Книга: Секс без людей, мясо без животных. Кто проектирует мир будущего
Назад: Глава одиннадцатая Непорочное созревание [139]
Дальше: Часть четвертая Будущее смерти. Машины смерти

Глава двенадцатая
«Наконец-то. Женщины устарели»

Сейчас пять утра среды, я в городе Моби́л, штат Алабама, и очередь перед Лечебным центром «Ме́тро» уже огибает квартал. Открытия ждут мужчины средних лет в костюмах, женщины в форме официанток, усталые пары держатся за руки. Большинство — лет 20–30, белые, хотя афроамериканцы составляют больше половины населения Мобила. Этим утром — и каждым утром — они приходят сюда ради метадона. Неумолимое майское алабамское солнце еще не поднялось, и они молча таращатся на свои ботинки под оранжевым светом уличных фонарей, ожидая, когда откроются двери.
Барбара Харрис ехала сюда из Северной Каролины девять часов. Ей 65, она нетвердо стоит на ногах, но недостаток ловкости компенсирует харизмой и непоколебимой уверенностью. Она шаркает вдоль очереди, тепло улыбаясь нервозным людям.
— Вы знаете кого-нибудь, кто принимает наркотики и мог забеременеть? — спрашивает она каждого и сует в руки розовые визитки. «ВНИМАНИЕ, НАРКОМАНЫ/АЛКОГОЛИКИ, — написано на них большими красными буквами. — ПРИНИМАЙТЕ ПРОТИВОЗАЧАТОЧНЫЕ МЕРЫ — ПОЛУЧИТЕ 300 ДОЛЛАРОВ НАЛИЧНЫМИ». В правом верхнем углу — цветная фотография невозможно маленького недоношенного младенца пунцово-красного цвета в отделении интенсивной терапии новорожденных, опутанного трубками, прямо как младенцы в промофильме Детской больницы Филадельфии.
Со времен основания НКО Project Prevention («Проект “Предотвращение”») в 1997 году Барбара оплатила бесплодие более 7200 наркозависимых и алкоголиков . Абсолютное большинство, 95% из них, — женщины. Ее миссия состоит в том, чтобы «снизить до нуля деторождаемость под влиянием наркотических веществ», но ее противозачаточные меры — не презервативы и таблетки, а внутриматочные спирали, имплантаты и стерилизация. По юридическим причинам Project Prevention не проводит процедуры самостоятельно: Барбара просит у врачей подтверждение, что пациент лишен возможности родить на долговременной или перманентной основе. Клиенты, выбирающие стерилизацию, получают 300 долларов единовременной выплатой; женщинам, выбирающим не перманентные варианты, платят маленькими траншами, пока они могут подтвердить, что контрацептив на месте. Возможно, поэтому тысячи женщин предпочли сразу перевязать трубы.
Барбара колесит по США и принимает новых зависимых в своем фургоне с логотипом Project Prevention. Он покрыт постановочными цветными снимками спящих младенцев бок о бок с жирными дорожками кокаина на подносах и беременных подростков со шприцами, а над ними красуется слоган: «Младенцы заслуживают быть СВОБОДНЫМИ ОТ НАРКОТИКОВ И АЛКОГОЛЯ». (Модели на фотографиях — дети и внуки Барбары, их у нее десять.) Номерной знак — SENDUS$$ («Шлите нам доллары»). Барбара рассказывает, что каждый год получает пожертвования на сумму до полумиллиона долларов. Большинство ее спонсоров — белые мужчины.
— Думаю, если мы все можем в чем-то согласиться — левые, правые и все, кто посередине, — так это в том, что насилие над детьми — это плохо, — говорит она мне, сидя за столом в своем кондиционированном фургоне. Ее обесцвеченные волосы затянуты в тугой хвост, карие глаза переполнены уверенностью. — Вот почему у нас такая большая финансовая поддержка.
— Рожать, если пьешь и принимаешь наркотики, — это насилие над детьми?
— Да, — кивает она. — Ну, говорят, во время беременности нельзя даже кофеин, так что не представляю, чтобы для ребенка был полезен метамфетамин.
Барбара — не правая фанатичка, как вы могли подумать. Она верит в Бога, но церковь посещает нерегулярно. Она выступает за аборты, но не в тех случаях, когда аборты выбирают наркозависимые вместо контрацепции. Ее обвиняли в расизме, потому что она белая, а свыше 30% ее клиентов — представители других рас, но ее муж — афроамериканец, а дети — либо темнокожие, либо мулаты. Она приемная мать пятерых темнокожих детей — они все родились от одной зависимой от крэка матери.
