Праведники последних дней
Говорят, что праведников в наши дни быть не может, особенно в таком огромном, полном соблазнов мегаполисе, как Москва. Но об этом же рассуждали и в дни моей юности: разве может что доброго произрасти на безбожной советской почве? Однако праведники были и тогда, и сейчас, я уверен, есть.
Просто в наши дни православные люди ищут и желают другого. Их увлекают яркие, харизматичные личности, которые очень популярны в народе, которые могут шокировать крепкой фразой или каким-нибудь эпатажным поступком.
А святость всегда застенчива, целомудренна, тиха, она боится шумных перекрестков и людской молвы. Так было во все времена.
* * *
Совсем недавно по земным меркам, всего лет тринадцать назад, отошла ко Господу схимонахиня Мария (Теплякова), супруга бывшего протодиакона Тихвинского храма отца Алексия.
Этот храм находится у метро ВДНХ, неподалеку от нашего вгиковского общежития. Туда мы ходили, будучи студентами, на все праздники и воскресенья. И очень часто шли за тем, чтобы услышать, как отец Алексий поет в конце утрени «Свят Господь Бог наш!». Голос у него был слабый, старческий (тогда ему было лет 70), но казалось, что это поет сама душа.
Сам отец Алексий словно сошел с иконы: худой, высокий, длинные седые волосы распущены по плечам, небольшая окладистая борода и вечная, очень доброжелательная улыбка на устах.
Если он с кем-то беседовал, то, казалось, весь растворялся в собеседнике – столько в нем было искренности, теплоты и живого интереса к человеку, стоявшему перед ним.
Жизнь отца Алексия была очень непроста. Он был послушником московского Даниловского монастыря перед самым его закрытием. Он пришел к настоятелю – епископу Федору (Поздеевскому), чтобы узнать, куда ему направить свои стопы дальше. Открытых монастырей уже практически не было, оставалось идти либо в катакомбы, либо в безбожный мир.
В это же самое время у владыки Федора была послушница тоже закрытой обители точно с таким же вопросом: как жить дальше?
Владыка Федор пристально посмотрел на одного, на другую, потом взял, соединил их руки и сказал:
«Будьте вместе всегда».
Они не то что не знали, они даже ни разу не видели раньше друг друга, но остались верными благословению владыки до самого конца.
«Жизнь пролетела словно один день, – говорила нам матушка на сороковой день после кончины отца Алексия. – Жили впроголодь, бедно, отец Алексий работал в гараже ЦК ВКП(б) (такая ирония!). Но было весело, радостно, легко. Мы не то что ни разу за 58 лет не поругались, я даже не помню, чтобы он хоть раз повысил на меня голос. Правда, однажды он случайно задел меня локтем, не сильно, но все же задел. Так он потом много лет за это извинялся».
* * *
Он стал дьяконом только в 52 года, после войны. И в день рукоположения едва не умер – у него прямо перед престолом случилась прободенная язва желудка. Ничего, выжил, но от посвящения в иереи отказался наотрез, считал себя крайне недостойным.
У него была одна идея, которую он пересказывал каждому, с кем общался. Он удивлялся, почему люди не понимают сущность святой Троицы.
«Все же просто, – говорил он, – возьмите воду, пар и лед. Состояния разные, но по сути-то это едино! Так и святая Троица!»
Он просил написать об этом ученых монахов в Московской духовной академии, но профессора его только на смех подняли и посоветовали дальше произносить свои «паки и паки».
«Понимаю, что я – человек невежественный, но люди-то не понимают, им надо как-то объяснить!» – писал он мне в письме, когда я был уже на приходе. Он узнал, что я дружен с пером и бумагой, поэтому просил меня изложить его идею. Но я почему-то тоже отказался.
Сама атмосфера в их квартире на улице Докукина была особенная. По стенам всюду висели старинные иконы, горели лампады. Из живности у них обитали два старых кота по 27 лет, обезьянка и большой попугай с перебитым крылом – подарок дочери-реставратору от моряков на память о плавании то ли в Японию, то ли в Индию.
Попугай был самый настоящий, пиратский. Когда приходили гости, клетку с ним приходилось плотно занавешивать, потому что Кеша (так, кажется, его звали) встречал гостей… отборным русским матом. Этим дурным словам научили его моряки. И сколько не пытались его переучить новые хозяева, чтобы он вместо этого молитву читал, у них ничего не вышло. Кеша, когда волновался, всегда ругался.
* * *
А вот рассказ матушки Марии о смерти отца Алексия.
