Февраль
Среда, 1 февраля
Мне кажется, что надо бы февраль любить больше, он этого заслуживает – в конце концов, февраль означает, что январь наконец закончился, а из хорошего в январе только распродажи (меня так понесло на этих «скидках», что мой «капсульный гардероб» стал занимать всю гардеробную комнату…), осталось подождать еще две недели – и будет день рождения у Саймона, а значит, закончится этот марафон недовольства, когда Саймон зол как черт на всех и вся с первого дня нового года до дня святого Валентина, своего дня рождения. В этом году Саймон разошелся как никогда, никак не может смириться с тем фактом, что я вышла на настоящую работу и работаю полный рабочий день, поэтому идея с помощницей по дому пришлась ему по вкусу. Надеюсь, что он проникся этой идеей не потому, что надеется увидеть молодое незнакомое тело, разгуливающее у него под носом в дезабилье, а потому, что это реально нам поможет раскидаться с домашними делами и прочими ежедневными заботами. Наверное, надо было в запросе к агентству, вдобавок к тому, что мы ищем «властную, расторопную, аккуратную и неразговорчивую помощницу», еще написать, чтобы она была полноватая простушка. Хотя вряд ли бы они приняли такой запрос.
Февраль еще и романтичный месяц, тут же и день святого Валентина (чего Саймон не признает и не празднует, потому что 14 февраля – это его день рождения, и все), тут еще случается и 29 февраля, единственный день в високосном году, когда женщинам позволительно самим делать мужчинам предложение, понятное дело, что в двадцать первом веке женщина может делать предложение в любой день, если сама того пожелает, а вот интересно, кто тогда кольцо покупает? Неужели тоже сама? Какой тут соблюдается этикет? Мне бы это не понравилось, то есть ты собираешься с духом, делаешь предложение своему мужчине и потом еще кольца себе и ему покупаешь? Ну, я-то ладно, ленивая, и если бы Саймон не сделал мне предложение, то я сама бы на такое никогда не пошла. Бывают, наверное, более романтичные и головокружительные предложения руки и сердца, у нас с Саймоном вышло все просто. Это случилось в начале лета, мы только что сдали выпускные экзамены в универе, погода в Эдинбурге стояла жаркая, что было удивительно, так как до этого четыре года подряд мы морозили зады на холодных съемных хатах, дрожали на сквозняках и мерзли, когда холодный туман с моря окутывал город и не было видно ничего, даже Трон Артура редко когда проглядывал сквозь сырую мглу. И вот случилось чудо, распогодилось так, что мы могли заниматься сексом без носков. Но спустя несколько дней в городе стало невыносимо душно и жарко, поэтому мы уехали за город, в восточный Лотиан на общественные пляжи Йеллоукрэг, там, на золотистом песчаном берегу, мы любовались морем, старым маяком на том самом острове, который по легенде послужил прообразом Острова Сокровищ. Мы уехали туда посреди рабочей недели, так что народу почти не было, и нам даже посчастливилось познать, что такое секс на пляже. Но очень скоро стало ясно, что секс на пляже – это миф, и на практике ничего романтичного в нем нет, потому что а) песок лезет во все места, б) на пляже часто гуляют собаки со своими хозяевами, так что некоторые собачники видели такое, что им больше не развидеть. После нескольких стычек с собаководами и их подопечными мы бросили эту затею и стали просто лежать на песочке и загорать на солнышке.
Пригревшись на солнцепеке, я уже почти заснула, но тут Саймон разбудил меня, схватил за руку и что-то начал говорить, чего я спросонья не расслышала.
– Чо? – спросила я.
– Я говорю, выходи за меня. Выйдешь?
Я вскочила как ошпаренная, чуть не заехав головой Саймону в нос, он вовремя отпрянул назад, свалившись в песок.
– Боже! Да! Я согласна! Это замечательно! Давай поженимся!
И вот так просто мы обручились. В город мы возвращались на крыльях любви и счастья, несмотря на то что его старенькая развалюшка «Фиеста», которую Саймон не мыл из принципа, потому что грязь и ржавчина служили для нее естественными скрепами, стучала, кряхтела и грозила заглохнуть в любой момент. На следующий день в одной из старинных лавок на улице Уэст Бау, в самом сердце Эдинбурга, Саймон купил мне колечко, дешевенькое тоненькое серебряное кольцо с лунным камнем.
Мы задумали пожениться немедля, без всяких торжеств, чтобы была простая церемония с двумя случайными прохожими, которых бы мы уговорили стать нашими свидетелями, но не тут-то было. Как только наши матери пронюхали, что мы с Саймоном обручились, то всякой простоте пришел конец, был запущен комплекс мероприятий по подготовке к настоящей свадьбе, с флористами, подружками невесты, километрами тафты и соревнованием между мамой и Сильвией, у кого шляпа больше. Так что нам пришлось ждать еще два года, пока улягутся все страсти и наши мамы придут к компромиссному варианту, где нам вообще слова не давали (единственное, на чем я смогла настоять, так это форма рукавов на своем свадебном платье, я с детства обожала подвенечное платье с прозрачными пушистыми рукавами, которое было на Энн Ширли из фильма «Энн из усадьбы Зеленые Крыши», – сейчас я смотрю на старые свадебные фотографии и думаю, какое же это было убожество).
Тоненькое серебряное колечко было заменено на «нормальное» кольцо незадолго до рождения Джейн, тогда мы могли себе это позволить, потому что оба работали, получали зарплату и не тратились ни на что, кроме себя любимых, зато потом нас затянуло в пучину финансовой несостоятельности, потому что пошли дети, ипотеки, выбор благополучного района для жилья и школы, родительские собрания и поборы в школьный фонд, домашка и дополнительные занятия, и я вижу, что мы отдаляемся от тех двух беспечных юных влюбленных на золотом пляже, которые были безмерно счастливы от радужной перспективы провести всю свою жизнь вместе и умереть в один день, что, конечно же, бывает только в книгах и кино.
