Глава 16
РАЗГОВОР
Война схватил меня за локоть.
— Спокойно!.. — прошипел Бран. — Она же сказала, чтоб не дергались!
Я процедил проклятие. В общем-то плевать на высокородную даму, которая подставила шею для вампира. Но я и подумать не мог, как спокойно на это будут взирать все, кто был на палубе!
Будто нет ничего необычного, а ведь на наших глазах творится страшное. Пусть вампир и пьет кровь у приспешницы Низверженного, которая мне враг, потому что вверила свою судьбу злой и враждебной силе, но она тоже человек. Околдованная, она отдавала кровь и, если верить Матери Церкви, толику бессмертной души.
Я оглянулся, дабы еще раз увериться, что никто не видит в жутком действе ничего особенного. Все спокойны. Люди как куклы, только я, предвестник и монах остаются прежними.
Велдон глубже натянул капюшон и отвернулся. Долгие годы он боролся с нечистью, а сейчас лишь отводит взгляд — новая сделка с совестью, коих слишком много за последние дни.
Подул сильный порыв ветра, и его тоже не заметили приспешники Возвратившегося бога. Одурманенные колдовством… Магия высшего вампира невероятно сильна! Стоит задуматься, творила ли Ирма нечто подобное в отношении нас, когда шли по проклятому лесу? Во взоре Войны читался тот же вопрос. Впрочем, он мотнул головой. Не думает Бран, что вампир проворачивала с нами такое же.
А я? Какие мысли у меня? Я помню каждое мгновение после возрождения и все время был самим собой.
— Вы очень добры. — Ирменгрет отступила от немолодой женщины и обернулась.
Казалось, что вампирша ищет мой взгляд. Палуба хорошо освещена фонарями, однако ночь все же не день — много теней и мало света. Но я увидел ее улыбку, окровавленные губы и клыки.
Дама поправила ворот ночной рубашки, словно не было ничего, что достойно внимания.
— Маркиза Даон ди Регель к вашим услугам, — произнесла она и присела в реверансе.
Даон ди Регель!
Небеса рухнули наземь и мир содрогнулся, затрясся! Для меня одного! Внутри меня звучало, повторяясь вновь и вновь, имя немолодой женщины. Даон ди Регель! Высшая сиятельная в Тиме при папском престоле. Хозяйка моей возлюбленной! Алиса — кинжал этой маркизы.
— Ополоумел!
Бран обхватил меня руками, а я снова видел палубу торгового корабля, моих товарищей, дюжину моряков с судовым врачом и даму со служанками. Мой бракемарт был обнажен. Острие сабли смотрит вниз, а лезвие охотничьего ножа замерло у пояса.
Я тяжело дышал и, наверное, был бледен. Но снова в трезвом уме. Покосившись на приспешников Низверженного, обнаружил, что никто не смотрит на меня — их взоры прикованы только к Ирме. Сама же вампирша была до крайности изумлена, как и Томас Велдон, что таращился на меня левым оком.
Ни с того ни с сего Николас Гард взялся за оружие и почти ринулся в бой, да Бран вовремя бросился на меня.
— С ума сошел!
— Я в порядке. Отпусти!
— Саблю в ножны!
— Да отпусти ты! — Я спрятал бракемарт, затем убрал нож.
Ирма, которая наблюдала за мной и Браном, вновь обратила свое внимание к маркизе. Взяв приспешницу Низверженного под руку, она и Даон ди Регель неспешно направились к каюте маркизы. Служанки засеменили следом. Матросы и судовой врач завороженно смотрели на Ирменгрет.
— Что на тебя нашло? — Велдон, который был уже здесь, попытался приподнять мне левое веко. Монах вспомнил свои лекарские умения.
Я дернулся, чтоб помешать инквизитору.
— Скажу, — во мне появилась злость, — только пусть Бран уберет руки.
Томас Велдон задумался на миг и кивнул, соглашаясь, что меня можно освободить:
— Думаю, он полностью пришел в себя. Отпусти его.
— Как скажешь, святой отец.
Монах поморщился, а предвестник избавил меня от железной хватки.
— Тоже хотел бы знать, — сказал он, — отчего ты взбесился.
— Отойдем в сторонку. — Я покосился на моряков.
Матросы и Рене Зилль по-прежнему не реагировали ни на меня, ни на Велдона или Брана, а мы только что разыграли знатное представление. Оголенное оружие, ругань и схвативший меня предвестник. Если снести маркизе голову, они также не найдут в этом поступке ничего странного и необычного?
