— Шака-а-а-алы… — певуче протянула Анна Антоновна, входя в кабинет сына.

«Мама снова посмотрела политическую передачу по Первому каналу», — догадался сидевший за компьютером Петр.

— Дли-и-и-инненькие, — продолжала пожилая библиотекарша, — а мордочки смышле-е-еные… Такая хорошая программа сейчас была, Петечка, по этому, как его, с иностранным названием…

— «Нэшнл джиогрэфик», — подсказал писатель, не отрывая взгляда от монитора.

— Да-да. А ты работаешь?

— Работаю, мамочка.

— Для газеты пишешь?

— Нет, мамочка, повесть.

Авдеев чувствовал — маме хочется поговорить, но она не знает о чем, да и боится напороться на его неудовольствие.

— Главный герой должен познакомиться с девушкой, а я не могу придумать причину, по которой он это сделает, — поделился автор.

Удивленная тем, что сын посвящает ее в свою кухню, Анна Антоновна чуть не наступила костылем на дремавшего у письменного стола Борборигмуса.

Вошла Настя. На ее черной футболке красовался какой-то лохматый рок-музыкант со скорбным взглядом.

— Чего это Боря наш все лежит? Не заболел? — спросила у внучки Анна Антоновна.

Девочка отрешенно повела бровями:

— Кошки всегда спят. Мне кажется, у них существует своя виртуальная вселенная наподобие Интернета: они попадают туда, как только заснут, и путешествуют по ее просторам. Пошли, мама ужинать зовет.

— А что на ужин? — с подозрением потянул носом Авдеев.

— Она по дороге с работы котлет купила.

Петр тихонько застонал:

— Я понимаю, что трудно вот так, с непривычки, соблюдать пост, и не требую этого от вас. Но хотя бы два раза в неделю можно не есть скоромного?! В среду Иуда предал Христа, а в пятницу Христа распяли.

Настя понурилась:

— Я как раз недавно где-то читала: когда в доме появляется праведник — в доме появляются мученики.

После разговора с отцом Андреем писатель почувствовал, что до сих пор жил в грязи и темноте. Если бы теперь его спросили, как жить правильно, он ответил бы: это значит — утром почитать молитвы, сходить на работу, а вечером с семьей поужинать и лечь спать в чистую постель с пахнущими весенним ветром простынями. И, засыпая, подумать, что за этот день ты никого не обидел и ни с кем не поссорился.

Он почти перестал дерзить Анне Антоновне. Почему-то вдруг представил себе, как она будет умирать и смотреть на него своими голубенькими глазками, надеясь, что он — ее взрослый, умный, хороший сын, сможет ей помочь. А он не сможет! От этой картины у Авдеева разболелось сердце.

Он перестал видеться с Риммой. Не то чтобы дал от ворот поворот — не хватало сил разом отказаться, от встреч с ней — но как бы взял тайм-аут.

Высокоточным женским чутьем Стелла уловила перемены. Однажды, дождавшись, когда муж у себя в кабинете дочитает вечернее молитвенное правило, вошла и, глядя в глаза, попросила:

— Не бросай меня, Петечка. Пожалуйста. Ведь я — жена юности твоей, любезная лань и прекрасная серна. Конечно, тебе с ней приятнее — я это понимаю, хоть мне и очень плохо. Но брак — не только страсть. Раньше, когда я просыпалась, а ты еще спал, я наклонялась над тобой и вдыхала твое дыханье. Оно пахло как молоко, а ты был такой сонный и теплый. Мы четырнадцать с лишним лет прожили вместе: у нас родилась девочка, накопились милые шутки и прозвища, понятные только нам. Ты уверен, что, когда у тебя с твоей Риммой пройдет новизна, останется что-то еще? Уверен, что накопится? Может, сейчас тебе кажется, что ты сильный мужик, плейбой и альфа-самец… Но я-то знаю тебя: на самом деле ты — серенький котик, поэтому, когда ничего уже нельзя будет вернуть, тебе станет больно.

После того как Стелла ушла, писатель взял со стола Библию, открыл книгу Притчей Соломоновых: «…Мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее; но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый; ноги ее нисходят к смерти, стопы ее достигают преисподней…»

— …Петечка, иди скорей, Эсхила показывают! — позвала с кухни Анна Антоновна.

Маленький телевизор на холодильнике приманивал передачи на плохонькую антенну — более или менее прилично показывало всего два канала. Эсхил и допрашивающая его корреспондентка покрывались рябью, дрожали и то превращались из цветных в черно-белых, то снова обретали краски.

