Судьба скитальца

Двух лет от роду он был приговорен к смерти Троцким и Лениным, которые в 1918 году отдали тайный приказ уничтожить всех правителей прежней России, включая бывшего председателя Государственной думы Родзянко, с их домочадцами до последнего внука. А последним внуком Михаила Родзянко был тогда будущий владыка Василий…

В четыре года он узнал, что такое ад изгнания, когда в тесном трюме английского корабля, набитом как бочка селедками, уплывал вместе со всей семьей из Новороссийска в Стамбул, а потом еще дальше – в Сербию.

Его воспитатель, бывший царский офицер и ярый монархист, люто ненавидевший Михаила Родзянко, вымещал всю свою неприязнь на семилетнем внуке и тайно истязал его в течение двух лет, заставляя часами стоять на сухом горохе, пока на его коленях не выступала кровь.

В десять лет от роду сломленный душевно мальчик уже не хотел жить, но встретил удивительного человека – отца Иоанна (Максимовича), который вернул ему утраченный рай, желание света и жизни. А через два года он сказал ему:

«Твой дед много зла принес России. Ты должен стать священником и молиться о нем, чтобы Бог его простил».

Он послушал своего духовника и вопреки воле родителей, столбовых дворян, которые снисходительно относились к духовному сословию, стал добрым пастырем и через всю свою жизнь с достоинством пронес это звание.

Его не сломил титовский концлагерь, куда он был заключен за проповедь христианства и где ежедневно заставляли переносить с места на место огромное количество кирпичей, так что его ладони скоро стерлись до самых костей. Он был слаб, и потому был плохой работник, не выполнял план, который давали ему лагерные начальники.

Тогда его бросили в карцер – холодный каменный мешок, покрытый изнутри инеем, где он до изнеможения бил поклоны с молитвой, чтобы не замерзнуть и не умереть.

Там в тонком сне к нему явился святой Серафим Саровский и сказал, что он будет скоро освобожден.

Его отпустили из лагеря на следующий день без всякого объяснения причин, хотя сидеть ему оставалось еще целых четыре года.

Он пережил еще одно изгнание – из Сербии в Европу и потом всегда говорил:

«Наша жизнь здесь, на земле, – это терновые шипы и гвозди, это гонение и теснота сердца, из которого рождается вопль молитвы и желание вернуться в свое настоящее Отечество, небесное. Не скорби и не плачь, человек, потому что беды и болезни разбивают окаменелость нашего сердца, делают его живым и сочувственным к чужому горю. Не может познать настоящей любви тот, кто не прочувствовал всю бездну оставленности и отчаяния; и не в состоянии душа со всей силой возжелать неба, если она не прикоснулась к живой и убивающей мгле подземелья. Помните, что Истина в мире всегда распинается, и нет другого пути к Воскресению, кроме того, что ведет через Голгофу».

Дорога в Горелец

Вот история, которую мне рассказал мой друг.

В дни празднования тысячелетия Крещения Руси владыка Василий приехал из Вашингтона, чтобы прочитать доклад на очень важной церковной конференции, в которой участвовали три патриарха и множество уважаемых во всем мире инославных богословов.

Владыка остановился в тот приезд у своей племянницы, где-то на окраине Москвы. Мой друг заехал, чтобы его забрать.

Они спускались по лестнице обычной московской хрущевки. Они опаздывали, поэтому очень спешили.

И вот на одной из лестничных клеток их остановила какая-то женщина. Она рассказала, что сестра ее умирает в больнице, и попросила ее причастить.

«Какая сестра? Какая больница?» – занервничал мой друг, которому было поручено доставить владыку к месту выступления вовремя, но тут же осекся, встретившись с его непонимающим взглядом.

«Равнодушие к чужой беде и глухота к чужой боли – это признак отсутствия Христа в человеческой душе», – часто говорил владыка Василий.

Они поехали в ближайший храм, где взяли запасные Дары, и причастили несчастную. Владыка долго сидел у кровати умиравшей, потом утешал всех, кто был в палате, побеседовал и с врачами, вызвавшись помочь им с лекарствами.

И только после этого они отправились наконец на заседание. Они, естественно, опоздали. Мой друг, конечно, получил нагоняй от своего церковного начальства. Но для него, впоследствии ставшего священником, это был урок: главное в христианской жизни – это не умные речи, не длинные проповеди и поучения, не важные богословские собрания, а всегдашняя готовность откликнуться на чужую беду и постараться помочь.

* * *

Двадцать шесть лет владыка Василий нес живое слово на весь Советский Союз, выступая по радио Би-Би-Си с религиозными программами на русском языке. И когда через много лет вернулся в Россию, чтобы в костромской деревне Горелец открыть американо-советский лагерь христианской молодежи, он увидел плоды своего сеяния.

Автобус, на котором они ехали по лесной дороге, внезапно остановился, потому что впереди случилась катастрофа: мотоцикл с люлькой столкнулся с грузовиком, погиб человек.

Владыка вышел, спросил у стоявшего рядом с перевернутым мотоциклом милиционера, что случилось?

«Это мой отец, – сказал милиционер. – Мы поехали за грибами, произошла авария, и вот он погиб».

«Был ли он христианином? – спросил владыка. – И могу ли я прочитать отходную молитву?»

«Он в Бога верил, – отвечал милиционер, – но в церковь не ходил, потому что не доверял “красным попам”. Впрочем, он всегда слушал по Би-Би-Си священника Владимира Родзянко, доверял ему во всем и считал его своим духовным отцом».

«Вы можете мне не поверить, но моя фамилия Родзянко и я тот человек, которого слушал ваш отец. Мне нужно было покинуть Родину, больше полувека жить в Европе и Америке, а потом приехать сюда, за десять тысяч верст, чтобы в этот час, на этом лесном перекрестке, отдать последнее целование человеку, который верил мне».

После этих слов владыка встал на колени перед погибшим, поцеловал его и прочитал отходную молитву…

В его жизни было много чудес, да он сам был настоящее чудо.

Мы записали почти триста часов его последней исповеди, из которых только четыре часа вошли в фильм.