— Я насмотрелась на этих детей. Я знаю многих, кто усыновлял детей с питательными трубками, дыхательными трубками, и детей, которые даже до этого не доживали, — продолжает она. — Да, некоторые выживают и некоторые рождаются нормальными, доказательства тому живут у меня дома. Но многие — нет. Так что это риск. И все зависит от того, готов ли ты рисковать жизнями невинных детей.
Для Барбары все просто. Если любишь детей, то как с ней можно спорить?
— Деньги дают вам немалую власть над людьми, с которыми вы общаетесь, — говорю я. — Вы считаете, они свободно делают такой выбор? Можно ли назвать это осознанным согласием, если они попали в такую сложную ситуацию?
— Это между ними и их врачом, — объявляет она. — Ему решать, нужны ли им противозачаточные меры. Я думаю только о детях. Ни у кого нет права насильно кормить ребенка наркотиками, а потом рожать, когда тот может умереть или остаться инвалидом на всю жизнь. Ни у кого нет такого права. — Она пожимает плечами, будто поверить не может, что это надо кому-то объяснять.
Многие с ней согласятся, особенно здесь, в Алабаме. С 1950-х как минимум 45 штатов привлекали женщин к ответственности за употребление наркотиков во время беременности: законов, нацеленных конкретно на рожениц, нет, но штаты пользовались существующим законодательством, чтобы их криминализировать. Алабамский закон о химической угрозе был принят в 2006 году и касается родителей, которые подвергают детей опасности, организовывая у себя дома лаборатории по производству метамфетамина. Через несколько месяцев в него включили беременных, подвергающих опасности плод, даже если впоследствии они рожают здоровых малышей. Если ребенок переживет беременность здоровым, матери грозит до десяти лет лишения свободы; если ребенок умирает, ей грозит приговор до 99 лет. К 2015 году в Алабаме по закону о химической угрозе преследовались 479 рожениц . Чаще всего они обвинялись в употреблении марихуаны.
Сдача анализов на наркотики для беременных стала рутиной — не только в Алабаме, но и во всех Соединенных Штатах. В Южной Каролине женщин, употреблявших наркотики или алкоголь с конца второго триместра, могут привлечь к уголовной ответственности за насилие над детьми. По Детскому кодексу Висконсина — он же закон «мамы-кокаинщицы» — женщину могут на протяжении всей беременности удерживать против воли в больнице или реабилитационной клинике. Суд назначает плоду собственного адвоката, матери — нет.
Биомешок предназначен для спасения очень больных, очень уязвимых младенцев. Он появится в мире, где употребление наркотиков считается насилием над детьми, а понятие «очень больной» открыто для интерпретации. Истинный риск для плода от употребления героина, крэка, марихуаны и метамфетамина во время беременности не доказан: дети героиновых наркоманок в течение нескольких недель после родов испытывают мучительную ломку, но о врожденных пороках развития из-за героина науке неизвестно. До сих пор не доказана связь пренатального влияния кокаина с долговременным воздействием на рост или интеллектуальное развитие детей . Самый большой риск, которому подвержены дети наркозависимых родителей, — это детство в неблагополучной семье или пренатальное воздействие законных веществ, таких как табак, алкоголь и некоторые рецептурные препараты, вызывающих серьезные врожденные пороки. Но в культуре, где широко поддерживается мысль о том, что «употребление наркотиков — насилие над детьми», вряд ли кто-то будет разбираться, когда эктогенез станет возможным решением проблемы.
Барбара приехала в Мобил, потому что ей прислали статью о матери, за три беременности три раза попадавшей в тюрьму за употребление героина. «Отправлять этих женщин за решетку — не выход, — говорит Барбара. — Они отсидят, но ничто не гарантирует, что они не вернутся к наркотикам, когда выйдут, и не подвергнут опасности другого ребенка. Это не выход». Ее ответ — полностью предотвратить беременность этих женщин. По такой логике эктогенез тоже не выход. И все же если главная цель — защитить ребенка любой ценой, искусственная матка точно будет предпочтительней «безответственной» роженицы. Если нельзя помешать наркоманке родить — а, несмотря на все усилия Барбары, Project Prevention остается каплей в море беременных наркоманок США, — можно хотя бы «спасти» младенца как можно раньше.
