Глава 17
ПРИЗНАНИЕ
Проснулся под тремя одеялами. Когда их принесли? И кто? Сапоги тоже сняты — не помню, стащил их сам или помогли. Только сабля там, где ее оставил, — около стены на моей кушетке.
Я лежал в полной темноте. В нашей каюте с глухими стенками неоткуда взяться свету, если дверь заперта, а фонаря нет. Темно, но почему-то уверен, что сейчас позднее утро или полдень. Давно так не спал. Чтоб всласть, чтоб никто не будил, да почти в настоящей постели и в тишине. Рядом нет даже чужого дыхания. Я один? Остальные уже поднялись?
— Бран! Велдон!
Никто не ответил. Нащупав сапоги, натянул их на ноги. Пристегнул к ремню на поясе саблю и выбрался из нашей необыкновенно роскошной каюты. В коридоре, куда выходили двери еще трех других кают, было светло. В задней части юта, кормовой надстройки, в двухстворчатое оконце падал солнечный свет.
За дверью напротив слышны голоса. Осклабившись, я выругался про себя. Голос Даон ди Регель, она там, за хлипкой дверью, что легко вышибается даже запертая на замок. Схватившись за саблю, я сделал шаг к каюте маркизы, чтобы…
Чтобы что? Расправиться с сиятельной прямо здесь? Нет! Я покачал головой. Неразумно! Надо обождать, доплыть до Ревентоля и к тому времени уже знать, как поступить.
— Убью… — Я с ненавистью посмотрел на дверь каюты.
Покончу с маркизой, но оружие марать об нее не стану. Стянув перчатку с левой руки, сжал в кулак покрытые змеиными чешуйками пальцы с черными звериными когтями. Задушу ее или сломаю шею вот этой самой рукой!
Неожиданно дверь в каюту открылась, выпустив служанку, которая несла ночной горшок. Заморгав, она испуганно посмотрела на меня.
— Сударь, простите, — пролепетала девица, опустив взор.
— Иди. Я ничего не видел.
— Спасибо.
Девушка выпорхнула из юта. Наверное, ни жива ни мертва. Нет, она не заметила руку чудовища, я успел спрятать ее за спину. Служанка поймала мой взгляд. Я увидел ночной горшок ее госпожи, а это почти преступление, в котором обвинят девушку. Вздор, но благородные не любят, когда кто-то равный им видит их ночные горшки. Мы тоже господа, раз поселились не на нижней палубе, а в каюте.
Только каюта маркизы ничуть не походила на нашу конуру на троих. У Даон ди Регель она просторная, с двумя такими же оконцами, как в коридоре. Я заметил большую кровать, комод и шкаф. Саму маркизу тоже увидел. Она сидела спиной к двери в накинутом халате перед зеркалом на трельяже. Еще одна служанка расчесывала маркизе волосы.
Надев на руку перчатку, я усмехнулся. Маркиза, скорей всего, тоже заметила меня, а раз так, то девушке с ночным горшком обязательно попадет. Назвал бы ее беднягой, не будь и она приспешницей Низверженного.
Я успокоился, ненависть внутри меня остыла. Увидев маркизу, почувствовал, что остываю. Словно убедился, что сиятельная, которую намеревался прикончить, не исчезла с корабля и, значит, ее время придет.
— Живи пока, — чуть слышно пробормотал я.
Нет, остыл не окончательно. Да черт с ней, с сиятельной! Тихо выругавшись, я покинул ют. Грудь наполнилась чистым свежим воздухом. Я закрыл глаза, делая глубокие вдохи. Свежесть сырого воздуха пьянила. Вокруг десятки приспешников Низверженного, но я ощущал себя свободным, оставленным наедине с собственной судьбой.
Обманчивое впечатление, но какое же оно приятное!
Нет ни погони, ни чудовищ. Никто не пытается убить или растерзать меня. Магия высшего вампира даровала покой, который продлится, пока не сойдем на берег. Надо пойти сказать, что ли, спасибо Ирменгрет, но не прямо сейчас.
Я открыл глаза. Флейт шел по широким водам Тарты. До берега справа и слева по несколько больших лиг, и кажется, что мы в открытом море. Видно оба берега, но все одно чувствуешь себя посреди морских волн, а не на реке.
Тихо на корабле, только скрипят над головой снасти. Ветер наполняет паруса, и «Благословенная на волнах» идет на восток. В небе чайки. На верхней палубе копошатся два матроса, еще несколько на мачтах — возятся с такелажем. Кто-то перекрикивается. На носу замерла фигура инквизитора. Стоит, смотрит вперед.
Туда, где белеют паруса двух кораблей. Далеко до них, и не разобрать, что за суда. А что выше по течению? Подойдя к фальшборту, я заглянул за ют. Позади русло реки выворачивало с севера, тоже на приличном расстоянии от нашего флейта, и там тоже парус.