И почему это я вспомнила о той девочке и том мальчике с солнечного пляжа Йеллоукрэг в это промозглое февральское утро, я ведь должна сидеть с умным видом на очень важном митинге? Ах да. Февраль, високосный год, предложения руки и сердца. Надо, надо полюбить февраль. Хотя, как его любить, он же такой противный, серый, мрачный, темный, тянется и тянется, и не дождешься, когда уже солнышко выглянет, снег растает, подснежники проклюнутся, и в душе снова расцветет весна. Проклятый февраль.
Пятница, 10 февраля
Хоп-хей-лалалэй! Едем в гости побыстрей! Уж и не знаю, как это у нас так все магически сложилось, но у детей каникулы, а Саймон, что вообще удивительно, сказал, что хочет взять на это время отпуск, и мы все поедем навестить его родителей во Францию.
К сожалению, у меня не получилось взять отпуск на всю неделю, потому что Лидия меня опередила, ведь у нее тоже семья и тоже очень важный и занятой муж, который считает, что жена должна подстраиваться под его график. Саймону не очень понравилось, что я смогу взять только два дня отгулов, понедельник и вторник, а в среду рано утром мне придется лететь домой, и я поеду на работу прямо из аэропорта (по мне же, такой план был просто великолепен, у меня сразу появилось ощущение, что я вся такая мобильная, динамичная, стремительная, выпрыгиваю из реактивного самолета прямо в турботакси и мчусь в офис на совещание – и уж конечно в течение всего дня буду говорить при случае в разговоре «Ой сегодня утром, по дороге из аэропорта…»), а он пусть потом едет с детьми домой сам.
Я не знала, что сказать, когда бедняжка Лидия пожаловалась, что когда в школе каникулы, то все билеты тут же дорожают и ехать куда-то стоит сумасшедших денег, и странно, что я тоже захотела взять отгулы именно на это время, потому что у меня же детей нет, и я могла бы ехать, когда захочу, и это стоило бы мне не так дорого, но потом она добавила, что, наверное, в этом есть своя прелесть, ты свободен как ветер и не привязан ни к чему и ни к кому никакими расписаниями, каникулами и прочими условностями, ведь так, Эллен, ты же даже и не догадывалась, что сейчас во всех школах каникулы? Я почувствовала себя и вовсе неловко после того, как изойдясь желчью по поводу отпуска у Лидии и первоочередности ее нужд, потому что у нее же дети, а это так несправедливо по отношению к остальным, Алан пожелал мне провести хорошо время, когда я убегала из офиса, с тем чтобы успеть на паром во Францию, где нас ждали чокнутые родители Саймона в своем «бижу шато» (его мать настаивает на таком названии их усадьбы). По правде говоря, мои свекор и свекровь не такие уж плохие люди. Майкл и Сильвия могут слегка напрягать, но это у них от благих намерений, раньше Сильвия была более напористой, но с годами слегка расслабилась, глядя на то, что ее драгоценная дочь просто ходячая катастрофа и что Луиза катилась бы и дальше в бездну эзотерики и распущенности, если бы их сметливая невестка не создала приложение, которое принесло немного денег, которые пошли на покупку домика, где теперь и обитает их звезданутое создание, а еще эта невестка научила Сильвию пользоваться интернетом, и свекровь убедилась, что компьютерные технологии, которыми занята ее невестка, не такое уж бессмысленное занятие, хотя где-то в глубине души свекровь бы хотела, чтобы ее невестка занималась чем-то более привлекательным, ну, например, дизайном интерьеров. Моя бы мать тоже не отказалась, если бы ее дочь была дизайнером интерьеров, она же душу дьяволу продаст за скидку в магазине Laura Ashley.
Единственное, что меня может остановить перед поездкой к родственникам во Францию, так это неизбежная встреча с моей пахучей и фонтанирующей идеями золовкой Луизой – называя ее «пахучей», я имею в виду весь спектр запахов, поскольку она не изменила своих банных привычек с тех пор, как рассталась с этим оболдуем Бардо и забросила проект «холистического ретрита», куда она вбухала все свои деньги и огромную сумму, которую взяла у родителей. Теперь же, оставшись без ретрита и Бардо, Луиза сидела на шее у родителей со своими шестью малолетними детьми и качала голой пяткой, без работы, без крыши над головой. Вот тогда-то ее семейство вынудило меня эмоциональным шантажом снять со счета все доходы от продажи моего приложения «Почему мама хочет напиться» и купить для Луизы и ее детишек домик рядом с местом, где жили Майкл и Сильвия, чтобы дети не росли на улице, а родители могли контролировать и наставлять на путь истинный свою шалопутную дочь (да и цены на недвижимость во Франции намного человечнее, чем в наших краях).
Несмотря на все добро, которое делали ей ее родные, Луиза не стала ни на грамм благодарнее, любезнее или приятнее. Каждый раз, когда я ее вижу, я представляю, как могла бы найти лучшее применение своим деньгам, нежели поддерживать эту шальную бабу в ее сумасбродных поступках. Саймон тогда выводит меня из комнаты, заставляет глубоко дышать и напоминает мне, что все это было сделано не ради Луизы, а ради ее ни в чем неповинных детей. Всех шестерых.
