Миражи
Время шло, я прожил земную жизнь до середины, а мое будущее все еще было неясно. По большому счету я не страдал от одиночества, от того, что у меня не было ни своего угла, ни семьи, что приходилось раз в год переезжать на другую съемную квартиру.
Я ведь всегда знал, что человек на земле пришелец и странник, что он не возьмет с собой в последний поход ни дворцов, которые построит, ни золота, которое накопит, ни плодов своих рук, как бы ни были они великолепны. Он возьмет туда устроение души или состояние или мир, который он создал внутри себя.
Если внутри тебя мрак и раздражение, если в тебе клокочут ядовитые пары ненависти и низости, то душа твоя и уйдет во мрак.
Но если ты, преодолевая лень и врожденную склонность к греху, каждый день будешь изгонять из себя демонов превозношения, сластолюбия, цинизма, любоначалия и праздности, если будешь собирать во внутреннюю свою житницу чистые зерна милости, щедрости, доброты, братолюбия, то к концу своего земного путешествия ты возделаешь внутри себя цветущий сад, в котором и останешься жить вечно…
В то же время я очень хорошо знал, что совершенная гармония между мужчиной и женщиной со времен грехопадения – это большая иллюзия.
Человеку хочется верить, что есть на свете душа, предназначенная только для него одного. Есть глубокое чувство, которому не будет конца, когда чувства и мысли не просто созвучны, а одни на двоих, когда каждый день – праздник, наполненный светом и радостью. Там нет места обыденности, рутине, скуке, ссорам, горечи и непониманию.
Человек упрямо ищет это всю жизнь и иногда, кажется, находит.
Но почему так быстро гаснет огонь, вспыхнувший между двумя сердцами? Отчего холодной змеей проползает между ними неприязнь и отчуждение? Свет меркнет в глазах, под ребрами образуется пустота, любовь улетает куда-то, а жизнь теряет всякий смысл…
Счастье земное, человеческое – это призрак, это мираж. Оно возможно только тогда, когда сердца соединяются в Любви божественной, когда души пьют свет из одной чаши, а чувства насыщаются из одного источника.
Иначе рознь мира скоро разбивает хрупкий корабль, а буря житейская топит все слабые надежды…
* * *
Так рассуждая, я прожил бы в гордом одиночестве всю свою жизнь, если бы не встреча с ней, с матерью моего сына.
Мы вместе пели в церковном хоре, вместе писали иконы, – у нас было много общего. Но самое главное, между нами возник светлый и иногда обжигающий огонь, который неудержимо притягивал нас друг к другу.
Все было против нас: пятнадцать лет разницы, моя бездомность и неустроенность, мои болезни, которые с каждым годом обострялись все больше; ее родня, дружными рядами восставшая против нашего брака.
Я поделился своими сомнениями с владыкой Василием. Он отнесся к моим словам с большой серьезностью.
«Если ты готов отдать половину себя жене, а другую половину детям, ничего не оставив себе, то вступай в брак не раздумывая.
Если все-таки желаешь кое-что сохранить для себя, то ты еще не дозрел и должен подождать.
Любовь – это не удовольствие, а жертва; семья – не тихая пристань для души, а ежедневная каторга, за которую не стоит ожидать награды здесь и сразу.
Впрочем, эти же слова можно сказать о монашеской и любой другой жизни. Истинное христианство – это всегда внешнее или внутреннее мученичество. Не может беспечно радоваться и наслаждаться жизнью человек, знающий, что его Бог был распят на кресте и что тысячи подобных ему страдают невинно от болезней, голода и бесприютства».
А еще владыка рассказал, что в Сербии, где он прожил много лет, большинство браков совершаются вопреки воле родителей. Сербы – народ южный, горячий, они любят сразу и на века, они не умеют терпеть и ждать. Идут за благословением к родителям, те, естественно, говорят «Нет!». Что остается делать жениху? – украсть, умыкнуть, увезти свою возлюбленную в горы, а через некоторое время явиться с повинной. Тогда и свадьбу можно сыграть…
* * *
И он соединил наши руки, вопреки всему.
Нас венчали в церкви тайно, поздно вечером. Свидетелями этого таинства были всего несколько самых близких и преданных друзей. Они помогали нам, когда нам было трудно, – а трудно было почти всегда: такая у нас судьба.
И через год родился он, наш сын-первенец, – наша самая великая радость и наше самое страшное горе…
Владыка Василий перед отъездом в Америку рассказал о том, что у сербов есть такой обычай: когда женщина рожает, то ее муж или родственники идут в церковь, просят священника, и он открывает царские врата, становится на колени перед престолом, читает особые молитвы, чтобы роды прошли успешно.