— Мы думали, что на Тарте больше нет кораблей, — произнес Томас Велдон. Он направился ко мне, когда заметил, что я показался на палубе. Монах был в привычном капюшоне, скрывавшем изуродованную черной магией половину лица.
— Кто «мы»?
— Мы все, — молвил инквизитор. — Все, кто не служит Низверженному. Как же такое удалось сохранить в тайне?
Я поведал об огромном лагере под Черным городом. Качая головой, словно не веря мне, монах слушал и о самом городе приспешников Возвратившегося бога. Только Велдон сам видел его стены и понимал, что они возведены отнюдь не вокруг замка, из которого удалось вытащить его, Лилит и Алису.
Продолжив, я рассказал про сохранившееся царство эльфов, где мы должны были укрыться после Черного замка. Но стрела Крика остановила меня, я умер, а Томас Велдон узрел, как Лилит и Алиса вновь покорились силе Низверженного. Вместе с ним и его присными дочь монаха и моя любовь вернулись в полуразрушенный Черный замок внутри Черного города, о которых не подозревают в остальном Орноре. Кроме тех, кто предался Возвратившемуся богу. Тех, чья служба и само существование логова Низверженного держатся втайне.
— В тайне? — задумчиво произнес инквизитор. — Да, в тайне. Восточное море, куда впадает Тарта, под крепким контролем Герии.
— Потому что после исчезновения эльфийских лесов и разрушения торговли с перворожденными оно никому не нужно. Нет больше морских маршрутов к северо-востоку от Герии.
— Все так, — сказал монах. — Дальше только берега Долгого хребта, совершенно непригодные для проживания, а выше к северу начинается Запустение.
— Еще севернее никому не нужная Тарта.
— Ты забыл про Скалистые острова, — добавил Велдон, — к востоку от материка. Они тоже пустые и безжизненные.
— С этим утверждением я бы не торопился. После всех открытий чудных.
— Язвишь? — Велдон вздохнул. — Но ты прав. Кто бы мог подумать, что Запустение отнюдь не мертво, что в его сердце рождается новая страшная сила…
— Для которой по Тарте идут и идут корабли.
Во взоре инквизитора появился огонь. Он обернулся, чтобы увидеть два корабля на встречном курсе.
— В Герии кто-то прикрывает возрожденный путь к Тарте. Кто-то очень могущественный при королевском дворе. Боюсь, что Герия пала в длань Низверженного.
— Целое королевство? Трудно поверить.
— Но как тогда объяснить, что никто не ведает, где в конечном итоге швартуются суда, идущие на восток?
— Можно объяснить, — я почесал подборок, — если идти к Тарте, огибая Скалистые острова.
— Ты глупец, Гард. — Монах был снова прежним, он не церемонился с чужими чувствами и самомнением. — Там тоже ходят военные корабли герийцев. Намного меньше, чем в Восточном море, но прорву кораблей к приспешникам Низверженного все одно приметят рано или поздно.
— Верно. — Я не стал дуться на инквизитора. Скорей даже рад был услышать знакомые нотки в его голосе. — В Семиградье у Возвратившегося бога тоже есть союзники. Если идти в Запустение с западного или южного берега, то обязательно зайдешь в один из портов Семи городов.
Томас Велдон опустил голову. Как обреченный, как сдавшийся. Заговорил он после минутного молчания:
— Порой мне кажется, что в сетях Низверженного весь мир.
Монах поднял голову. Он не сдался. Взор левого ока, что принадлежал Велдону, был устремлен в будущее, а голос не был поникшим.
— Но это не так! — с жаром воскликнул он. — Иначе он не таился бы в Запустении!
— Тише! — зашипел я. — Услышат. Ты забыл, на каком мы корабле?
Томас Велдон обжег меня взором, но продолжил, понизив тон.
— Не забыл, Гард. А если и забыл бы, — молвил он, — то Ирменгрет напомнила, когда ты почивал на лавке.
— Каким образом? — Я помрачнел.
— Мы были у капитана, — сказал Велдон. — Я, Бран и вампир. Позвали нас пред его светлые очи, а про тебя забыли.
— Что капитан?
— Такой же приспешник Низверженного, как остальные. Только чары Ирмы подействовали на него не сразу, — рассказывал монах. — С нами были Башка и тот молодой врач Рене Зилль. Капитан сперва требовал спустить нас за борт. Даже когда Ирменгрет присела перед ним в реверансе.
— И как офицеры отреагировали?
— Застыли истуканами с выпученными глазами, пока капитан разносил их!
Странно это. Я удивился:
— Не слышал ничего, а спал-то в соседней каюте.