Путь во Францию прошел на удивление гладко, без лишнего драматизма, лишь раз Саймон начал возбухать, когда грузил багаж в машину, он не мог понять, что я уложила во все те бесконечные сумки, если мы уезжаем только на неделю, и зачем я беру с собой столько барахла и еды, на что я уверила его, если мы сможем заткнуть Питера и Джейн едой и держать их на привязи к айпадам, то есть вероятность, что мы не разведемся за те восемь часов пути, что будем добираться к его родителям. К терминалу паромной переправы мы добрались задолго до своего рейса, а все Саймон со своим неврозом из-за пробок на дороге и недоверием к людям, что отправляют паромы в Европу, ведь Саймон уверен, что они только и ждут, как обхитрить его и беспричинно отправить паром раньше времени, только бы заставить Саймона нервничать. Ну, еще Джейн добавила нервов, потому что просила все время остановить машину, так как ее тошнило, на что Саймон начал бухтеть, что это ее не укачало, а она просто обожралась чипсов и мармеладных мишек.
Как только мы въехали на территорию Франции, в Саймона вселился дух британского водителя-расиста за границей, он стал ругаться и обкладывать матюгами невинных французских водителей, которые ехали не по той стороне дороги (иногда я думаю, что Саймон в прошлой жизни был каким-нибудь чиновником при дворе раджи, оттуда у него неприязнь к иностранцам, которые никогда ничего не делают так, как надо), но это было не так страшно, поэтому все путешествие можно считать обыденным и не отмеченным какими-либо событиями.
Все веселье началось в бижу шато Майкла и Сильвии. Во-первых, мы и не знали, ведь Сильвия не удосужилась нам сообщить, что Наполеон Бонамопс был благополучно забыт и теперь у них в доме поселилась мопсиха, догадайтесь, как ее зовут? Правильно, Жозефина! Сильвия хотела сделать нам сюрприз, особенно для моего песика Джаджи, который приехал вместе с нами во Францию, всю дорогу попердывая от тех ядреных чипсов, что Джейн скармливала ему по пути. Сюрприз удался, ведь Жозефина к нему тщательно подготовилась, и у нее была первая течка.
Несмотря на все мои протесты и предупреждения, что мой песик – мужчина в самом расцвете сил, Сильвия отмахнулась и спустила Жозефину с рук на пол, чтобы та «поздоровалась» с Джаджи (она, видимо, забыла, какая кровная вражда была между моим бедным мальчиком и Наполеоном Бонамопсом).
Надо сказать, что Джаджи у нас благородный и гордый терьер, которого такая мелочь, как отсутствие тестикул, не остановит от знакомства с сукой в период гона. А что до Жозефины, то она заслуживает свое имя, потому что так вертеть задом перед мордой Джаджи могла только дама полусвета, Джаджи не мог сопротивляться такому настойчивому приглашению и ринулся на абордаж, к ужасу Сильвии. На ее счастье, Сильвии, я имею в виду, честь и достоинство ее вертихвостки и нимфетки (надо Жозефину переименовать в Лолиту) не пострадали, потому что Сильвия предварительно снабдила Жозефину «собачьим памперсом», попросту говоря, наклеила ей под хвост затычку. Под крики Сильвии «Не сегодня, Жозефина!» нам удалось расстащить собак, и до меня дошло, что теперь всю неделю мне придется стоять на страже чести Жозефины от попыток износа со стороны Джаджи, хотя реально Жозефина прямо сама напрашивается.
Хорошая новость – у Майкла и Сильвии в их винном подвале вина, хоть упейся, хоть залейся, никто тебе и слова не скажет, ведь мы en Francais и вино здесь по пол-евро за литр. Плохая новость – с Луизой придется общаться, так что без вина никак.
Говоря о немытой дочери, Майкл и Сильвия известили нас о последних событиях с Луизиного фронта борьбы с системой – сама Луиза не снизошла, чтобы прийти и поздороваться с заморскими родственниками, хоть и живет на другом краю улицы в доме, купленном на деньги этих родственников. По причинам, известным только ей самой, Луиза решила превратить свое жилище в «женский кооператив». Когда я спросила у Майкла, что это значит, он ответил, что, на его взгляд, там живет бригада баб, у которых одна расческа на всех.
– А где же они там все помещаются? – спросила я недоуменно. – Там же места только на нее и на шесть детей, как там еще кто-то вмещается?
– Так и есть. Некоторые приехали в автофургонах, другие поставили юрты прямо на лужайке перед домом, – угрюмо сказала Сильвия.
– Они превратили это место в стоянку цыганского табора! – сердито сказал Майкл. – Но, к счастью, это женский табор, мужчин туда не пускают, так что одной проблемой меньше, эта дурочка больше не залетит, а то мы переживали несколько месяцев назад за нее, когда она организовала курсы рисования, а сама выступала обнаженной натурой перед каждым Диком, Томом и Гарри, у которого был интерес к занятиям. Хотя у нее эти прожекты сменяются как в калейдоскопе, надеюсь, ей это скоро наскучит и она переключится на что-то другое!
Суббота, 11 февраля
Сегодня наконец Луиза снизошла до нас и пришла поздороваться, она пришла со всем своим выводком детишек, которых собиралась оставить у Майкла и Сильвии на целый день, поскольку, по ее словам, она будет сегодня очень занята, да и детям хочется пообщаться со своими двоюродными братом и сестрой. Это заявление было встречено гробовым молчанием, Майкл и Сильвия лишь поджали губы, а Луизина банда зловеще уставилась на Питера и Джейн, которые тоже кидали убийственные взгляды на своих малолетних родственников. Линия фронта в их отношениях пролегла давным-давно, когда старшенький Луизин сынок, Цедрик, попытался стырить у Джейн ее айпад, а Джейн чуть не выколола ему глаз за это, а потом еще Ойлель, младшенькая дочка, сейчас ей где-то около пяти, наверное, а тогда она только начала ходить и забралась к Питеру в кровать, где и наложила от всей души. Луиза тогда отреагировала совершенно безучастно, сказав, что «таким естественным образом малыши выражают себя, через дефекацию»!
