Конец фильма
Судьба нашего фильма о Патриархе Алексии незавидна.
Нет, его не запретила советская власть, к тому времени она приказала долго жить. И даже Патриархия отнеслась к нему вначале благосклонно: была устроена пышная премьера в Доме кино, куда собралось все московское духовенство во главе с Патриархом и Синодом. Само мероприятие я вспоминаю смутно, поскольку приехал с температурой 38 градусов. Помню только, что после просмотра ко мне подошли два однофамильца – один князь, другой граф. Они долго пытали меня насчет моего дворянского происхождения и родственных с ними связей. Я их разочаровал, наверное: в моем роду в обозримом прошлом дворян замечено не было, разве что дворовые ремесленники.
А потом началась церковная смута на Украине, митрополита Филарета сняли с должности, расстригли, а позже вообще отлучили от Церкви.
Беда заключалась в том, что наш фильм начинался с речи Филарета. Он, как старший по хиротонии член Синода, объявлял результаты выборов Патриарха и спрашивал митрополита Алексия: согласен ли он со своим избранием? На что новоизбранный предстоятель отвечал:
«Избрание меня Патриархом Московским и всея Руси приемлю и ничтоже вопреки глаголю».
Если бы только это, то можно было бы выбросить начало, а оставшийся материал сохранить. Но дело в том, что Филарет еще и вручал Патриарху знаки власти: древний посох митрополита Московского Петра, белый куколь, зеленую мантию – это были очень важные эпизоды в конструкции фильма. А еще многократно он находился в кадре рядом с Патриархом на службе или на каких-то мероприятиях и в Москве, и в Киеве, и в Почаеве, и в других местах. Все эти эпизоды тоже были в фильме. Нам трудно было «вырезать» из них бывшего митрополита.
Впрочем, нас никто уже не спрашивал. Видимо, когда все куски с Филаретом выбросили, то картина развалилась окончательно.
Несколько лет спустя, когда я обратился в Патриархию, чтобы взять несколько кадров для другого проекта, мне сказали, что фильма о Патриархе больше не существует, его размонтировали на части.
Я позвонил на студию (может быть, там копия есть?), но мне ответили, что весь отснятый материал по договору отдали заказчику, у них ничего не осталось.
Режиссер Саша Миронов к тому времени скончался. Он был человек одинокий, поэтому никто не знал: была ли у него авторская копия или не было.
Судя по тому, что многие кадры из нашего фильма использовались в проекте митрополита Илариона «Второе крещение», остатки материала где-то существуют. Но меня это уже не волнует. Если все время сожалеть, оглядываясь назад, то можно запросто шею вывихнуть или превратиться в соляную глыбу…
Часть 12
Московские встречи
Путешествие из Петербурга в Москву
Ну да ладно, поехали дальше.
Все годы после Печерского монастыря я снимал мансарду в Питере, а работал в обеих столицах.
Жизнь кинематографическая, конечно, затягивала, но я всегда помнил свои приходские и монастырские скитания. Например, Великий пост для меня до сих пор – это не столько воздержание в еде, сколько потрясающие богослужения. Когда ты много лет подряд пропускаешь великопостные тексты через собственную гортань, будучи чтецом, певцом и канонархом, то тебе этого в городской обычной жизни явно не хватает. К тому же в монастыре службы длинные, неспешные, чинные, а в питерских храмах они сокращены до минимума (все-таки почти Европа). Все читается и поется в каком-то ураганном темпе, так что ты едва успеваешь разобрать – о чем идет речь, хотя службу знаешь наизусть.
В общем, Великий пост 1992 года я решил провести в монастыре. Поехал в Москву, в Донской монастырь, где был иеромонахом мой однокурсник Тихон (Шевкунов), который здесь недавно принял постриг.
Пост прошел замечательно, провел я его на клиросе, поскольку обитель только-только открылась, петь и читать было некому.
Сразу после Пасхи я засобирался назад в Питер, но о. Тихон стал просить меня задержаться еще:
«Ты же видишь, народу мало, а работы много. Надо помочь…»
Тут как раз пришел наместник о. Агафодор и тоже стал уговаривать.
Я, конечно, живо помнил неудачный опыт в Печорах и сомневался. Попросил неделю на раздумье. В Питере посоветовался с о. Василием, он сказал:
«Поезжай, только корни глубоко не пускай».