— Капитан не только ногу поломал, он вчера еще и голос посадил, — произнес Велдон. — Но магия вампира его не брала. Наш врач потом сказал, что капитан не в себе от боли в ноге и хвори.
Инквизитор покачал головой.
— Все дело в роме, которым он залил себе все нутро и мозги, — продолжил инквизитор. — Однако Ирма все же околдовала.
— Каким образом?
— Укусила в шею, — ответил монах, — и капитан стал шелковым. С таким же бараньим взглядом, как у остальных. — Лик церковника ожесточился. — А я стоял и ничего не предпринимал. Спокойно наблюдал, как толика еще одной человеческой души испита вампиром.
— Не начинай, Велдон, — я устало вздохнул, — они враги тебе и твоим богам.
— Враги, — согласился монах и задумчиво посмотрел в сторону берега, — но они люди.
— Мы тоже люди, с которых они с преогромным удовольствием сдерут шкуру да бросят освежеванные тушки за борт. На корм рыбам.
Монах вздрогнул и отвел взгляд от берега.
— На сей раз ты прав. Истинно и абсолютно, — сказал он. — Союз с вампиром есть наша сила и одновременно слабость. Его нельзя оправдать, и души наши продолжают грехопадение.
— Прокляты наши души? — Я произнес фразу, которой монах часто оканчивает нравоучения.
Инквизитор кивнул.
— Лучше скажи, где они?
— Предвестник и вампир?
— Они самые. Кто ж еще?
— Бран играет в кости с матросами на нижней палубе, — ответил инквизитор, — а Ирма у себя.
— Я к ней.
— Постой! — Велдон схватил меня за рукав камзола. — Что будем делать, как прибудем в Ревентоль?
— Искать Алису и Лилит. — Я не понимал, почему монах спрашивает об этом. Мы давно условились, что найдем и освободим их.
— С этим ясно. Но найдем, и что дальше?
— Что-то в толк не возьму…
— Ты невыносим, Гард! — вспылил монах. — Они свободны от власти Низверженного, лишь когда ты рядом. Я помню, как изменились Алиса и Лилит, когда ты умер. Ты всегда будешь рядом с ними? Всегда?
— К чему ты клонишь?
Я облокотился о фальшборт, чтоб продолжить разговор. Хвала небесам! Черная магия вампира избавила нас от чужих ушей. Для команды «Благословенной на волнах» и пассажиров флейта наше существование проходит мимо. Нас не замечают, если не напомнить о себе. Про нас быстро забывают. Нас не видят и не слышат. Ирменгрет и Брана тоже нет рядом. Никто нас не подслушает.
Но если сам дьявол рядом? Незримый? Кровь и песок! Раз так, то пусть узнает! Я не могу вечно молчать! Томас Велдон — единственный, кто поймет меня, а я его. Мы можем говорить начистоту, и пусть только мир будет свидетелем наших бесед. Да еще боги, что схватились за этот мир, коль им нужна наша беседа. Здесь мы бессильны. Но нам нужно поговорить.
— Мы должны уничтожить Низверженного… — Велдон все ж заговорил шепотом. — А до тех пор ты не восстанешь против дьявола! Ты не станешь обманывать его и молить Бога Отца и Бога Сына о надежде на Спасение и Прощение.
— Святой отец, — я по-настоящему опешил. Забыл, что монах просил не вспоминать его сан, — ты ведаешь, что произносят твои уста? Тебя ли я слышу?
— Меня, Гард, — тихо зарычал инквизитор. — Ныне мне нет прощения и тебе тоже. Но ты должен понимать, что без могучей силы нам с Возвратившимся богом не справиться.
— Бог Отец и Бог Сын… — начал я, но мысль свою не закончил.
Велдон перебил меня.
— Они далеко, — с жаром шептал монах; прежде он был столь же истовым, когда говорил о вере, а сейчас святотатствовал, — но дьявол гораздо ближе. С его помощью мы одолеем Низверженного.
— Почему ты так думаешь?
— Орнор знал разных богов, а первородная тьма, рекомая ныне Люцифером, вечна в нашем мире.
— Не от веры ли отрекаешься, Велдон?
— Замолчи, безумец! Ни слова больше о моей вере! Она со мной навсегда! Мы будем молиться о Спасении и Прощении. Молись и ты, хоть сейчас! Забудь слова, что нельзя тебе молиться. Молись!
Велдон перевел дух. Он тяжело дышал и взмок, хотя на палубе прохладно. По левой скуле инквизитора бежала капля пота.
— Молись кому хочешь, Николас, и я… Я буду молиться и за тебя тоже. Но ты не отречешься от сделки с дьяволом. Ты будешь служить ему!
Взор монаха пронзил меня насквозь. Как в прежние дни, но в прошлом такой взгляд обвинял в неискренности, в слабости и непрочности моей веры. В сей миг Велдон толкал к совершенно иному.