Старшая девочка Луизы, Ковентина, продолжает сопротивляться пагубному влиянию своей мамы и, по крайней мере, моется, чистит зубы, расчесывает волосы и пытается вписаться в нормальный быт, несмотря на все попытки своей мамаши сделать из своих бедных детей безответственных и пустопорожних пассажиров по жизни. При ближайшем знакомстве выяснилось, что Ковентина наставляет и вторую девочку, Иделису, на путь истинный, а точнее на революционный путь, потому что и та моет руки, собирает волосы в аккуратный хвостик и носит нормальную футболку Gap, которую, скорее всего, им подогнала Сильвия с ebay. Остальные четверо (порядок следования детей, как мне кажется, таков: Цедрик, Ковентина, Ниссьен, Иделиса, Ойлель и Борей, в возрастном диапазоне от одиннадцати до трех лет) выглядели как волчата. Ковентина и Иделиса подтвердили мои подозрения в их нормальности, когда попросили разрешения у бабушки Сильвии пойти и поиграть на пианино, на что Луиза, не скрывая своего возмущения, сказала: «И что мне с ними делать, в кого они такие?» Остальные продолжали вести себя по-волчьи.
Тут Луиза обратилась ко мне.
– Прости, Эллен, но я так занята была, когда вы приехали. И сейчас у меня столько дел, у меня запланировано важное собрание на вечер. У нас состоятся поэтические чтения, в честь публикации моей книги, я бы хотела, чтобы ты тоже пришла. Мама, ты тоже приходи! – крикнула она Сильвии. – А вот тебя, Саймон, не приглашаю. Наверняка вам мама уже объяснила, что мужчинам не место в нашей коммуне. У нас там матриархат, одни женщины, мы посвятили себя делу свержения патриархата и освобождения от цепей мужского гнета, так что присутствие мужчин будет контрпродуктивно.
– Не знала, что у тебя вышла книга, Луиза, – сказала я, с одной стороны, меня изумило, что кто-нибудь вообще заинтересуется рифмоплетством Луизы, с другой стороны, я порадовалась, что, может быть, она начала наконец сама зарабатывать деньги, вместо того чтобы жить бесплатно в моем (в смысле нашем) доме и выцыганивать у родителей каждый месяц средства на содержание детей, потому что алименты от бывшего мужа она уже растрынкала.
– Таки да! – самодовольно поддакнула Луиза. – Понятное дело, что мне пришлось самой напечатать на свои деньги, потому что в масс-медиа царит такой заскорузлый патриархат, никто не хотел публиковать мою сермяжную правду на свои деньги, но это ничего, я все равно не пошла бы на поводу их цензуры. Мой труд слишком важен, чтобы я отдала его на растерзание цензора и на потребу коммерции. НО, теперь мое слово напечатано черным по белому, на бумаге, в первозданном и нетронутом виде, так что эта книга изменит мир.
– Это здорово, – только и смогла я сказать.
– Итак, в семь вечера. Не опаздывай, мы начинаем точно в семь. Ах да, мама, не захватишь с собой вино и закуски для моего вечера?
– Что, прости? – вышла из оцепенения Сильвия, которая, вероятно, слышала эти телеги про цензуру, патриархат стопятьсот тыщ мильонов раз. – Ой, нет, что ты, я не смогу прийти, у Жозефины течка, я не могу ее бросить в таком состоянии.
– Что? – вне себя от возмущения воскликнула Луиза. – У меня сегодня особый вечер, а моя собственная мать отказывается прийти и поддержать меня только потому, что ее сука нуждается в ней больше?
– Ну, Луиза, – сказала Сильвия, – ты же как женщина должна понять. Жозефина тоже переживает очень важную фазу в своей сучьей жизни.
– Я поняла! – возмущенно фыркнула Луиза.
– Ммм, я, наверное, тоже здесь останусь с Сильвией и Жозефиной и Джаджи, – попыталась я отмазаться. – Вдруг мой кобель начнет прыгать на Жозефину. Я же должна защитить ее честь!
– Эллен! Там должен присутствовать хоть один представитель моей семьи, – завопила Луиза. – И еще надо организовать еду и напитки, которые мама мне обещала предоставить.
– Ничего я не обещала! – запротестовала Сильвия.
– Это самое малое, чем ты мне можешь помочь, – набросилась на нее Луиза, – ведь собака тебе дороже, чем родная дочь!
– А с какой стати… – начала наступление Сильвия.
– Если ты не собираешься приходить, то я тогда оставлю у вас детей на всю ночь, потому что мне надо сконцентрироваться на поэзии.
На этом Луиза развернулась и пошла прочь, оставив Сильвию и Майкла с шестью бесенятами (ну, с четырьмя бесенятами, потому что Ковентина и Иделиса вполне себе мирно играли в четыре руки «К Элизе» в гостиной), так еще у них в доме гостила наша великолепная четверка.
Поражаюсь, как часто Луизе удается сделать все по-своему, она никогда не слушает, что ей говорят другие, она просто ставит всех перед фактом. В каком-то смысле (только не в плане гигиены, боже упаси) она похожа на мою старшую сестру. Пораскинув мозгами, я решила, что, чем сидеть весь вечер в углу и разнимать дерущихся детей, уж лучше я схожу на тусу в Луизину коммуну и посмотрю, что же там творится.