Я послушался своего духовника и покинул свой любимый, фантастический город на Неве, намереваясь рано или поздно в него вернуться…
Духовник армии Власова
Те, кому довелось посещать Донской монастырь в Москве в 90-е годы прошлого века, наверняка помнят удивительную пожилую пару: очень благообразный седой священник, бережно взяв под руку свою супругу, медленно прогуливался по дорожкам некрополя, изредка останавливаясь перед могилами, неторопливо читая имена похороненных здесь людей. Это был протопресвитер Александр Киселев с матушкой Каллистой.
История его жизни типична для людей его поколения. Выходец из тверских дворян, после революции он с родителями переехал в буржуазную Эстонию, здесь женился, стал священником. Одно время он был настоятелем храма, где дьяконствовал Михаил Ридигер – отец будущего Патриарха. Сам десятилетний Алеша прислуживал настоятелю в алтаре.
Потом была война с Германией, во время которой о. Александр окормлял войска генерала Власова. Часто пишут, что он являлся духовником самого Власова, но о. Александр это всегда отрицал, рассказывая, что бывший советский генерал и любимец Сталина был не настолько верующим, чтобы иметь духовника. К генералу о. Александр относился очень уважительно. Он даже книжку о нем написал, где постарался отбелить несправедливо очерненное, на его взгляд, имя этого человека. Ну, да Бог с ним, с Власовым, речь здесь идет совсем не о нем.
После окончания войны путь на родину о. Александру, естественно, был закрыт.
В Мюнхене он возглавил общину перемещенных лиц из Советского Союза. Церкви у них не было, но американцы, которые здесь правили, отдали для нужд общины бывшее здание национал-социалистической партии. Впрочем, это были всего лишь развалины, но русские люди, ведомые своим пастырем, с большим энтузиазмом восстанавливали свой новый дом.
Здесь произошло чудо, о котором о. Александр не уставал всем рассказывать. Среди развалин офиса нацистской партии они нашли небольшой образ преподобного Серафима Саровского, написанный на металле. Откуда он здесь взялся? – это было необъяснимо.
Но после этого о. Александр никогда не расставался с этим образом. Он всюду его возил с собой на груди. В какой-то степени прп. Серафим помог ему вернуться на родину и найти здесь свое последнее пристанище.
* * *
В 1991 году на чердаке Казанского собора в Петербурге, тогда еще музея атеизма, были найдены мощи святого Серафима Саровского. Сначала их на поезде доставили в Москву, после чего грандиозным, поистине всероссийским крестным ходом перенесли в Дивеево.
О. Александр Киселев, конечно, не мог остаться в стороне от этого события. Несмотря на свой преклонный возраст, он прошел весь путь от столицы до Дивеевского монастыря вместе с множеством других богомольцев. Его поразила горячая, искренняя вера русских людей. Оттуда, из-за кордона, русским эмигрантам казалось, что вера на их родине истреблена или загнана в глубокое подполье. Они чувствовали себя миссионерами, которые должны заново крестить Русь и просветить ее.
А оказалось, что не они должны учить вере народ, живший в СССР, а сами обязаны многому здесь научиться.
«Дайте нам от елея вашего!» – как-то воскликнул о. Александр, обращаясь к прихожанам, на проповеди в Донском монастыре, и это был искренний вопль его души.
К 1991 году о. Александр находился в юрисдикции Русской Церкви за границей, одно время даже исполнял роль секретаря митрополита Виталия (Устинова).
В Россию, на перенесение мощей преподобного Серафима, он поехал вопреки воле своего священноначалия, а после того, как взял благословение у Патриарха Алексия (Ридигера), своего бывшего алтарника, и это попало в телеэфир, он был запрещен в священнослужении у себя в Америке.
Тогда он написал открытое и очень откровенное письмо синоду Зарубежной Церкви, где делился своими впечатлениями о поездке в Россию; писал о возрождении храмов и монастырей, говорил о том, что зарубежный Синод по указу Патриарха Тихона может действовать только до момента освобождения России и нашей Церкви от безбожных властей.
После этого письма он отказался подчиняться митрополиту Виталию. Он перешел в Православную Церковь в Америке (вернуться в Московский Патриархат было бы слишком большим вызовом) и по приглашению нашего патриарха переехал с супругой в Москву. Ему было выделено помещение в Донском монастыре, где он и матушка Каллиста жили мирно до самой кончины. Здесь же они и похоронены.
Мы много с ним гуляли по кладбищу Донского монастыря, много о чем говорили. Однако он всегда старался избегать две болезненные для себя темы: это генерал Власов и Русская Зарубежная Церковь.
