Про козу Майку и «еврея» Петра
Как-то раз на родительскую субботу отец Василий попросил почитать меня в алтаре синодики об упокоении. Я вошел в алтарь с большим трепетом и благоговением, потому что раньше никогда в нем не был. Стал читать. Все было нормально, только почему-то в начале каждого синодика поминались «еврей» Петр, «еврей» Леонид и другие «евреи». Я удивился, конечно, такому благочестию, но вида не подал. Но когда в одном из помянников прочел: «корову Зойку и козу Майку», то рассмеялся. О. Василий был человек весьма строгий, попросил меня из алтаря выйти.
После службы я расспросил его о сугубой молитве за «евреев». Он ответил:
«Не за евреев, а за иереев. Прихожане ведь на слух все принимают. Сколько раз я им объяснял, что “иерей” – это не “еврей”, а батюшка. Но они все равно пишут “батюшку еврея Василия”. Я уже рукой на это махнул. А коз и коров они за каждой службой поминают. Тут одна бабка кошку свою принесла, говорит: “Помажь ей, батюшка, ножку маслицем, а то хромает”. Хорошо, что не собаку принесла…»
Вот такое благочестие было в Шаблыкино.
Про нас, индейцев
В годы советской власти наши православные люди жили как индейцы в резервации. Только колючей проволоки не хватало. Под зорким оком соглядатаев мы могли совершать свои «индейские» обряды, юродствовать, делать все, что угодно, кроме антигосударственной деятельности. Но убеленные сединами кремлевские мудрецы не понимали, что Церковь по природе своей «антисоветская», потому что она всегда противостоит князю мира сего, а значит, она есть обличение всякой власти. И нынешней в том числе.
Это современное благочестивое предание, что наша власть сегодня – христианская. Внешне, может быть, так, но где-то в глубине власть имущие смотрят на нас как на индейцев, а многие даже увлекаются всякими «индейскими» атрибутами. Мы, христиане, – по-прежнему экзотика, не более того.
Мы по-прежнему живем в резервации. Некоторые прогрессивные церковные деятели говорят, что Церковь и народ едины, но это, к сожалению, не так. Народ хочет обогатиться, а Церковь призывает к нестяжательству. Народ жаждет удовольствий и зрелищ, а Церковь призывает к воздержанию и посту. Люди хотят превозноситься над другими, а Церковь призывает быть последними слугами.
Не сходится. И в обществе постепенно назревает недовольство Церковью. Церковь внешняя пытается быть «ближе» к народу, но не подтягивая его к Богу, а снисходя к его «нуждам», то есть немощам и грехам.
Мы, христиане, живем в резервации или гетто, и это нормально. Наш язык, наши одежды, наши обычаи и стремления никогда не будут понятны большинству имеющих власть. Мы все равно останемся для них инородцами и чужаками.
Может быть, это – нормально, потому что мы не должны подчиняться и служить князю мира сего.
Мы должны служить одному Царю Небесному…
Часть 6
Время скитаний
Другие поезда
Часто кажется, что нам крупно не повезло и мы сели не в тот поезд, где попутчики грубы и пьяны, проводники не слишком приветливы, а в вагонах – грязь, вонь и сумрак.
Вон рядом, на соседних путях, стоит экспресс – новенький, чистый, сверкающий. Пассажиры в окнах – благородные, приятные, пьют чай под музыку и нам улыбаются.
Зачарованные, мы бросаем свое место и спешим туда, где блеск и глянец. Там действительно – прохладно, тихо и светло. И матом никто не ругается, и из стороны в сторону не бросает.
Да только жаль, что поезд идет не туда, куда нужно нам. Нам нужен ласковый берег морской, а он спешит туда, где снег, мороз и метель. Или в тупик, или в город, где нас никто не ждет…
Так что не нужно гоняться за призрачными удобствами. Пусть в вагоне темно и душно, пусть соседи нещадно храпят.
Все равно: ты точно знаешь, что завтра утром откроешь дверь из тамбура, и в лицо тебе ударит свежий ветер морской…
* * *
От юности я читал очень много разных книг, пытаясь постичь окружающий мир и себя в нем. И чем больше я погружался в чужую человеческую мудрость, тем становилось яснее, что познать всего невозможно. В руках человека – всего лишь маленький и тусклый фонарик, которым он может высветить только часть скалы, нависшей над рекой, или ветвь дерева, или фасад дома. Все остальное покрыто мраком неведения. Слишком необъятна наша вселенная, и слишком мала и быстротечна наша жизнь, чтобы успеть охватить разумом все сущее. Да и зачем?
Тогда я решил заглянуть внутрь себя, чтобы узнать причины своих бед и несчастий. Я заглянул и не понял ровным счетом ничего, зато узрел в своем сердце страшное чудовище. Я хотел изгнать его, но вместо этого едва не погиб сам. И понял: человек самостоятельно не может исправить в себе даже самый мелкий недостаток, если не будет помощи свыше.
И тогда я бежал от многолюдных городских перекрестков в места пустынные и тихие.
Там довелось мне встретить людей, очистивших свои сердца, усмиривших свои страсти, победивших свой эгоизм и дебелость плоти и уже здесь, на земле, излучавших удивительный свет, силу и теплоту.
Мне больше не нужны были доказательства, что Царство Божие существует, потому что я видел и слышал живых свидетелей этого Царства.
Я спросил у них: что мне делать и как жить дальше? – на что получил ответ:
«Живи, как живешь, и не гоняйся за призрачной птицей счастья. Тебе ее никогда не поймать, потому что и любовь, и счастье обитают глубоко внутри тебя, а не где-то далеко снаружи, только до них нужно еще докопаться. Однако человек ленив, он привык без конца щадить себя. А ведь любовь – это всегда труд и жертва, когда вынимают из своей груди сердце и отдают его другому.
А еще нужно содрать с себя три шкуры – самолюбие, сребролюбие, сластолюбие, чтобы добраться до своей сути. Это тоже очень трудно и болезненно, поскольку эти страсти проросли сквозь человеческую кровь и плоть, превратившись в наше естество.
Хранящий себя – потеряет все, а душа скупая погибнет в своей алчности.
Боящийся смерти – юным умрет, а тот, кто обрел божественную любовь, никогда не вкусит горечь погибели…»
Так говорили мне пустынножители, очистившие свой ум и сердце.
«Победивший себя не боится смерти, недуга и разрушения; не страшится голода, нужды и одиночества. Когда разрушается кокон, освобождается крылатый мотылек; когда отмирает плоть, душа скидывает с себя обветшалые одежды и познает обетованную свободу и полет».
* * *
Я с благодарностью вспоминаю свои скитания и всех людей, от просветленных старцев до обычных вокзальных нищих, с которыми мне довелось общаться в те годы.
Я жил в деревне или в городской колокольне; спал месяцами на полу у печки или на скамейках продуваемых со всех сторон полустанков. Очень часто в моем кармане не было ни гроша, а в пустом желудке царила необычайная легкость. Но у меня ни на секунду не возникло разочарования или тем более отчаяния. Душа вкушала полную свободу, на сердце было легко и даже весело.
За эти годы я попутно освоил множество ремесел: неплохо изучил богослужебный устав, выучил церковно-славянский язык, нотную грамоту, осьмогласник; освоил азы поварского и пекарского искусства. Ну и конечно, штудировал по возможности творения святых отцов, хотя тогда было трудно найти их книги.
Я работал столяром, учеником ювелира, садовником, певчим и канонархом.
И все же главным было то, о чем я мечтал давно: я прикоснулся к древнему и возвышенному ремеслу иконописания…