Было бы просто списать все это на американское безумие, но спасение плода — или его вариацию под другим названием — уже проводят в странах, которым нравится считать себя самыми прогрессивными в мире, причем спасают от женщин, даже не употреблявших наркотики.
Печально известен случай 2012 года, когда беременная итальянка прилетела в Англию на двухнедельные курсы авиакомпании Ryanair в Станстеде. В отеле у нее началась паническая атака, она позвонила в полицию, там связались по телефону с ее матерью. Она объяснила, что ее дочь, скорее всего, не приняла лекарство от биполярного расстройства. Полиция поместила девушку в психиатрическую больницу по закону о психическом здоровье. Через пять недель по приказу опекунского суда, полученному филиалом Национальной службы здравоохранения в Мид-Эссексе, женщине насильно дали успокоительное, после чего без разрешения провели роды с кесаревым сечением. Соцслужба Эссекса немедленно забрала дочь, а мать отправили обратно в Италию без ребенка. Когда год спустя публике стали известны подробности , которые можно обнародовать по закону, соцслужба Эссекса оправдывалась тем, что действовала во благо ребенка.
Даже в якобы либеральной и просвещенной Норвегии желание государства защитить младенцев может перевесить значение заботы о тех, кто их вынашивает. Между 2008 и 2014 годами число новорожденных, которых сразу после родов забирала у матерей норвежская служба защиты детей, утроилось . Самая распространенная причина для «приказов о неотложном попечении» — с большим отрывом — не злоупотребление наркотиками или алкоголем, а «отсутствие родительских навыков» : неопределенный термин, включающий в себя матерей из стран, где приемлемо физическое наказание детей, матерей с психическими заболеваниями и матерей с эпизодами беспорядочного образа жизни в прошлом.
Если некоторым матерям нельзя доверять новорожденного, будут ли им доверять беременность, когда появится альтернативный метод гестации? Может ли мать, непригодная для воспитания собственного ребенка, считаться ответственным инкубатором?
Если будущее деторождения означает выбор между эктогенезом и естественной беременностью, наше отношение к тому, что «естественно», изменится навсегда. Легко представить будущее, где в «помощь», которую уже сейчас предлагают работодатели в Кремниевой долине и за ее пределами, когда персонал может заморозить свои яйцеклетки и сосредоточиться на работе в самые продуктивные годы карьеры, войдет пункт по выращиванию младенца в искусственной матке, чтобы не прерываться на время беременности и родов. Использование настоящей матки в человеческом теле в итоге может стать признаком низкого статуса, бедности, неблагополучной жизни, незапланированной беременности или клеймом потенциально опасной сторонницы естественных родов — точно так же, как сегодня мы относимся к приверженкам «свободных родов», которые решают производить ребенка на свет без всякого медицинского участия во время или после беременности. «Естественные» роды сами по себе могут стать безответственным и легкомысленным выбором.
***
Сегодня самая главная экзистенциальная угроза для нерожденных младенцев исходит не от наркотиков, алкоголя или женщин, «непригодных» для беременности, а от матерей, не желающих детей. Эктогенез сможет «спасти» абортированный плод: его можно пересадить в искусственную матку и передать желающим родителям. В Великобритании границы аборта привязаны к жизнеспособности вне утробы — вот почему в 1990 году они снизились с 28 до 24 недель. Полный эктогенез значит, что жизнеспособным будет любой плод, даже эмбрионы, и у любого неродившегося ребенка может появиться право на жизнь.
Даже частичный эктогенез перевернет дебаты об аборте с ног на голову. Мы считаем аборт одним выбором — решением избавиться от плода, но на самом деле их два: решение не вынашивать младенца и решение прервать его жизнь. Эктогенез впервые разведет и подчеркнет их. Если тело женщины перестанет быть инкубатором, аборт будет отвечать требованиям как защиты свободы, так и защиты жизни. Государства позволят женщинам выбирать, что будет с их телами, в то же время запрещая прерывать жизнь плода. С чего мать должна в одиночку решать, умереть ли ребенку, если его могут спасти технологии?
Феминистка-активистка и писательница Сорайя Чемали задумалась об этом за пять лет до того, как на мировую сцену вышли живыми и невредимыми ягнята из мешков. В эссе 2012 года для Rewire.News она писала, что «…неотъемлемое от текущих дебатов противоречие — между правами женщины и государственным интересом к плоду — исчезнет, как только женщина и плод смогут стать независимыми друг от друга моментально и безопасно. Мужчины и женщины станут равны в репродуктивном выборе, и женщины потеряют примат, каким сейчас наделены благодаря беременности». Ее текст кончается мрачным ударом по этому праву на выбор: «Настоящее антиутопическое будущее наступит, когда мы с ностальгией оглянемся на короткий период, в который дело Роу против Уэйда было релевантно и являлось пиком репродуктивной свободы для женщин».