Родителям Луизы ничего не оставалось делать, как в очередной раз прогнуться и снабдить ее вечеринку провизией и красным вином, Майкл подбросил меня до места сборища. Луиза вышла нам навстречу с криками, что Майклу нельзя выходить из машины и уже тем более заходить на территорию коммуны, а также обвиняя нас в том, что мы совсем не заботимся об окружающей среде и проехали на машине такое недалекое расстояние вместо того, чтобы пройтись пешком, но тут Майкл возразил, что я бы не смогла донести все сумки одна. Луиза возмущенно повернулась и пошла в дом, даже не помогла мне занести вино и пакеты с едой.
Внутри было, как я и ожидала, темно, тусклый свет свечей и лампадок, расставленных вблизи легковоспламеняющихся занавесок, тяжелый запах дешевых ароматических палочек (хотя дорогие ароматические палочки, наверное, воняют так же). Я отметила про себя, что надо бы с Саймоном проверить, застрахован ли дом, потому что Луизе даже и в голову не придет такая патриархальная волокита, как оформление страховки на случай пожара.
Суровая на вид женщина вышла из дальней комнаты, осмотрела меня неодобрительно с ног до головы. Когда я собиралась на эту поэтическую тусовку, то решила, что оденусь подобающе случаю: глухая черная водолазка, джинсовая мини-юбка (мне наплевать, что везде пишут, что после тридцати пяти мини-юбки носить противопоказано, мне сорок два, и эта юбка всего-то на ладонь выше колена, это же не та полоска ткани, которая едва прикрывала мою пятую точку, когда мне было пятнадцать) и черные ботинки. Мне казалось, что я выгляжу в этом простом, но эффектном прикиде как артистичная и поэтическая натура, хотя в последний момент Саймон снял с моей головы черный берет, потому что, на его взгляд, а) это было «смешно», б) местные подумают, что я над ними стебусь. Пришлось компенсировать отсутствие французского берета очень толстыми французскими стрелками на глазах.
– Кого ищем? – с наездом спросила она.
– Привет! – сказала я как можно приветливее. – Я Эллен, невестка Луизы. Я принесла вина!
– О! – без всякого энтузиазма произнесла суровая дама. – Да, Луиза говорила о Вас, я могла бы и догадаться. Проходите.
В гостиной на полу были разбросаны подушки и мешки. До недавнего времени я бы снисходительно отнеслась к такому стереотипному хипповому декору, но эта обстановка напомнила мне о том, что у нас творится в комнате для раздумий в офисе, следовательно, Луиза могла быть и на острие современного дизайна со всем этим разношерстным скарбом. Суровая дама (она с вызовом представилась как Стелла) попыталась отобрать у меня вино, но я интуитивно почувствовала, что лучше бы мне сперва самой найти чистый стакан и налить себе вина собственноручно. Стелла неодобрительно смотрела на мои телодвижения, но я не собиралась поддаваться ее давлению, и мне надо было обязательно накатить вина, иначе я не продержусь. Тут вошла другая женщина, более опрятно одетая, она тоже оглядела меня с ног до головы под сдавленный комментарий Стеллы, из которого я разобрала только «невестка» и «неподобающе».
К счастью, в этот момент в комнату вплыла Луиза, на ней колыхался широкий кафтан, на голове был наворочен тюрбан из каких-то старых кухонных полотенец, как мне показалось при тусклом свете лампадок, за ней следом вошли еще три женщины.
– Добро пожаловать! – с придыханием начала Луиза. – Добро пожаловать, подруги! Стелла, приглашай всех, пусть все располагаются. Я готова!
– Эээ, ну вообще-то все уже тут, – ответила Стелла.
– О, Джипси, ты же распространила листовки по деревне? – как-то сразу сдулась Луиза. – Ты же оповестила всех женщин в округе, что их тут ждут?
Женщина почище, которая отозвалась на имя Джипси, заверила, что она таки раздала все листовки.
– Ну что же, – сказала Луиза, – вероятно, так оно и к лучшему. Более интимно, да и все мои стихи очень личные. Я бы хотела начать чтения с моего любимого произведения «Моя Йони»…
Луиза встала в центре комнаты, вознесла руки к потолку и оглядела всех нас выпученными глазами. Она, наверное, хотела придать своему взгляду какую-то глубокомысленность, но, по мне, в этот момент она была похожа на Питера, который сдерживается из всех сил, чтобы не пукнуть. Вдруг она резко опустила руки и утробно заговорила:
МОЯ ЙОНИ!
РАЗВЕРЗЛАСЬ!
КРОВОТОЧИТ!
КРАСАВИЦА!
ЙОНИ!
ЖИЗНЬ!
КРОВЬ!
СМЕРТЬ!
МОЯ ЙОНИ!
УДОВОЛЬСТВИЕ!
БОЛЬ!
ГОЛОВА РЕБЕНКА!
ЙОНИ В КРОВИ!
ПУЛЬСИРУЕТ!
ЖИВЕТ!
РАСТЯГИВАЕТСЯ!
ОТКРЫВАЕТСЯ!
ОТДАЕТ!
МОЯ ЙОНИ!
Тут все женщины принялись бешено аплодировать.
– Это было сильно, Луиза! – воскликнула Стелла. – Ты мне своими словами прямо в сердце попала! – она хлопнула себя по груди. – И сюда! – хлопок по голове. – И сюда! – она схватила себя за промежность. – Все йони, которые тут, почувствовали мощь Луизиных строк, так?
Все закивали в знак согласия. Я же не знала, что говорить, и чисто по-британски пробормотала что-то нечленораздельное, как мы делаем в любой непонятной социальной ситуации. Луизе этого было недостаточно. Поэтому она требовательно обратилась ко мне: «Ну же, Эллен. Что ты думаешь?»
