В жизни епископа Василия (Родзянко) случалось великое множество потрясающих историй, о которых он нам рассказал во время съемок фильма «Моя судьба». Я как-то не выдержал и привел ему слова Гоголя Н.В. об одном из своих персонажей: «Ноздрёв был, в некотором смысле, исторический человек, вечно он попадал в разные истории…»
Владыка долго и от души смеялся над этим, а потом вполне серьезно произнес:
«Это точно обо мне сказано».
Я не стану пересказывать эти истории, о них замечательно поведал сам владыка. Опишу только одну из последних его поездок в Россию, когда он посетил Санкт-Петербург и Валаам.
Случилось это в июле 1998 года, когда в Петропавловском соборе хоронили останки царской семьи. Владыка Василий возглавлял делегацию русских эмигрантов из Америки, но на самой церемонии перезахоронения не присутствовал, рассуждая так:
«Если Русская Церковь не признает эти останки подлинными, то и я не могу их признать».
Хотя сам был иного мнения.
Он съездил на Валаам, отслужил там литургию, побывал в Царском Селе, где рассказал нам о 17 докладах его деда Михаила Родзянко Государю, в которых он якобы предупреждал царя о грядущих потрясениях. Сами доклады не сохранились, и мы знаем о них только от секретаря бывшего председателя Государственной Думы.
Владыка очень любил своего деда и всячески пытался оправдать его поступок, приведший к отречению царя.
Однажды в Лондоне ему позвонил Александр Солженицын, настойчиво попросил о встрече и потом в течение четырех часов говорил только о том, что именно Родзянко был главным злодеем и виновником гибели Российской империи.
«Я не мог вставить ни одного слова, хотя мне больно было это слушать. Ведь все-таки Михаил Родзянко – мой родной любимый дед».
Во время проповеди в Федоровском соборе в Царском Cеле владыка неожиданно произнес следующие слова (привожу по памяти):
«Много лет назад мой духовник отец Иоанн (Максимович) мне, тогда еще мальчику, сказал: “Твой дед, заставив царя отречься от престола, совершил грех. Невольный, но грех. Ты должен стать священником и всю жизнь молиться за деда, чтобы Господь его простил”. Я выполнил послушание своего духовника, стал не только священником, но и епископом. И вот теперь, находясь здесь, в Царском Селе, где все пропитано памятью о государе и его семье, я прошу прощения за себя и за своего деда перед царским семейством, перед Россией, перед ее народом за тот поступок, который совершил мой дед».
Эти слова тогда уже глубокого старца пронзили каждого человека до самого сердца, и весь народ в храме плакал.
Любопытная история произошла при посещении нами здания бывшей Государственной думы. Там теперь располагается парламентская ассамблея СНГ. Был выходной день, начальство отсутствовало, а охранник вначале наотрез отказался пускать нас внутрь здания. Но мы все-таки нашли какие-то слова убеждения. Нам разрешили войти в зал заседаний, который практически не изменился с дореволюционных пор, только категорически запретили вести любую видеосъемку. Дозволили, помнится, сделать всего несколько фотокадров.
Владыка постоял немного на трибуне, с которой его дед громовым голосом часто усмирял разбушевавшихся депутатов. А потом неожиданно поднялся на несколько ступенек вверх и сел на председательское место.
Что было с нашим охранником! Он кричал:
«Меня уволят! Здесь имеет право сидеть только президент России или председатель ассамблеи».
Владыка извинился, конечно, а потом сказал:
«Я почувствовал всю тяжесть ответственности, которая лежала на плечах моего деда».
Ближе к вечеру мы решили устроить для владыки Василия прогулку на катере по питерским каналам.
У него тогда очень болели ноги, он не мог передвигаться без посторонней помощи. Мы с большим трудом усадили его на катер и поплыли.
Владыка очень воодушевился, вспомнил, как много лет назад он совершал свадебное путешествие со своей женой в Венецию.
«Но здесь красивее, чем в Венеции!» – воскликнул он.
Мы проплыли по Фонтанке, по Мойке, по каналу Грибоедова, вышли в Неву. Мимо нас проходили большие туристические корабли. Туристы, увидев седобородого старца в лодке, махали ему рукой. Владыка весело отвечал им.
А на середине Невы он попросил остановиться и сказал проникновенные слова о будущем, о том, что Россия еще обязательно поднимется, что она расцветет духовно и явит миру новых святых, и все в таком духе.
Это было его завещание нам.
После прогулки мы вернулись к пристани на Фонтанке, помогли владыке сойти на набережную, и он пошел к машине.
Он шел сам, без посторонней помощи, в его походке не было старческой немощи, но была сила человека в возрасте Христа.
Тогда я понял ясно, что дух носит человека по земле, а не наоборот.
И сейчас, через 15 лет после его кончины, я абсолютно убежден, что это был настоящий исторический человек, и его светлое имя надолго останется в нашей многострадальной истории.
Как я уже говорил, владыка Василий (Родзянко) возглавлял делегацию русских эмигрантов, которые приехали в 1997 году из США в Санкт-Петербург, чтобы отдать последние почести царскому семейству.
Количество мест в делегации было строго ограничено. Один из эмигрантов в состав делегации не попал, потому что ему не забронировали место в гостинице. Владыка – человек широкой души – милостиво предложил опоздавшему койку в своем номере. Ему как главе делегации предстояло жить в отдельных апартаментах.
И только в питерской «Астории», где они остановились, выяснилось, что этот примкнувший к ним господин… страшно храпит.
На Валааме владыка, конечно, отдохнул от такого соседа, но потом снова начались ночи без сна.
Тогда мы устроили его в гостиницу в Царском Селе, где должны были происходить наши видеосъемки. Однако назойливый сосед с радостью вызвался сопровождать владыку и туда.
Я приехал в Царское Село немного позже других и застал владыку Василия во дворе гостиницы сидящим на скамейке. Было раннее утро. Владыка выглядел очень уставшим, но на предложение пойти в номер и отдохнуть отреагировал быстро и отрицательно:
«Нет-нет, я лучше здесь посижу!»
Оказалось, что его сосед по номеру в то время, когда не спит и не храпит, очень громко и беспрерывно разговаривает по телефону, кажется, со всем миром.
Через какое-то время он спустился к нам в садик, сказал, что отлучится в магазин за сувенирами, но всего на пять минут, не больше, потому что ждет срочный звонок из Австралии.
«Хорошо», – смиренно произнес владыка и сказал, что он здесь, на скамейке, немного подремлет.
Он спал сидя около часа, а я охранял его сон. Я смотрел на него и думал о его великом смирении, терпении и благородстве. Это те черты, которыми мы, рожденные в СССР, совсем не обладаем, как и многими другими. А русские эмигранты первой волны бережно их сохранили, чтобы мы научились от них.
Владыка Василий, проснувшись, довольно бодро сказал:
«Теперь можно и на съемки».
Потом он больше часа сидел в парке Царскосельского лицея и замечательно читал вслух стихи Пушкина. Особенно ему удалось: «Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит…»
Эти строки звучат в начале последней серии фильма о нем, которая посвящена его блаженной кончине.