Сорайя сейчас в Вашингтоне, и мы созваниваемся по телефону. Я начинаю с вопроса о том, что она подумала, когда впервые услышала о биомешке, но в ответ слышу долгий и мрачный смех. «Я довольно цинично и откровенно пессимистично отношусь к любой технологии, обещающей стать поистине подрывной или революционной. Всегда смеюсь, когда футуристы-технологи — до сих пор по большей части мужчины, по большей части белые, по большей части из элиты — объявляют, будто их идея прогрессивная и подрывная, ведь это они так активно поддерживают патриархат. Это они порождают столько подспудных неравенств в обществе. Это как объяснять рыбе, что такое вода».
Даже несмотря на успехи Мэтта Кемпа в WIRF и команды изобретателей биомешка, Сорайя с осторожностью говорит, что, по ее мнению, полный эктогенез станет жизнеспособной и распространенной технологией репродукции только через несколько поколений. «Это невероятно сложно, и я все еще думаю, что эктогенез займет больше времени, чем некоторые думают, — говорит она. — Но я согласна с тем, что это неизбежно». Это просто очередной шаг в фрагментации материнства. Технология искусственной матки — разработанная по большей части мужчинами — позволит женщинам стать не более чем поставщицами половых клеток, такими же отстраненными от своих созревающих младенцев, как и мужчины.
Сорайя говорит, что ультразвук показывает, насколько уже сейчас женские тела считаются побочными в репродуктивной медицине. «Я много лет говорю: не показывайте фотографии гребаных развивающихся плодов, если не показываете все тело женщины. Я понимаю, при беременности теряешь голову, но такая вот я ужасная феминистка-кайфоломка. Я говорю: “О, как мило, а почему бы не сделать снимок побольше”. Ультразвук совершенно осознанно разработали так, чтобы показывать плод в виде планеты в бездне, в вакууме, в контейнере, в банке. На фоне черных обоев. Полностью стирая женщину, чье тело дает жизнь».
Мне сложно представить, чтобы у нас прижился ультразвук в полный рост, но я понимаю, к чему ведет Сорайя. Флейк говорил, что один из главных продающих моментов биомешка в том, что он позволит обоим родителям видеть своего ребенка в реальном времени, раз он находится вне тела матери. А как только матери и отцы станут равно удалены от младенцев, они получат на них равные права — и это равенство будет основано на том, что женщины лишатся своей детородной силы.
Сорайя согласна, что у эктогенеза есть потенциал освободить женщин от бремени, ныне сопровождающего материнство. «Меня разрывает эта дилемма, — говорит она. — Думаю: “Ну наконец-то, можно уже покончить с культурным гнетом мышления, будто это неотъемлемо от нашей природы, будто это неизбежная первичная роль для всех женщин?” И эта мысль освобождает». Но при этом Сорайя — «преданный фанат литературных антиутопий, особенно феминистских», так что видит у этой технологии мрачный потенциал лишить женщин прав. Даже в самых мизогинических обществах, говорит она, женщин ценят за способность вынашивать детей, «по крайней мере, пока есть шанс, что родится сын». Сделав воспроизводство равным, эктогенез отнимет универсальную силу, что бесспорно есть у всех женщин и нет ни у одного мужчины.
Мне приходит в голову мысль, что в эктогенетическом будущем в мире, возможно, появятся дети с генами матерей, не хотевших, чтобы те существовали. Они родятся во времена, когда генетическое деторождение станет доступным как никогда, когда родителям вроде Уэса и Майкла, мечтающим о собственных детях, множество технологических решений наконец позволит создать желанную семью. Пользуясь нечаянно жестокими словами Майкла, спрос очень и очень превысит предложение. Нежеланным детям будет некуда податься. В этом мире некоторые будут обращаться в подпольные клиники абортов, где прервут жизнь младенца, а не в законные, где им позволят жить.
Это ужасающая мысль. Но так и может случиться, если право плода на жизнь перевесит право женщины отказаться от материнства.
— В данный момент, — говорю я, — у женщин есть право, которого нет у мужчин…
— Прерывать беременность? — перебивает Сорайя.
