Учредитель «Святоградских ведомостей» Георгий Эмильевич съездил в Финляндию. Он вообще — спасибо, деньги позволяли — часто катался в Европу, считал себя проевропейским человеком и как мог старался европеизировать подвластное ему средство массовой информации. Европеизирование состояло в том, что Двадцать третьего февраля в редакцию приглашали стриптизершу; проникшийся идеями шефа фотограф Санёк пробуравил в мочках ушей тоннели диаметром в мизинец, а сам Георгий Эмильевич велел называть себя просто Жорой.

К слову (снова спасибо деньгам), раз в год медиа-магнат устраивал в загородном санатории двухдневные журналистские посиделки под названием «Медиа-бросок» — совершенно безполезную болтовню с докладами, кофе-брейками и отмеченными символикой мероприятия шариковыми ручками. Посиделки квалифицировались как международные. И не подкопаешься: журналист из Польши и телеоператор из Киргизии — вот они.

По случаю возвращения патрона утренняя планерка проходила под условным лозунгом: «Перелицуем “Святоградские ведомости” в таблоид». Чтобы потом никто не говорил, что не слышал, помимо журналистов в конференц-зал согнали дизайнеров, корректоров, сисадмина и менеджеров по рекламе. Рассевшимся за длинным столом сотрудникам раздали номера привезенной шефом пестрой финской газеты. С проектора на настенный экран подавались графики и диаграммы. Водя по ним лучом лазерной указки, Георгий Эмильевич вещал про тенденции в области газетного дизайна. Не жалел слов «макет», «контент» и «визуализация».

— Нельзя просто так взять и раскрасить черно-белую газету, — поучал босс. — Речь идет о принципиально иной композиционно-графической модели!

Первые месяцы работы в «Святоградских ведомостях» Петр простодушно покупался на эти упражнения в красноречии, но время шло, а издание как было посредственным восьмиполосником, так и оставалось. Теперь Авдеева разве что немного интересовало, верят ли в светлое будущее вечерки его коллеги или все эти турусы на колесах просто помогают им ощущать себя значимее.

Между тем коллеги лениво перелистывали рябые страницы финских газет, вполголоса обмениваясь «авторитетными» замечаниями. Лесная Красавица с выражением снисходительного профессионализма на лице зачем-то отчеркивала зеленым ногтем протяжные суомские заголовки.

Помнится, когда Авдеев учился на филфаке, преподавательница истории КПСС приносила им статью одного всезнайки, подсчитавшего, сколько тонн бумаги и гектаров леса сэкономила советская власть благодаря отмене одной лишь старорежимной буковки «еръ». Выскочка Комарова тут же резанула, что лучше бы этот грамотей вычислил, сколько деревьев повалили наши зеки ради издания никому в таком количестве не нужных «кирпичей» Ленина — Сталина. Комарову тогда даже из вуза не погнали — на пороге уже топталась с невинной физиономией перестройка. А сейчас, отключаясь от начальничьей риторики, Авдеев поймал себя на совершенно идиотской мысли: если сократить все удвоенные буквы в финском языке — вот где будет экономия!

И еще подумалось — во времена его октябрятско-пионерского детства не проходило месяца, чтобы их класс не клянчил по квартирам макулатуру: учителя все уши прожужжали о том, сколько благодаря этой бумаге напечатают учебников. А теперь у него уже лет пять прессуются на балконе номера «Комсомолки» — и хоть бы один скаут заглянул! Да еще через день — полный почтовый ящик рекламных листовок: леса, что ли, в России стали быстрее расти?

— Дизайн газеты — не статичная субстанция! — потряс рукой Георгий Эмильевич, и красный луч зажатой в его кулаке указки изобразил в воздухе фигуру лазерного шоу.

Висевшие в простенке между двумя окнами часы показывали — учредитель заходил на пятидесятую минуту: за это время Авдеев успел бы написать полстатьи про оставшийся без света микрорайон.

— Если хотя бы десятая часть всего, о чем он говорит, воплотится, уже хорошо, — шепнула сидевшая рядом пожилая корректорша, симпатизирующая Петру как наиболее грамотному в редакции человеку.