— …Наши предки сохраняли православное вероисповедание под страхом смерти, — сообщил Христофоридис, — а мы добровольно, без всякого натиска отказываемся от Христа. И самое страшное, не задумываемся над этим: считаем, что остаемся христианами, ведя неправедный образ жизни. Многие вещи мы и не считаем за грех. Сегодняшний лозунг — «Бери от жизни все и живи красиво» по существу является проявлением атеизма, как говорит настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы отец Даниил. Но однажды Господь спросит каждого: «Что ты сделал в жизни молитвой своей, добротой?» Этот урок в процессе работы над своим фильмом извлекаю для себя и я сам.

— Наверное, непросто жить так, как вы говорите, — особенно сегодня, когда притеснение христиан наблюдается во многих частях планеты? — спросила журналистка, и ее нижняя половина, отделившись от верхней, уехала в левую часть экрана.

— Христиан подвергают гонениям даже в толерантной Европе, где из общественного сознания все сильнее вытесняются элементы христианского мировоззрения, — кивнул Христофоридис. — Что далеко за примерами ходить: министр иностранных дел Швеции у себя в Твиттере написал, что за последние несколько лет Россия изменилась в худшую сторону: если в первое десятилетие после развала СССР она демонстрировала в политике приверженность западным идеалам и пыталась привить их населению, то нынешнее российское руководство выступает не за общемировые, а за православные ценности. Именно православие, считает этот политик, и представляет главную угрозу для западной цивилизации.

— Раз Запад говорит, что Россия изменилась в худшую сторону, значит, мы идем верным путем, — резюмировала журналистка, на несколько секунд превратившись в полноценного человека, у которого все находится на своих местах.

— Вы ведь должны помнить то первое десятилетие, когда, по мнению Запада, все было хорошо, — предположил безтактный Христофоридис, на глаз определив возраст репортерши. Дамочка уклончиво подвигала микрофоном. — У нас, как поганки, росли секты, процветала педофилия и гомосексуализм, что, заметьте, в православной России никогда не приветствовалось! Мы поверили Западу, а он нас в такую бедность вогнал! Мы до сих пор девяностые с ужасом вспоминаем! Сколько здоровых мужиков самоубийством кончали — свои семьи не могли прокормить. Но теперь наша страна снова набирает силу — конечно, такое Западу понравиться не может. Россия вышла из-под контроля — она становится сильной православной державой, какой и должна быть!

— Зато теперь многие упрекают Церковь в том, что она срастается с властью, — выпалила журналистка.

— Вы же умный человек, — польстил Христофоридис. — Кто упрекает? Оппозиция? Пятая колонна? — Следующую фразу Эсхила съели помехи, но на общем смысле это не отразилось. — …это несчастные люди, которым любая власть плоха. Да у них просто характер такой: знаете, бывают женщины — им хоть идеального мужа дай, они его третировать будут. Да слава Богу, что наш президент — приверженец православия, а не того противоестественного порядка, который насаждается в Евросоюзе! Однополые браки, ювенальная юстиция! Государство отбирает у родителей ребенка за то, что мама просто пару раз шлепнула его за непослушание. Что значит — «срастается с властью»? Это значит: после десятилетий безбожия мы наконец-то идем к по-настоящему доброму и хорошему и Церковь в этом властью поддерживается. А еще замечу, в Писании сказано: любая власть — от Бога…

Тут звук надолго пропал, но, когда Авдеев уже собирался выключить телевизор и поискать в холодильнике, чего бы поесть, знакомый голос прорезался снова:

— …разговаривал со знакомым офицером ФСБ: он рассказал — в Россию поступают большие деньги для оплаты заказных статей, очерняющих Русскую Православную Церковь, епископат и особенно патриарха. Это давно обкатанные приемы холодной войны, а Православная Церковь — та сила, которая цементирует общество.

— Попахивает теорией заговора, — неуверенно предположила журналистка.

— Если хотите, назовите это теорией элит. Всегда нужно искать, кому выгодно, — парировал Христофоридис. — В мире растет население, идет война за влияние и энергоресурсы, США бомбят Югославию, Ирак, Ливию и Афганистан, устраивают перевороты в Египте и на Украине, а вы думаете, все это происходит само по себе?! Сейчас человечество растлевается через пропаганду чуждой нам культуры. Воспитывается некое псевдообщепланетарное сознание: где лег спать, там и родина. Но если душа человека ищет Бога, она Его найдет обязательно. А если душа ничего не ищет, а только ест, пьет и веселится, то ей все равно, есть ли Бог. И такие люди, встречая верующего, считают его либо сумасшедшим, либо высокомерным гордецом…

При этих словах звук и изображение, как сговорившись, пропали вместе.

— Спать! — наставнически поднял палец Авдеев и взял из керамической вазы банан. — На ночь есть вредно.