— Не становиться родительницей. Поскольку сейчас прервать беременность — значит убить ребенка, женщина может выбирать, становиться ей родительницей или нет. У мужчин такого права нет. А эта технология принесет жестокое равенство, верно?
— Верно. И совершенно перечеркнет это право.
— И женщины лишатся той силы, что у них есть сейчас.
Сорайя на минуту задумывается.
— Вы описали любопытное юридическое уравнение, беспрецедентное в категориях культурной ответственности, — говорит она. — Ответственность за прерывание беременности по-прежнему будет лежать на женщине; в конце концов, беременеть по-прежнему будут именно женщины. — Сорайя снова замолкает. — Думаю, это очень любопытно, и думаю, это может быть очень хорошим итогом — он вынудит людей столкнуться с глубоко засевшими идеями о материнстве.
— В одном отношении это прекрасно, — говорю я, — но веду я, наверное, вот к чему: хотят ли женщины потерять это право?
— То есть что произойдет, если женщины будут не нужны — поскольку рожать детей смогут не только они, — ведь мы уже находимся в обществе, презирающем женщин? Не думаю, что на этот вопрос есть готовый ответ. В идеале мы могли бы жить в мире, где все мы просто люди и одни люди решают рожать детей, а другие — нет и при любом решении сохраняют достоинство и независимость.
Люди, родители, а не матери и отцы. Люди вроде Джуно, вроде Майкла и Уэса.
— Это платонический идеал справедливого распределения.
Но мир, в котором мы живем, далек от идеала и справедливости.
Не нужно быть радикальной феминисткой, чтобы согласиться, что репродуктивные права женщин уже находятся под угрозой, особенно в Америке. В мае 2019 года алабамский сенат принял закон о запрете аборта почти во всех случаях, включая даже изнасилование и инцест. Никто из женщин-сенаторов Алабамы запрет не поддержал — но из 35 человек в сенате их было всего четверо.
— Эктогенез позволит мужчинам взять деторождение под свой контроль? — спрашиваю я.
— Думаю, есть мужчины, которые не скрывают, что хотели бы контролировать процесс деторождения, это очевидно, и если они смогут избавиться от участия женщин, не думаю, что они будут колебаться.
***
Одиннадцать вечера, пятница, я читаю тред на «Реддите» под названием «Теперь женщины совершенно бесполезны: в искусственной матке успешно вырастили ягненка — и на очереди могут быть люди», созданный 25 апреля 2017 года, в день, когда была опубликована статья о биомешке.
«очередное великолепное достижение мужской изобретательности и креативности!» — гласит самый популярный комментарий.
«Хорошо, — говорит другой. — Лет через десять я просто подпишу контракт на яйцеклетку с какой-нибудь бесполезной сукой и сам выращу ребенка в пластиковом мешке».
Я сижу на сабреддите MGTOW — сетевом сообществе «Мужчин, идущих своим путем» (Men Going Their Own Way). Позвольте разложить по полочкам подмножества гетеросексуальных мужчин, у которых есть претензии к женщинам: активисты за права мужчин (Men’s Rights Activists, MRA) борются за смену социальных ценностей и законов, которые считают мужененавистническими, чтобы мужчины и женщины могли сосуществовать на разной основе; инцелы рады существовать вместе с женщинами хоть на какой-нибудь основе; MGTOW же решили, что вообще не хотят существовать рядом с женщинами. Они — гетеросексуальные сепаратисты.
MGTOW верят, что мир стал «гиноцентричным» — озабоченным исключительно женской точкой зрения, — а следовательно, враждебным для мужчин. Они говорят, что женщины получают все внимание в приложениях для свиданий, все имущество в судах по разводам и все привилегии, когда речь заходит о стратегии набора на работу по гендерному принципу. А мужчины вынуждены терпеть надругательства в виде алиментов, лишены права помешать аборту собственных детей, ложно обвиняются в изнасилованиях и находятся под постоянными подозрениями после зарождения движения #MeToo.
Ответ MGTOW — не менять мир, борясь с феминизмом, как хотят MRA, а вообще выйти из отношений с женщинами. Самые аскетичные из MGTOW «живут монахами»: они выбирают целибат и иногда даже вазэктомию, чтобы избежать ловушек, которые считают присущими жизни, оскверненной контактом с женщиной. Это не движение, а образ жизни, объясняет сайт mgtow.com: «Он пребывает в сердце и разуме следующего поколения великих мужчин. Мужесфера — это Большой Взрыв хаотичной маскулинной дестабилизации, который наконец произведет на свет новый мир личной свободы для тех, кто хочет быть свободным».