– Да, замечательные стихи, – опять промямлила я.
– Ой, Эллен, не смеши меня, – расхохоталась Луиза. – Разве учителя в школе не учили тебя, что говорить «замечательные стихи» – это все равно, что ничего не сказать. Скажи, что ты на самом деле почувствовала, как они на тебя подействовали. Покажи, где ты почувствовала их воздействие, где у тебя сила пошла.
Не уверена, что могла бы по-честному ей признаться, что «стихи дерьмо, я прям в шоке и меня от них тошнит», это как-то было бы чересчур нетактично, поэтому я выбрала более обтекаемую формулировку и сказала: «мммм, очень необычные стихи!», что, кажется, вполне удовлетворило Луизу.
Ее следующее стихотворение называлось «Кровь», так объявила Луиза.
Пока Луиза ритмично повторяла «кровь, кровь, кровь, любовь, любовь, любовь», я бочком выскользнула из комнаты и занялась поиском той бутылки, которую Стелла все-таки отобрала у меня, пока я пила свой первый бокал.
За мной вышла Джипси.
– Вы впервые присутствуете на Луизиных чтениях? – сочувственно спросила она меня.
Я кивнула утвердительно.
– Я так и поняла, – сказала Джипси. – К ним надо привыкнуть, боюсь, что сразу их не понять. Луиза целую неделю практиковалась.
– Боже мой, бедная вы, бедная! – сказала я.
Джипси рассмеялась.
– Ой, что вы, я же здесь не живу. Думаю, что только Стелла здесь квартируется постоянно. Строго между нами, я Стеллу боюсь. Тут раньше жило еще шесть женщин, когда Луиза только начала этот проект, люди думали, что это будет чем-то вроде художественной мастерской, но потом они съехали, потому что Луиза и Стелла всю дорогу трындели о патриархате.
– На месте Луизы я бы не обвиняла так патриархат, ведь она живет на средства отца и своего бывшего мужа! – сказала я. – А вы где обитаете?
– На хуторе, за деревней. Я преподаю живопись, еще у меня там небольшой приусадебный участок, и я выращиваю там овощи. Живопись не особо кормит, знаете ли. Иногда я подумываю, а не расширить ли бизнес, запустить какие-нибудь курсы по искусству, но потом вспоминаю, что переехала сюда по одной простой причине, просто жить и жить просто, потому что до этого у меня случился коллапс, я стремилась заработать как можно больше денег за как можно короткое время и тратила кучу средств на потребление дерьма, которое мне было не нужно.
– А мне нравится потребительское барахло, – призналась я.
– Да, мне тоже. Я бы покривила душой, если бы сказала, что мне не нравятся ваши классные ботинки, но я пытаюсь не отвлекаться на то, что не так важно, на всякое барахло. Когда сидишь рано утром на своей веранде, пьешь свежезаваренный кофе, то понимаешь, что такое утро и такой кофе не купишь ни за какие деньги в большом городе, где носишься как угорелая и хлебаешь на ходу кофе из бумажного стаканчика. Хотя ваши ботинки, наверно, стоят того, чтобы вкалывать как лошадь!
– Вы, наверное, думаете, что я ничтожный человек, раз гонюсь за капиталистической мечтой? – спросила я.
– Ну что Вы, нет конечно! – удивилась Джипси. – Все же люди разные. Если Вам нравится, как Вы живете, и Вы довольны своей жизнью, то какая разница, кто что думает?
Из гостиной донесся крик.
– ЭЛЛЕН! ДЖИПСИ! ГДЕ ВЫ? ВЫ ЖЕ ПРОПУСТИТЕ СТИХОТВОРЕНИЕ «МОЛОЧНЫЕ ЖЕЛЕЗЫ НЕ ДЛЯ МУЖЧИН»!
Превозмогая нежелание возвращаться туда, Джипси и я потащились все же назад в гостиную, чтобы послушать стих Луизы про ее сиськи. Смысл я не запомнила, потому что я пыталась хоть как-то спрятаться в углу и не видеть, что Луиза сбросила с себя кафтан и разгуливала по гостиной размашистым шагом, тряся своими сисяндрами и декламируя нараспев какие-то слова. Я твердо верю и последовательно выступаю за то, что личная гигиена – это личное дело каждого, и обществу не должно быть никакого дела до того, бреет ли женщина свои ноги и между ними, но тут, при виде буйной растительности у Луизы, а также учитывая, как она металась среди свечей и лампад, мне стало страшно, и не из эстетических соображений, а с точки зрения банальной пожарной безопасности. Посреди этого перформанса Луиза замолчала и потом сказала хрипло «Сестры, соединимся!», Стелла подорвалась с места и сбросила с себя одежду. Господи, милостивый боже, это было хуже, чем в немецкой сауне, где все ходят в чем мать родила. Они тут в этой коммуне все без трусов, что ли? Сейчас я по иному взглянула на все те подозрительные пятна на подушках и мешках вместо сидений, теперь риск возгорания увеличился вдвое, потому что количество шерсти на квадратный дециметр в этой комнате с открытым пламенем от свечей и лампад увеличилось вдвое. Мне было интересно, смогу ли я пожертвовать своим вином из бокала, чтобы затушить горящий куст, – подумав, я решила, что вряд ли.
– Давай, Эллен, присоединяйся к освобождению! – крикнула мне Луиза.