Когда жену отвезли в роддом, мы с приятелем позвонили владыке. В Вашингтоне была уже глубокая ночь, нам отвечал по-английски автоответчик. Мы не успели оставить сообщение, потому что владыка поднял трубку и сонным голосом сказал:
«Иду открывать царские врата».
А у него, как у архиерея, был домовой храм.
Так что мой сын явился в этот мир не только здесь, в Москве, но прошел открытыми царскими вратами в Америке.
Все обещало ему необычную судьбу. Так оно и получилось, к сожалению…
Часть 14
Очарованные странники
Обыкновенный гений
Это был обыкновенный гений.
Он прошел весь путь с академиком Королевым от самых первых неудачных опытов с маленькими ракетами и до полета Гагарина. Без его математических расчетов невозможны были космические путешествия; он был также причастен к созданию «катюш» и самонаводящегося снаряда.
Но дело не в этом. Он был настоящим и, может быть, последним энциклопедистом в отечественной науке. Для него не существовало тем, в которых бы он глубоко не разбирался: будь то культура Китая или Древнего Египта, архитектура европейских городов или история Христианской Церкви. Еще в атеистические 60-е годы его лекции по русской иконе собирали в Москве и других городах полные аудитории молодежи.
Смею надеяться, что за двадцать лет я неплохо изучил все, что связано с православной иконой, и немного разбираюсь в иконографии и канонах. Так вот в беседах с Б.В. Раушенбахом я открыл для себя очень много нового, чего нельзя прочитать в искусствоведческих или даже богословских книгах.
Например, я понимал, что обратная перспектива – это некий вектор того, что мир духовный или Царство Божие, которое изображено на иконе, к нам как бы приближается, приходит. Икона изображает иную реальность, которая всеми своими линиями пересекается в нашем сердце, заставляя его верить и надеяться, что мир более совершенный, светлый, лучший – «значительно ближе к нам, чем расстояние вытянутой руки».
Тогда как в обычной реалистической живописи все уходит куда-то вдаль, превращаясь в точку, и это вызывает невольную грусть об исчезающей жизни.
«Все это так, – соглашался мой собеседник, – но мы вообще не в состоянии воспринимать этот мир в прямой перспективе. Человек всегда видит не прямолинейно, а искаженно, – так устроены его глаза. Первые несколько метров мы запечатлеваем окружающую действительность расширяющейся – в обратной перспективе, а потом уже – в прямой, сужающейся. Попробуйте расчертите пол на квадраты, и вы сами убедитесь в этом.
В иконе же нет дали, все близко к нам, все происходит как бы на переднем плане, а дальше – свет, обозначенный золотом. Стало быть, иконописцам не было нужды изображать сходящиеся на горизонте линии. Они писали так, как видели.
А почитатели прямой перспективы, так называемые ренессансники, – не правы. Для того чтобы увидеть пространство сразу в прямой перспективе, нужно иметь два глаза, расположенные друг от друга на расстоянии нескольких метров. Такого не бывает в природе. Посему у этих художников никогда не получался передний план».
* * *
Я больше не стану здесь пересказывать все наши разговоры на эту и многие другие темы. У меня задача иная. Скажу только, что Борис Викторович математически доказал троичность Бога. Правда, потом смеялся и говорил, что это полная ерунда, потому что Бог познается не рассудком и формулами, а неким внутренним органом, который есть внутри каждого человека, правда, он не у всех развит. Почему?
«Завяжите младенцу один глаз, и пусть он живет так до взрослого состояния. Когда снимете повязку, он будет плохо видеть либо не видеть этим глазом ничего. Или загипсуйте ему одну руку, и пусть живет так. После того как дадите ему свободу, рука будет висеть бесполезной плетью. Это очень грубые примеры, но мы точно так поступаем и с духовным зрением маленького человека.
Если с ранних лет ребенку под страхом наказания внушать, что духа и души нет, есть только тело, которое разрушается и умирает, – то он рано или поздно в это поверит и останется духовно слепым навсегда. Тогда ему бесполезно говорить о красоте и нетленности иного мира, потому что он его не почувствует и не увидит. И наоборот: если человек каждую минуту тренирует свой дух, борется с тьмой, которая обитает внутри всякого человека, то достигает святости и прозорливости. Он подтверждает своим житием, что человек сам по себе – вселенная и возможности его безграничны. Это доказали те святые, которые прошли свой путь до конца».