Для мужчин, определяющих свободу через отказ от отношений с женщинами, эктогенез — поэтическое возмездие за принижение роли мужчин и маскулинности в XXI веке. Биомешок имеет потенциал стать таким же ключом для мужского освобождения, как противозачаточная таблетка — для женского освобождения в XX веке, на что MGTOW так жалуются. Как только появятся искусственные матки и секс-роботы, мужчины смогут заниматься сексом и размножаться без женщин.
Пользователи «Реддита» могут ставить плюсы или минусы постам; чем больше плюсов получает пост, тем выше в треде он поднимется. Благодаря этому здесь процветает особенно провокационная полемика. Но треды вроде опубликованного 25 апреля 2017 года отнюдь не единичны. Поищите на сайте слова «искусственная матка» — и вы увидите больше ста тредов на одном только сабреддите MGTOW, причем некоторые существуют с первых дней платформы. Комментарии варьируются от жалких:
«надеюсь, это воплотят в жизнь. мне почти 40. я РЕАЛЬНО хочу ребенка. мне нравятся дети. у меня есть деньги и время, теперь я могу позволить себе вырастить ребенка.
и все же, хотя ближе к среднему возрасту желание завести ребенка растет все больше, желание трогать, смотреть, трахаться или говорить с женщинами — почти на нуле. скорей бы уж эта хрень появилась. искусственная матка, секс-роботы, vr-порно, бесконечные фильмы и сериалы, мои собственные хобби, мои СОБСТВЕННЫЕ деньги — да, лучше это, чем чтоб на шее сидела какая-нибудь жирная корова».
…до поистине пугающих:
«Наш священный долг — вырвать деторождение из женских лап (и это не научная фантастика, с нашими текущими познаниями технологий это вполне осуществимо), а затем вообще удалить женщин, физически. Не просто низвести в сексуальное рабство, не просто промыть мозги и искусственно осеменять в загонах для скота, а избавиться навсегда. Они разрушительницы цивилизаций, они первобытное природное плотское зло, буквально долбаный рак в человеческом обличье, и единственная причина, почему мы их столько терпим, — они нам физически нужны, чтобы продолжать наш вид/расу. Как только они будут не нужны для размножения, они вообще будут не нужны».
Приукрашивают ли эти мужчины свою речь, чтобы впечатлять друг друга и получать больше плюсов, или они женоненавистники, которых Сорайя видит в самых мрачных антиутопических кошмарах, и уже планируют будущее с эктогенезом, но без женщин?
Я проверяю, кто сейчас постит онлайн. Вот DT1726. Он недавно оставил коммент в треде об искусственной матке. «Секс-куклы и искусственные матки явно поставят женщин на место. Их единственная заслуга — умение делать детей. Секс-куклы остаются прекрасными вечно, и это вложение куда безопаснее, чем живая женщина. С искусственными матками женщины станут заменимыми, как мужчины. Это может спасти нашу цивилизацию, — написал он. — Много женщин вымрет, вот мой вывод».
Я логинюсь и беру случайный ник, сгенерированный сайтом: StreetSetting. Удобно гендерно-нейтральный; не хочется спугнуть MGTOW, заявившись во всей своей женственности. Я открываю чат и пишу сообщение DT1726.
— Я журналист, — пишу я. — Вы говорите, искусственная матка может спасти нашу цивилизацию, если все сделать правильно. Мне бы хотелось услышать ваши мысли на этот счет.
Через несколько минут появляются три точки, обозначающие, что человек пишет.
— Спрашивайте что угодно, если это не личная информация, — отвечает DT1726.
— Каким образом, по-вашему, искусственные матки изменят человеческую цивилизацию?
Ответы приходят быстро и обильно.
— Женщины эволюционировали, чтобы соблазном заставлять мужчин защищать их и обеспечивать. В обществе, где женщины забыли свои биологические роли матерей и хранительниц очага. Общество, где они спят, с кем хотят, без ограничений. Общество, где женщины получили силу из-за технологий плюс и так уже завышенных репродуктивных ценностей. Они стали самопровозглашенными принцессами, которые смотрят сверху вниз на строителя цивилизации, где они живут, — пишет он. — Когда женщины поймут, что у них больше нет монополии на матку, они столкнутся с суровой реальностью, что их сотрут с лица земли, если они продолжат в том же духе.
Итак, он первостатейный женоненавистник, но все-таки не призывает к поголовному фемициду. Он надеется, что искусственные матки вернут женщин на их «природное место».