«Умирал батюшка на даче, поболел совсем недолго и врачей просил не вызывать. Я вижу, что ему совсем плохо, хочу подойти к нему, заплакать, обнять, но боюсь, что он догадается, что я все понимаю, и будет сильно переживать.
Я его спрашиваю:
“Как ты чувствуешь себя, батюшка?”
А он улыбается через силу:
“Хорошо, матушка. Так хорошо, как никогда раньше не было”.
И я понимаю, что он так говорит, чтобы меня не огорчить.
Так мы общались с ним до самого конца. И только когда я увидела, что глаза гаснут, душа отходит, бросилась к нему, дала волю слезам».
Отца Алексия хоронили в схимнических одеждах. Оказалось, они с матушкой давно приняли монашество и жили так в мегаполисе своим семейным монастырем.
Они исполнили свою юношескую мечту – стали монахами…
Часть 13
Аристократ
Про ослика
Наше знакомство с епископом Василием (Родзянко) произошло в Донском монастыре в 1992 году, где он жил одно время. С первого взгляда он поразил меня своей внутренней и внешней красотой, глубочайшей культурой, утонченным аристократизмом, великолепным русским языком.
Он был потомком славных дворянских родов – Голицыных, Юсуповых, православных шляхтичей Раджинских (в Малороссии они стали – Родзянко) и немецких баронов Мейндорф. Он получил блестящее европейское образование, в совершенстве знал несколько языков и при этом оставался человеком искренним, простым в общении и доступным для всех без исключения.
Но самое главное, он был едва ли не последним живым сосудом великой русской цивилизации, которая была разрушена смерчем войн и мятежей ХХ века.
Ученик сербских святых Николая Велимировича и Иустина Поповича, духовный сын святителя Иоанна Шанхайского, он сохранил и донес до наших дней чистый, искренний дух христианской веры. Христианство для него было не просто учением, которое нужно было проповедовать или доказывать в дискуссиях, оно было его жизнью, освещенной от самого начала и до самого конца тихим светом божественной любви ко всякому встречному человеку.
По вечерам мы часами гуляли по некрополю монастыря, владыка Василий много рассказывал нам о трудностях эмиграции, размышлял о Церкви, о жизни, о Боге. Это был великолепный рассказчик, все-таки сказывалась его многолетняя работа в русской службе Би-Би-Си.
Потом мы виделись с ним постоянно, в каждый его приезд, но не более того.
* * *
В году 1995-м владыка в течение нескольких месяцев читал в Московской духовной академии курс лекций о современном миссионерстве и писал книгу «Теория распада вселенной и вера отцов». Тогда же возникла идея записать на магнитофон подробный его рассказ о своей жизни, чтобы потом отредактировать и издать в книжном варианте.
Я приехал в Лавру, мы обо всем договорились, записали несколько часов его воспоминаний, я обработал их литературно, владыка одобрил и… уехал к себе в Америку.
Потом появилась Наталья Нестерова, хозяйка частного университета, она предложила вместо аудио- записать видеовариант мемуаров, чтобы впоследствии смонтировать из них фильм.
«Владыку надо не только слушать, но и обязательно видеть!» – так говорила она и была абсолютно права.
Она приняла нас на работу в университет, купила профессиональную видеокамеру, звук и монтажку. Устроила для начала съемочный павильон в своей собственной квартире на Войковской, и мы начали записывать рассказы владыки Василия в каждый его приезд в Россию… От самой первой вспышки памяти и до сего дня.
Первое воспоминание было связано у него с осликом. Его, младенца, посадили на что-то страшное, лохматое и очень высокое, как ему казалось, и куда-то повезли. Владыка ярко передавал тот ужас, который он испытал тогда, в детстве, а потом припомнил другую историю про осла.
* * *
Будучи уже священником, владыка Василий посетил остров Патмос, где было явлено Откровение святому Иоанну Богослову.
Ему предстояло подняться на вершину горы в монастырь, а ноги у него больные с детства, очень трудно было идти наверх.
Тогда благочестивые местные жители предложили ему в помощь ослика.
Нужно сказать, что владыка Василий вышел ростом в своего деда Михаила – метра под два. Одет он был в широкую и легкую греческую рясу. Он сел на ослика, поджал ноги и поехал.
И тут же раздался сильнейший взрыв хохота. Смеялись все, кто наблюдал эту картину.
Широкая ряса целиком закрыла осла, остались видны только четыре тоненькие ножки. Представьте себе величественного старца, который поднимается в гору на четырех ослинных ножках. И правда, смешно.
«Я разгадал один из мифов Греции – миф о кентаврах, точнее, об ослокентаврах! – от души смеялся владыка и добавлял: – Так я и еду на осликах по судьбе».
