К обеду в редакцию подтянулся народ — вернувшиеся с выездов журналисты сели писать тексты. На полу валялся еще утром выпавший из принтера лист бумаги, его никто не торопился поднимать. Утром на листе еще можно было разобрать рисунки подошв, но теперь поверхность выглядела абсолютно серой.
Криминальный корреспондент Коля Рогов, навалившись щекой на кулак, из-под прикрытых век глядел в монитор ноутбука. Лесная Красавица сидела на подоконнике и болтала с учредителем Георгием Эмильевичем: недавно побывавший во Франции Жора обсуждал с главной редакторшей возможность создания цветного рекламного вкладыша. От окна долетали слова «сегментированная аудитория», «инфотейнмент» и «зонтичная конкуренция».
Авдеев расшифровывал записанное час назад интервью с неким Вадимом Белкиным — колотил пальцами по клавиатуре, переводя звуки диктофона в буквы. Доисторический пентиум соображал с задержками, Петр злился. «Вот ведь, — подумал он вдруг, — когда в детстве мы смотрели сериал про собаку Лэсси, пределом наших технических мечтаний была рация “уоки-токи”, по которой на расстоянии переговаривались американские рейнджеры, а сейчас чудо-машина задумается на лишнюю секунду — и это так нервирует!»
Так вот, Вадим Белкин родился в Светограде, потом уехал в США, а теперь вернулся и не мог получить российское гражданство. Авдееву предстояло описать, как Белкин мыл посуду в забегаловке типа «Макдоналдса» и радовался безплатным пайкам Армии спасения, работал то там то сям, но в стране звездно-полосатого флага так и не прижился. Однако и Родина-мать принимать «одного из пропавших своих сыновей» не торопилась — он уже год таскался в миграционную полицию за разрешением на временное проживание.
Писатель испытывал недоумение, смешанное с досадой. За много лет он, Авдеев, научился без посторонней помощи заполнять формуляры для участия в лотерее «Гринкард», а тут человеку все само шло в руки.
— Когда будет готов материал? — обратилась к Петру Лесная Красавица. Она уже закончила разговаривать с Жорой и теперь шла к своему столу.
— Часам к пяти, — выключил диктофон Авдеев.
— Заголовок придумали?
— Конечно. «Повести Белкина».
— Отлично! Только лучше — «Мытарства гражданина Белкина в кабинетах УФМС». Ведь он борется за гражданство.
— Но тогда исчезает каламбур, — опешил Петр.
— Зато появляется заостренность!
В шапке с болтающимся туда-сюда огромным помпоном в редакцию вошел Тима. Следом, громко задевая штативом казенную мебель, — фотограф Санёк с новой татуировкой на шее.
— Как Тимсон сейчас губера срезал! — проанонсировал Санёк вертевшийся на языке рассказ.
Оказалось, журналист и фотограф ездили на конференцию, посвященную строительству под Святоградом индустриально-промышленного парка. По сути это был очередной предвыборный ход губернатора, метившего на новый срок. Главный человек области разглагольствовал перед камерами о том, что создание одного из самых современных индустриальных парков станет для города знаковым — оно превратит Святоград не только «в зону образовательной среды, но и в сектор промышленной переработки». Далее шли цифры в рублях, гектарах и кубометрах.
Продираясь сквозь тернии чиновничьих лексем, Тима силился вспомнить, где и когда он все это слышал. И вспомнил. Четыре года назад нынешний губернатор, тогда еще только собиравшийся княжить, уже закидывал идею про технопарк и даже приводил суммы выделенных под проект бюджетных денег. Но было это всего один раз: видимо, хитрый политик вовремя сообразил, что его шансы велики и без того, и решил придержать козырь до лучших (а точнее, худших) времен. Такие времена настали теперь: дела в области он запустил настолько, что поговаривали — дело попахивает отставкой с клеймом «утрата президентского доверия». Тут-то технопарк и пригодился.
Когда корреспондент «Святоградских ведомостей» поинтересовался, куда подевались те первые бюджетные рубли, губернатор слился лицом со своим серым костюмом.
Сейчас по Тиме было видно, что он совсем не собирался срамить губернатора, а неудобный вопрос задал, скорее, не подумав. Но восторженная скороговорка фотографа заставляла журналиста верить в собственное стратегическое коварство.