— Без преимущества матки женщины могут извлекать яйцеклетки, оплодотворять и растить в искусственной матке. Это можно поощрять, если они хотят развивать карьеру. Когда так будет, у них не останется никаких поводов говорить, что их угнетают и они не могут на равных конкурировать с мужчинами. — Это он подкрепляет бурей ссылок на какие-то научные статьи о том, что тестостерон делает людей эффективнее. И поскольку у мужчин тестостерона больше, они всегда будут лучше. Женщины осознают, что смысла стараться нет, так что просто вернутся на кухню. В кругах MGTOW популярна бредовая эволюционная биология и статьи про размножение трески. Интересно, когда Чарльз Дарвин отплывал на «Бигле», мог ли он себе представить, куда заведут его идеи.
— В своем посте об искусственных матках вы сказали, что, если женщины будут больше не нужны, чтобы делать детей, они вымрут, — печатаю я. — Это желательный исход?
— Когда речь о выживании сильнейшего в человеческом обществе, можно смотреть на дураков, умственно отсталых или врожденные пороки. общество сохраняет им жизнь. мы не настолько жестокие.
— Женщины все еще будут жить, но станут для общества не полезнее, чем умственно отсталые или люди с врожденными пороками?
— женщины явно ценнее умственно отсталых или инвалидов, — отвечает он великодушно. — женщины посредственнее мужчин.
— Вы думаете, искусственная матка означает, что мужчинам не понадобится контакт с женщинами, если они сами его не захотят? — пишу я. — Как вы думаете, многие мужчины откажутся от этого контакта?
— Возможно. Хотя трудно идти против природного инстинкта. Немногие мужчины могут жить в монашестве без контакта с женщинами. С ботами-любовницами и реалистичным ИИ — очень вероятно. — Но самому DT1726 неинтересна комбинация секс-роботов и искусственной матки. — Я уже живу монахом, — объясняет он.
— Как давно вы живете монахом?
— Один год. если считать время до того, как я узнал о MGTOW, может, 15 лет.
— Как вы к этому пришли?
— Если человек не может управлять своей похотью, он никогда не будет свободным. Определенно, выгоднее иметь искусственную женщину, которой можно управлять. но мне это все равно не надо. ничего не порождает так много посредственных мужчин, как жизнь в комфорте.
Я замечаю, что, возможно, английский — не его родной язык. Я спрашиваю, готов ли он мне сказать, кто он, и он говорит, что он из Вьетнама, работает в IT-сфере и ему 28. Если он живет монахом 15 лет, это означает, что он девственник с целибатом. Если только до 13 лет с ним не случилось что-то ужасное.
— Как вы думаете, здесь, в тредах, люди радикальнее, чем они были бы в реальной жизни?
— Некоторые и правда так думают, особенно новички. те, кому недавно больно досталось.
— Это и сближает здесь людей — личный опыт боли?
— к сожалению да.
И это подходящее описание для smithe8 — следующего парня, с которым я связываюсь. (smithe8 не его ник, а псевдоним, о котором он меня попросил). Он 26-летний студент-медик из Чикаго и провел на «Реддите» всего два месяца. Его самый первый пост был о том, как его жизнь разрушило «ложное, надуманное обвинение #MeToo». «Теперь у меня развилась паранойя, из-за которой я практически не могу разговаривать с женщинами, кроме родственниц», — писал он тогда. Сегодня он написал самый заплюсованный коммент в треде об искусственных матках, который запостили несколько часов назад. Коммент следующий: «Наконец-то. Женщины устарели. Это необходимость, учитывая, как женщины сейчас ненавидят мужественность».
— Многие ли мужчины хотели бы стать отцами, но не хотят связывать свою жизнь с женщиной? — пишу я в окошке личного чата.
Отвечает он немедленно.
— На каждую упоротую феминистку, которая считает мужчин «свиньями», приходится одинокий мужчина, который хотел бы ребенка, но не может его завести, потому что ни один мужчина в здравом уме не будет встречаться с феминисткой (если не знаете, то «феминистку» можно без потерь заменить на «мизандристку» ). Спойлер: этот мужчина выберет технологию искусственной матки.
— А этот одинокий мужчина не может встречаться с нефеминисткой?
— Скорее всего, она уже занята. В наше время мужчины просто мечтают о нормальной женщине.
— А «нормальных» мало?
— Да.
Может, он как-то догадался, что я женщина, а может, ему стыдно объяснять, когда я прошу прояснить, что он сам написал. Но что-то меняется.
