Я давно заметил: чем ближе человек к Богу, тем он проще по отношению к другим людям, нет в нем превозношения, гордыни или властолюбия. Это в полной мере относится к почившему Патриарху Алексию II.
Так получилось, что мне довелось довольно много общаться с ним. Началось это еще с Питера, во время съемок фильма о Валааме, когда он был еще митрополитом, а последнее интервью с ним мы записали за несколько лет до его кончины к фильму о Сирии.
Внешние обстоятельства, конечно, сильно менялись. В начале его патриаршества к нему легко было попасть, если не в резиденции, то в алтаре на службе.
Но в конце его жизни все было по-другому. Всем командовал человек из охраны президента. Он назначал время съемок (20 минут, не больше), он же грубо выключал осветительные приборы по истечении этого срока, обрывая речь Патриарха на полуслове.
И Святейший ничего не мог поделать, только руками разводил…
Он был живой и простой в общении человек, но при этом всегда чувствовалось его благородство и воспитанность.
Его мама, в девичестве Писарева, была из обедневших питерских дворян, а отец из славного рода Ридигеров.
Многие утверждали, что он немец, но это было не так. Первый Ридигер появился в Петербурге в 1749 году. Случилось так, что во время большого пожара сгорел шпиц столичного Петропавловского собора, а вместе с ним и куранты, которые отбивали в каждый полдень дивную мелодию. Послушать звон колоколов на Заячий остров обычно собиралось много народу, и вот любимая забава петербуржцев замолкла.
По такому случаю императрица Елизавета Петровна выписала из Швеции лучшего часовщика, фамилия которого была Ридигер. Он в короткий срок починил куранты, «установил на них разные музыкальные штуки, которые каждые две недели менял». За это он был удостоен потомственного дворянства, вскоре женился на русской девушке и остался здесь навсегда. Его сын был уже генерал-майором, героем Отечественной войны 1812 года, его портрет есть в галерее героев в Эрмитаже. Один из потомков шведского часовщика был даже министром императорского двора в начале ХХ века.
Вот из такого рода происходит наш Патриарх. Он был не просто дворянин, а аристократ высшей пробы, и это всегда чувствовалось при общении с ним.
С Патриархом было очень приятно работать. Он никогда не давил, внимательно выслушивал собеседника и чаще всего соглашался с ним. Для разговора он просил записать не только вопросы, но и предполагаемые ответы.
«Я же не знаю всего вашего замысла. Важно, чтобы все было связано по смыслу».
Святейший Патриарх Алексий
И потом действительно говорил по написанному, только своими словами. Так записали мы с ним в Переделкино закадровый текст для нашего фильма.
Его келейница мать Филарета все время напоминала, что скоро нужно ехать к греческому послу.
«Знаю, знаю», – говорил Патриарх, но при этом гостеприимно поил нас чаем, а потом вдруг предложил:
«Пойдемте на пруд карпов кормить!»
Мы, конечно, взяли камеру и поспешили за ним.
Едва он подошел к берегу пруда, как вода буквально вскипела от движения крупных рыбин. Карпы знали своего хозяина, потому что он кормил их каждый день.
Потом он повел нас в хлев, чтобы показать теленка по имени Звездочка. Пока он рассказывал нам о своем хозяйстве, Звездочка зажевала край рукава его широкой рясы. Тут же появилась вездесущая мать Филарета, устроила суровый выговор:
«Сколько раз я вам говорила, Ваше Святейшество, не надевайте зря парадную рясу, она же у вас единственная. В чем вы пойдете к греческому послу?»
И Патриарх, как провинившийся школьник, оправдывался перед ней.
В другую встречу, когда мы уже делали кино о владыке Василии (Родзянко), я спросил его: ваше любимое занятие вне церковной жизни?
Он ответил:
«Больше всего люблю грибы собирать. В каждый отпуск еду на Валаам, беру корзинку и иду за грибами».
Это же отличная идея для фильма! Идет Патриарх по валаамскому лесу, в плаще, с ножичком и корзиночкой; иногда присаживается на пенек и размышляет о смысле человеческой жизни, о сложности духовного пути. Только о самом главном, никакой внешней церковной деятельности.
Вы бы видели, как загорелись глаза Патриарха:
«Очень хорошая идея, я согласен, пишите заявку».
Я написал, передал ее в канцелярию.
Но в назначенное время Патриарх попал в больницу и на Валаам не поехал, а потом наша заявка навсегда утонула где-то в недрах канцелярии.
А жаль…
На одном из обсуждений нашего фильма, где я особо горячо выступал в защиту тех или иных эпизодов, ко мне подошел скромный юноша (теперь протоиерей Всеволод Чаплин) и сказал, что митрополит Кирилл предлагает мне работу в Отделе внешних связей Патриархии. Он дал мне свой телефон и назначил дату встречи с владыкой – 19 августа 1991 года, после праздничной службы.
Проснувшись утром 19 августа, звоню по оставленному мне телефону, напоминаю о встрече. А мне теперешний о. Всеволод задает вопрос: где я нахожусь?
Отвечаю:
«В Москве, в гостинице “Украина”, на 27 этаже».
«А я думал, на луне! – неожиданно говорит мне мой собеседник и еще вопрошает: – А ты в окно выглядывал?»
«Нет, – отвечаю, – еще не успел».
«Ну, так выгляни, а потом перезвони еще, если надумаешь».
Окно моего номера выходило как раз на Краснопресненскую набережную, в сторону Белого дома. На мосту стояли танки, а на том берегу возле Верховного Совета (тогда он еще не был Домом правительства) нервно клубился народ.
Включаю телевизор, а там – Лебединое озеро, и никакой информации.
Звоню режиссеру, кажется, или кому-то из друзей, а мне говорят: в стране государственный переворот, в Москве объявлено военное положение.
Ну и дела, думаю, какая там встреча с митрополитом!..
Пересидел я эти бурные дни в своем номере, друзьям из других городов по телефону рассказывал, что происходит в столице. Другой-то информации у них не было.