее не похищала… Но я жалею, что не сделала этого. Видите, к чему приводит нерешительность?
— Не нужно так к этому относиться.
— А иначе я не могу, — отозвалась Алла. — Тоня — это ребенок, который изначально нуждался в особой опеке, а ей не дали базовой. Теперь времени у нее куда меньше, чем у обычных детей.
— Так, подождите… Вы хотите сказать, что Тоня чем-то больна? — насторожилась Александра. — Но ее родители не говорили мне ничего подобного и в ее карте нет никаких специальных предупреждений!
— Потому что это не болезнь. Это, скорее, обстоятельство, но обстоятельство очень важное. У Тони редкая группа крови. Само по себе это угрозы не несет, однако если она получит травму и потребуется переливание… Ее, скорее всего, не спасут, потому что не будут знать, как спасать.