— В посте вы сказали: «Наконец-то. Женщины устарели», — говорю я. — Вы этого хотите?
— Конечно нет лол, — отвечает он. — Я честно просто пишу флуд и хейт, чтобы их радикализировать и заманить в MGTOW побольше мужиков. Больше MGTOW равно меньше конкурентов у меня :)
— Если вы не в MGTOW, зачем вы пишете?
— Я надеюсь, что помогу этому движению вырасти, — говорит он. — Под многими видео на ютубе без повода появляются комменты MGTOW. Мой друг конкретно увлекся всем этим. Стикеры MGTOW висят даже в туалете соседней пиццы хат. У них есть потенциал разрастись до миллионов. У нас тут такой странный бойцовский клуб. Пусть они дерутся, пока я проскочу в будущее с чудесной женой. Меньше конкуренции.
Есть что-то отчаянно печальное в этом диванном воине, который радикализирует обиженных собратьев-мужчин, чтобы они поголовно отвергли женщин и ему было проще перепихнуться. Его комменту «Женщины устарели» в треде всего несколько часов, а он собрал уже 250 плюсов. Мне бы хотелось думать, что они от таких же мужчин, блефующих, выпендривающихся и прикидывающихся. Но, как показали массовые убийцы-инцелы, для мрачных последствий в реальном мире достаточно, чтобы эту фразу приняли всерьез всего один-два человека.
— Благодарю, что поговорили со мной, — пишу я на прощание.
— Без проблем чувак/мадам, — отвечает он.
MGTOW могут не всерьез говорить в своих постах о желании «вообще удалить женщин, физически», но пишут они их пугающе быстро, даже если английский для них не родной язык. Здесь не все безмозглые придурки, тыкающие в кнопки одним пальцем; это грамотные люди, которые много думали об этом, они поглощают научные статьи и новости для подкрепления своего извращенного взгляда на человечество. Это люди, которые однажды станут врачами, юристами или законодателями. Решения об искусственных матках и о том, кому ими пользоваться, могут оказаться в их руках.
Искусственные матки станут невероятно могущественной новой технологией. В чем эта мощь проявится, во многом зависит от того, кому эта технология нужна, кто ее создает, кто ее контролирует и кто за нее платит.
Эктогенез освободит женщин от неопределенности, боли и уязвимости беременности и деторождения, которые могут быть очень тяжкой ношей, раз они живут, работают и конкурируют с мужчинами, а тем не приходится переживать ничего подобного. Но равенство наступит из-за того, что женщины останутся без фундаментальной силы в единственной области, где у мужчин всегда была подчиненная роль. Искусственные матки могут принести больше пользы мужчинам, чем женщинам.
Эктогенез сильнее любой другой технологии, которую я рассматривала, продемонстрировал пропасть между миром идеальным и реальным. В совершенном мире эктогенез освободит женщин и спасет самых уязвимых детей на планете. В реальном — женщин осуждают и лишают прав, преследуют и стерилизуют и вдобавок презирают все более радикальные и разъяренные мужчины.
Как только ЭКО стало общепринятым, поиски лечения проблем с фертильностью, таких как закупорка фаллопиевых труб, практически прекратились. А к чему они, если проблему можно обойти вспомогательным оплодотворением? В случае эктогенеза станет еще сложнее оправдать исследования, благодаря которым женщинам было бы легче и безопаснее забеременеть и родить без того, чтобы их резали, зондировали и травмировали. И будет еще меньше причин для попыток решить социальные проблемы, из-за которых женщинам так трудно завести детей. Зачем, если решение уже есть?
Вынашивая собственных детей, женщины приобретают намного больше, чем теряют. Мы получаем непосредственную близость — узы, которых так жаждут Джуно. У нас есть материнская сила творения, осознание того, что эти дети всецело наши, право выбирать, становиться ли вообще родительницей. Матка делает нас уязвимой и в то же время дает великую силу. Разве свобода иметь детей без беременности может стоить этих жертв?
От полного эктогенеза нас пока отделяют десятилетия, но создание искусственной матки уже не за горами. У нас еще есть время постараться сделать так, чтобы к ее появлению общество ценило женщин не за одну только репродуктивную способность и применило технологию во благо людей, неспособных забеременеть по биологическим, а не социальным причинам. Время еще есть. Но, быть может, недостаточно.
Назад: Глава одиннадцатая Непорочное созревание [139]
Дальше: Часть четвертая Будущее смерти. Машины смерти