Был день сдачи номера, и Петр представил, как вечером его сослуживцы соберутся с телевизионщиками местного канала попить пивка, как Санёк еще раза три перескажет историю про Тимсона, срезавшего губернатора, и как сам Тимсон будет самодовольно ухмыляться, отмахивая челку со взмокшего лба… Когда Авдеев только начинал работать в «Святоградских ведомостях», он пару раз ходил на эти посиделки, но быстро уставал от журналистского хвастовства. Куда как лучше было сидеть дома, слушать Настины рассказы о милых ее сердцу готах или писать новую повесть. Об этом — работе над очередной книгой — он часто мечтал и в редакции, слагая заметку про какой-нибудь муниципальный месячник по благоустройству придомовых территорий. Хотел скорее сбежать к своим героям, разговаривающим человеческим языком. Об этом Петр думал и сейчас, слушая трескотню фотографа. «Ничего, — иронично утешал себя писатель, — Платонов вон вообще дворником работал».
Санёк наконец устал и замолчал. Подобно ледоколу, торящему путь меж льдин, Рогов пробрался между столами к Лесной Красавице и начал читать ей вслух художественно обработанную криминальную сводку. Текст получился тяжелым, как кусок хозяйственного мыла. «А куда сбегает от всего этого Коля? — подумал Авдеев. — Или все они не сознают, что от этого нужно куда-то сбегать? Наоборот, считают — жизнь удалась? Ведь когда при виде твоего журналистского удостоверения даже довольно серьезные люди начинают чувствовать себя не в своей тарелке, рано или поздно появляется мысль, что и сам ты далеко не последний на этой планете человек».
В сумочке Лесной Красавицы заголосил мобильник. Сквернословя и рассыпая по столу косметику, начальница долго не могла найти трубку.
— Да, сынок! — отозвалась она, отвернувшись к стене. — Конечно… даже не думай… если пообещал, надо выполнять… да… нарушать слово нельзя …
«И ведь правильные вещи говорит», — подумал Петр.
Запахло пирожками — Санёк и Тима сходили в буфет. На улице занудила автосигнализация. На этаже сверху громко заиграла и тут же смолкла музыка. Санёк уселся за свободный компьютер и начал изучать сделанные днем раньше снимки. Узрев нечто выдающееся, редакционный моменталист так энергично подобрал под стул ноги, что почти полностью заголил волосатые икры и обнаружил отсутствие носков.
— Коля, а что со статьей про пьяную поножовщину в общежитии? — Лесная Красавица оторвалась от чтения только что собственноручно написанной колонки главного редактора. Колонка начиналась фразой: «Вчера мне рассказала моя вашингтонская подруга…»
— Пишу, — пробубнил Рогов.
— А я как раз фотки оттуда смотрю, — встрял Санёк. — Еще бы там поножовщины не было — это же общага, одна алкашня. Линолеум весь в дырах, по нему дети грязные ползают; матери поддатые на общей кухне холодец варят. Им еще и газ недавно отключили! Я их снимал и думал: зачем таким вообще газ?
— Отбросы общества, — согласилась Лесная Красавица. — Коля, заголовок сделай: «Тостуемый и тостующий пьют до дна»! А внизу — сноску: «Цитата из “Осеннего марафона”».
— Это не цитата, — не удержался Авдеев.
— В смысле? — снисходительно посмотрела на него начальница.
— Я говорю: это — не цитата.
— Вы фильм «Осенний марафон» смотрели?
— Конечно.
— Там Леонов сначала говорит: «Тостуемый пьет до дна», а потом — «Тостующий пьет до дна». Вот этими самыми словами.
— Правильно. Сначала — первое, а спустя несколько реплик — второе. Но он не говорит это одной фразой.
— Глупые придирки.
— Любая констатация вашей недостаточной грамотности кажется вам придирками.
Авдеев не жалел о сказанном, он только подумал потом, что не стоило делать это при всех.
Настроение испортилось. Не хотелось оставаться на работе, не хотелось возвращаться домой — к ленивой, скучной жене. В последнее время она была то беззащитной и кроткой, чем возбуждала у Авдеева угрызения совести, то выматывала упреками. Накануне, забравшись в его оставленный без присмотра мобильник, нашла Римкин телефон и уже собиралась позвонить — хорошо, он вовремя заметил. Петр прикинул — кажется, сегодня вечером у подружки нет ни уроков в музыкальной школе, ни репетиторства. Вот куда он пойдет, когда допишет текст.
Авдеев представил стройное тело скрипачки и повеселел. Не хватало еще всерьез расстраиваться из-за такого ничтожества, как Лесная Красавица.