– Спасибо, не обращайте на меня внимания, мне норм, – отнекивалась я. Я не раздеваюсь на людях. И не на людях тоже, я не из тех беззаботных простодушных, которые гуляют по дому нагишом и проветривают свое хозяйство. Я британка, у меня подавлена телесность, и мне нормально, и вообще это не ваше дело. К тому же, я опасалась, что, если я сейчас скину с себя всю одежду, кто-нибудь из этих баб умыкнет мое белье (черный бюстгальтер и подходящие черные трусы, не из одного комплекта, но тем не менее если не приглядываться, то можно принять за комплект).
Когда это хоррор-шоу закончилось и все сиськи были убраны с глаз долой, Луиза подошла ко мне и заключила меня в свои потные объятия.
– Спасибо, Эллен, что пришла, – с чувством произнесла Луиза, – у меня для тебя есть подарок.
Я сжалась. Давно известно, что подарки от Луизы все равно, что дары от данайцев, так что я внутренне была готова отказаться от всего, что она вздумает мне, так сказать, дарить. Она протянула мне тоненький буклет, на лице у нее светилась улыбка блаженства.
– Это экземпляр моей книги. В ней все стихи, что сегодня были прочитаны, и другие тоже. Я сделала там дарственную надпись, именную, и дату поставила, и подпись.
– О, Луиза, спасибо! – неплохо для подарка от Луизы, могло быть и хуже, как-то на мой день рождения она подарила мне список, в котором перечислила, как мне провести «детокс» моей жизни. – Очень тебе признательна!
Луиза смотрела на меня выжидательно. Вероятно, моя благодарность не была достаточно полной. Я попыталась снова.
– Я… эээ… ценю твой дар. Поставлю на самое видное место на книжной полке!
Луиза прокашлялась и продолжала значительно на меня смотреть.
– У меня никогда не было книги с автографом автора, да еще собственноручно подаренной. Я… эээ… обязательно прочту все стихи!
– С тебя двадцать евро, Эллен, – наконец сказала она.
– Что, прости?
– За книгу. Двадцать евро, пожалуйста.
– Но ты же сказала, что это подарок.
Луиза глубоко вздохнула и усмехнулась, глядя на меня с жалостью.
– Так и есть, Эллен. Мои слова – это дар всем женщинам. Слова – это дар, а книга стоит двадцать евро. Ты же не думаешь, Эллен, что я раздаю свои книги просто так? Мне же надо на что-то жить. И мне надо отбить все затраты, чтобы я и дальше могла нести свою благую весть миру. Художники не могут щедрой рукой раздавать свои произведения, это обесценивает их значение.
Много, ох как много мыслей пронеслось у меня в тот момент в голове. Живет бесплатно в доме, который куплен на мои деньги, дарит распечатанную на ксероксе брошюрку из шестнадцати страничек, прошитую суровой ниткой и цыганской иглой, а потом требует за это двадцать евро, даже не сомневаясь, что я ей заплачу за то, что мне нахер не всралось. Но тут другие женщины окружили меня плотным кольцом и мне стало страшно, что если я не выложу двадцатку, то они меня посадят на эти гадкие грязные мешки и будут допрашивать о моих чувствах и об источнике моей ярости (Что там допрашивать, источник моей ярости – Луиза, кому не понятно?), так что, прикинув, что отстегнуть двадцатку выйдет дешевле, чем провести еще хотя бы пару секунд в обществе этих мохнатых ледей, я согласилась и вынула деньги из кошелька.
В бижу шато меня уже ждал Саймон с налитым до краев бокалом вина, посмотрев на мое лицо, он только участливо спросил: «Неужели все так плохо?»
Я молча кивнула.
– Сиги есть? – слабым голосом спросила я. Саймон неуверенно замялся – мы оба бросали курить, но в моменты душевного беспокойства опять принимались за старое. Просто удивительно, что такие душевные потрясения совпадают по времени и месту со встречами с его сестрой.
– Может быть, я и купил пачку Gauloises, когда ходил в деревню сегодня днем, – признался он. – Но это ты виновата, ты бросила меня одного со всеми детьми, а еще мне предстоит провести с детьми остаток недели, когда ты отчалишь в свой офис на работу, а я опять останусь один на один с этими монстрами. Не удивительно, что я уже стрессую и хочу курить!
– Я тебе что-нибудь осуждающего сказала? Дай сигу! Мне нужно свою душу омыть вином и окурить никотином. Лучше я буду вонять Gauloises, чем – тут я понюхала свою водолазку – пачулями и еще какой-то херней. «Все эти дети» – это твои племянники и племянницы, а уж за своими детками тебе сам бог велел смотреть. Твоя мама тебе поможет, не переживай. Она мне раз шесть повторила, каким «уставшим» выглядит ее сын, и на меня бочку катит, что это я тебя так «утомила», потому что работаю целый день.
По звукам, которые издал Саймон, нельзя было понять, что он имел в виду, но сигареты мне он отдал, мы спрятались на летней террасе, и я поведала ему, что видели мои глаза и слышали мои уши сегодняшним вечером, от подробностей его стало мутить.
– Ептыть! Она там совсем рехнулась?
Я заверила его, что Луиза бесповоротно поехала кукухой, потому что на прощание она крикнула мне вслед, что на завтра у нее запланирован семинар по мастурбации, и она думает, что мне это поможет, так как, на ее взгляд, йони у меня закупорилась. Я вежливо отказалась, да и у других женщин, включая Джипси, были другие планы на это время.
– Слава тебе яйца! – воскликнул Саймон. – Мне даже представить себе противно, что моя жена с моей сестрой терлись о земную ось.
А еще говорят, что романтиков больше нет.