— Служи ему, — едва слышно произнес Велдон, — а я буду рядом. Вместе с тобой.
— И вместе с сатаной…
— Да! — закричал монах.
Я оглянулся. Нас не услышали. Никто из моряков, которые были на палубе или на мачтах, не смотрел в нашу сторону. Но что с Велдоном? Он обхватил себя руками и согнулся в пополам. В горле монаха что-то забулькало. Естество, плоть инквизитора противилась исторгнутому языком. Сейчас его будет рвать!
— За борт! — Я схватил Велдона и помог свеситься к воде.
Однако монах оказался сильней бренной плоти. Он совладал с собой.
— Я в порядке, — сказал инквизитор.
Он выпрямился и посмотрел на меня мутным взором.
— Гард, — вновь зашептал монах; он, как безумец, то кричит, то переходит на шепот, в его левом глазу отражалось сумасшествие, — мы спасем мир, и в том спасение наших проклятых душ!
— Спасем? От чего?
— От Низверженного! О, Николас! Избавим Орнор от возращения первого забытого бога и его присных. Этим мы обманем дьявола! Избавление мира от Низверженного покроет наши грехи! Даже твои! Мы обретем Спасение и Прощение! Мы будем молиться, и величина нашего деяния не позволит Богу Отцу и Богу Сыну отвернуться от наших воззваний.
— Ты кое-что забыл, монах, — хрипло произнес я. — Страшно не только пришествие Низверженного и явление в мир дьявола во плоти. Я призвал всадников апокалипсиса. Начались последние дни!
— И что? — с пылом возразил монах. Совсем неожиданно для меня. Не думал я, что конец времен будет не важен для Томаса Велдона. — Апокалипсис ничего не меняет для нас. Небо не обрушилось на землю, когда мы узрели предвестников в вышине! Да и ты тоже забыл кое о чем! Один из них рядом! Война с нами!
— Он как обычный человек… — неуверенно сказал я.
— Вот видишь! — напирал Велдон. — Обычный человек, и не собирается меняться, а посему конец времен не наступит завтра. Быть может, нашего века хватит, чтоб не заметить признаков апокалипсиса.
— Моего хватит. — Я прибавил к сказанному пару крепких слов. — Я связан с дьяволом навеки. Я, считай, бессмертен.
На миг Велдон отпрянул, но почти сразу продолжил. Мое признание не смутило монаха.
— Все одно! Никто не ведает, сколь долго продлится конец времен. Верь мне! Нет ничего подобного в священных текстах. Говорю тебе сие как инквизитор!
— Вряд ли Матерь Церковь примет тебя назад. — Я не смог удержаться.
Левое око Велдона сверкнуло, в нем появился гнев, однако монах сдержал себя.
— Это не важно!
Я вновь удивился. Томас Велдон продолжал говорить немыслимое для того, каким я знал его.
— Важно другое, Николас. Важно то, что предвестник подле нас, и мы увидим, когда он станет другим.
— Что тогда?
— Тогда мы поймем, что конец Орнора близок. Но ты же помнишь, что сказал… дьявол…
Велдон буквально прошипел последнее слово. Разумом он толкал себя и меня к союзу с первородной тьмой, но душа противилась.
— Что же он сказал?
— Предначертанное изменилось. Никто не знает, что должно теперь произойти, — произнес монах. — Я запомнил сказанное им! Слово в слово! Кто знает…
Монах закрыл око и схватился за сердце.
— Больно в груди, — вдруг молвил он. — Но я закончу. Быть может, мы изменим предначертанное! Война должен быть рядом!
Мы замолчали, подавленные сказанным и услышанным.
— А Ирма?
— Она исчадие ада. — Велдон стал спокоен. — Но ад внутри нас. Убеди ее остаться с нами. Она сильна и тоже поможет нам.
— Не верю собственным ушам.
— Я тоже, — обронил Велдон. Монах побрел на нос корабля, где я впервые увидел его этим утром.
Нужно осмыслить то, что произошло сейчас. Нам обоим. Видно, как инквизитор с головой ушел в собственные мысли. А я? Я вдруг вспомнил, что ночью мы не закончили разговор о Даон ди Регель. Только в эту минуту он казался не столь уж важным… Но лишь на одно краткое мгновение.
Я сжал рукоять бракемарта. Даон ди Регель… Как быстро личное становится дороже целого мира! Внутри вновь рождаются самые черные мысли.
— Сударь, — из юта появилась служанка маркизы, она искала меня, — госпожа просит вас к себе.
Госпожа? Ирма назвалась на корабле госпожой, но маркиза тоже госпожа. Кто зовет меня? Ирменгрет или сиятельная, которую хочу убить?