— В общем, — стал закругляться учредитель, — важно, чтобы на данном этапе мы все усвоили — идея понимания газеты как визуального СМИ в мире становится все более актуальной.

Когда Георгий Эмильевич наконец удалился, сунув под мышку цветастую финскую периодику, а следом ускакали дизайнеры, сисадмин и менеджеры по рекламе, Лесная Красавица по-деловому призвала:

— Ну, пробежимся по прошлой неделе. Тимур! Пишешь про гастроли — надо указывать, во сколько концерты начинаются.

— Согласен, косяк, — прогнусавил субтильный Тимур, откидывая падающую на глаза челку. Этот журналист относился к тому типу парней, что в свои двадцать пять лет носят вязаные шапочки с огромным помпоном и рэперские, обвисшие до колен, джинсы.

Из нагрудного кармана криминального обозревателя Николая Рогова раздался дурашливый холопский голос: «Барин, почта пожаловала! Извольте прочесть». Вечно сонное роговское лицо потревожила улыбка, в неравных пропорциях состоящая из самоиронии и самодовольства, причем последнего было больше. Приподняв тяжелые веки, вальяжный газетчик отключил смартфон.

— Коля! — Чуткое ухо могло уловить в голосе Лесной Красавицы приблатненные нотки. — Твою статью про беременную десятиклассницу, которая с восьмого этажа бросилась, на сайт выложили?

— Еще позавчера, — снисходительно хмыкнул Рогов. — Сразу столько «лайков»!

Когда Петру, еще не помышлявшему о журналистике, попадались криминальные статьи в «Вечорке», он думал, их автор — бывший милиционер, сменивший пистолет Макарова на компьютерную клавиатуру и теперь борющийся с оборотами русского языка столь же нерезультативно, как некогда — с нарушителями общественного порядка. Нет: оказалось, журналистом Коля работал всю жизнь.

Сейчас Авдеева подмывало объяснить утомленному популярностью Рогову, что, если любой первокурсник журфака, ничего от себя не прибавив, просто напишет в Интернете фразу: «Беременная десятиклассница бросилась с восьмого этажа», «лайков» набежит не меньше. Ну а уж если журналист не поленится и, оторвавшись от стула, съездит поговорить с родственниками и друзьями погибшей…

Тем временем главная редакторша уперлась глазками-точками в Петра:

— Интервью с пенсионерами — это мне назло?

— Конечно, нет, — сразу понял, о чем речь, Авдеев. — Но я же не могу писать про то, что хозяин супермаркета строит во дворе жилого дома автостоянку и вырубает деревья, которые еще в молодости сажали пенсионеры, а с самими людьми не поговорить.

— Это пенсионерское нытье так сажает газету, — расстроилась Лесная Красавица. — Что они могут сказать интересного? — Накануне — перед тем как поручить Авдееву этот материал — она полчаса сердечно слушала старушку, которая пришла в редакцию жаловаться на произвол бизнесмена.

— Уходящее поколение, — поддержал начальницу фотограф Санёк с дырявыми ушами. — Везде влезть надо! Город должен развиваться, становиться современнее. Инфраструктура! Я вон в Берлине был…

— Вот и надо многоуровневую стоянку строить, — возразил Петр. — Зачем площадку у стариков отнимать?

Вместо ответа Санёк, считавший Авдеева странным, пропел:

Лесная Красавица улыбнулась.

— И еще, — ткнула она в писателя пальцем. — Там у вас в статье «Волга» написано с большой буквы, а «мерседес» — с маленькой.

— Видите ли, хотя оба названия совпадают с именами собственными, «мерседес» — исключение из правил… — начала было отвечать за Авдеева сидевшая рядом с ним корректорша.

— Да-да, — перебила начальница, — я что-то такое слышала. Но когда марки машин рядом так по-разному написаны, смотрится плохо — нужно было одинаково.

При этом Лесная Красавица любила потрепаться о засилье непрофессионалов в журналистике…

— А в конце заголовка вместо слова «безконечность» лично я поставила бы такой специальный значок — восьмерку на боку! — добавила она, для наглядности изобразив желаемое на полях газеты.

— А как называется такой значок? — спросил Петр.

— Это экзамен?!

— Лемниската. Учите матчасть, ведущий журналист Святограда!