Суббота, 18 февраля
Ура! Ура! Ура! Сегодня помощница приехала! Она француженка, звать Джульетта, что странно и немного разочаровывает, я ожидала увидеть какую-нибудь Мари-Клэр, которая habite en La Rochelle, как в школьном учебнике по французскому языку. Но она не habite en La Rochelle, она у нас habite en Limoges. Про Лимож я ничего не знаю, кроме лиможского фарфора, а вот про Ла Рошель знаю много чего из школьного учебника.
Джульетта очень тихая и не выходит из своей комнаты все то время, что находится здесь, несколько часов, и все же. У меня начинается паника, что же мне с ней делать? В инструкции от агентства говорится, что помощница может делать «легкую работу по дому». Что считается «легкой» работой? Пыль протирать? Пылесосить – это легкая работа? Пылесос у меня тяжелый. Может, придется купить новый, облегченный пылесос? И потом, как быть с вином? Если мы с мужем налили себе по бокалу, надо ли ей предлагать? В смысле, что она ведь француженка, они там это вино хлещут вместо воды, и, наверное, она дома хлопья для завтрака вином заливала (а может и не хлопья, скорее всего, у нее на завтрак были круассаны и шоколатины), но я бы не хотела ее обидеть. И можно ли вообще пить при помощнице? Я НЕ ЗНАЮ! И как мне дать ей знать, что нужно сделать по дому, просто оставлять ей список «легкой работы» или же это будет грубостью? Или пусть она сама решает, что надо сделать?
Она также не очень старается помочь мне в изучении французского языка, я как-то спросила ее а не voudrais ли она allezing вечером à la discothèque, на что она аж вся перекосилась и попросила меня говорить с ней по-английски, потому что ей хотелось бы подтянуть свой язык, пока она у нас. Поскольку говорит она по-английски вполне себе бегло, я так думаю, что это мой diabolique французский акцент ее расстроил. Или она испугалась, что я захочу allez à la discothéque с ней вместе.
Сегодня вся наша семейка пыталась изображать из себя супердружную семью, притворяться, что мы нормальные и вменяемые люди, которые, конечно же, проводят субботу все вместе за настольными играми и пением песен (в настольную игру согласились играть со скрипом, пение песен было встречено в штыки). На Джульетту это не произвело впечатления, и она, кажется, нам не поверила.
Но я очень надеюсь, что с помощницей жизнь у нас пойдет по-другому. Джульетта будет забирать детей из школы каждый день, у нас с Саймоном прекратится эта чехарда с дежурствами, когда мы бьемся с ним, что это не его дежурство и что его работа важнее моей, так что иди сама забирай своих детей с продленки. Мы с ним успокоимся, придем в себя, не будем доказывать друг другу, кто больше работает, и, аллилуйя, Джульетта будет вечерами присматривать за детьми, а мы с мужем сможем после работы даже пойти куда-нибудь вместе, и наши чувства вспыхнут с новой силой, и мы вспомним, что любим друг друга, и все будет романтично и просто волшебно!
Единственное, что сказал Саймон по поводу Джульетты, так это то, что она «очень французская».
Среда, 22 февраля
Джульетта – чудо! Я обожаю Джульетту! Я никогда ее никуда не отпущу! Она готовит на завтрак детям какую-то странную французскую бурду с овощами, и они это едят! Оказывается, Питер способен пользоваться ножом и вилкой, после того как Джульетта сделала ему замечание, что есть руками это некультурно и что она не одобряет такое нецивилизованное поведение. Наш бедный мальчик влюблен по уши в Джульетту, этого было достаточно, чтобы превратить его из дикаря, который загребает в рот еду руками, в воспитанного денди, что пользуется столовыми приборами. У меня годы ушли на то, что убедить Питера соблюдать хоть какие-то приличия за столом, не сидеть в позе гонщика со скрюченной спиной и пригнутой к столу головой, не поглощать еду прямо с тарелки, используя вилку только как лопату для сгребания остатков еды себе в рот. Он даже перестал портить воздух и задавать тупой вопрос «угадай, чем воняет?»
А Джейн! Джейн возвела Джульетту на пьедестал крутости, и поскольку Джульетта хочет стать юристом, то и Джейн решила стать юристом, а не каким-то там инстаграм-инфлюенсером. Джульетта считает, что инстаграм только для развлечения, так, посмотреть прикольные фотки, но никак не надежная и престижная карьера, и Джейн, та самая Джейн, которая несколько месяцев назад билась в истерике, потому что я не даю ей жить и не разрешаю заводить аккаунт в инстаграме, глубокомысленно кивает головой и беспрекословно соглашается с Джульеттой.
У нас с Саймоном установлен мировой рекорд, за последние три дня мы ни разу с ним не поссорились и даже вместе посмотрели передачу по телевизору (Джульетта тоже смотрела, так что все было очень прилично, без всяких скабрезностей).
«Легкая работа по дому» оказалась проблематичной, я не видела, чтобы Джульетта хоть что-нибудь делала по дому – это ниже ее достоинства, так что я разбираю посуду из посудомойки сама, когда возвращаюсь вечером с работы, – но, если честно, это такая малость, что не сравнится со всем тем ассортиментом превосходных изменений, которые она внесла в нашу жизнь. Правда, до того как она приступила к своим обязанностям, она сказала, что будет уезжать домой на время школьных каникул, но это не такая уж неразрешимая проблема, потому что я уже позаботилась об этом задолго до того, как Джульетта вошла в нашу жизнь и убедила моих детей есть чечевицу (ЧЕЧЕВИЦУ! Повторяю, мои дети едят ЧЕЧЕВИЦУ! И еще приговаривают, что она им нравится!), я уже взяла недельный отпуск на работе, а Саймона попросила взять отпуск на вторую неделю, так что у нас есть план Б, и пускай дети опять скатятся в свой привычный фастфудовский цинготный ад без овощей и чечевицы.