Но что говорить Томасу Велдону и Войне? Проклятый пепел! Выкладывать все начистоту? К счастью, я не успел начать рассказ.
— А-а-а! Вот они! — Обладатель пропитого и прокуренного голоса поднялся на верхнюю палубу. С большим выпирающим животом, огромными бакенбардами и совершенно лысый. Верхняя часть головы облаченного в удлиненный и теплый кафтан человека напоминала пушечное ядро. Он здорово хромал на левую ногу. Пока еще дойдет до нас…
— Боцман «Благословенной на волнах», — произнес врач, покуда другой офицер ковылял к нам. — Башкой зовут, а по-другому никак.
Я решил, что боцман тоже из пиратов — средь них немало тех, кто отказывается от имени, как от своей прошлой жизни. Интересно, кроме врача, в команде есть кто-нибудь не из флибустьеров?
— Никто не знает его настоящего имени. По крайней мере мне не признаются. — Рене Зилль вздохнул. — Хочу вас предупредить, что на любые расспросы на сей счет Башка сразу бьет по лицу. Даже благородных!
— Даже благородных? — Бран присвистнул и с насмешкой во взоре покосился на корабельного врача.
— Именно так, — со всей серьезностью заявил медик и непроизвольно коснулся щеки.
Все матросы, которые ходили в шлюпке к берегу, уже на корабле. Кто-то из них убрался на нижнюю палубу, а остальные начали поднимать лодку. С носа корабля слышно, как потянули из воды якорь.
— Доброй вам ночи, господа. — Боцман доковылял до нас. Говорил он хриплым, будто простуженным голосом, только сипел не по болезни, а из-за табака и рома. — А вы господа? Точно господа или прикидываетесь?
Странный вопрос. Мы переглянулись, соображая, что сказать. Однако боцман сам ответил за нас:
— Вижу, что господа. Тогда вам в каюту возле маркизы. Сейчас вас проведут.
— Скажи, чтоб пожрать принесли, — Бран вспомнил о пустых желудках, — и выпивку тоже!
— Вижу, что вы обстоятельный человек, — засмеялся, тряся животом Башка, — заходите с главного. Но сразу скажу, девочек у нас нет.
Боцман и Бран сочли замечание про девиц удачным, и теперь смеялись оба. Когда веселье утихло, Башка подозвал одного матроса и велел проводить троих господ в их каюту. Я все ждал разговора про деньги, но про них не вспоминали. Магия высшего вампира воздействовала на экипаж корабля воистину волшебным образом.
— Это ваше. — Боцман протянул предвестнику ключ от нашей каюты.
— Спасибо, — поблагодарил Бран и отчего-то поинтересовался: — Не боитесь ночью идти?
— Чего бояться-то? Тарта широка и глубока, берег отлично виден, да и идем на малых парусах. Масла для фонарей тоже достаточно. Не переживайте, милейший. Спокойно выйдем из реки. Не впервой уж.
— А куда направляемся?
— В Тиму через Ревентоль.
Я против воли довольно ухмыльнулся. Ревентоль! То, что нужно!
— Идем. — Томас Велдон дернул меня за рукав камзола. — Я тоже слышал, куда идет корабль. Наконец-то удача благоволит нам.
Три каюты для состоятельных пассажиров размещались на корме торгового судна. В надстройке над верхней палубой царила суета. Служанки перетаскивали вещи из прежней каюты маркизы ди Регель в новую. Наша как раз располагалась напротив ее новых покоев, а сбоку за деревянной перегородкой — каюта капитана. Оттуда раздавался громкий храп.
— Кровь и песок!.. — едва слышно произнес я.
Хозяйка моей возлюбленной рядом. Если покончу с Даон ди Регель, поможет ли это Алисе? Не знаю. Но что делать? Как поступить? Я взглянул на сумрачного Томаса Велдона. Память Неакра должна ответить на вопрос, что случится, если оборвать связь убийцы-кинжала и сиятельной.
Скрипнула дверь. Бран открыл нашу каюту — три глухие стены с кушетками вдоль них и столом с узкой столешницей посредине. Не сказать, что роскошное помещение. Матрос передал предвестнику фонарь и без охоты согласился с Браном, что нужно принести подушки и побольше одеял. Зимой в море надо как-то согреваться.
— Да жратву нам Башка пообещал, — подкинул напоследок Война.
— Все будет, — буркнул моряк, — сейчас мелкого растормошу, он все сделает. Хватит ему дрыхнуть, когда есть работа… — и удалился.
Я отстегнул саблю от ремня, бросив бракемарт на дальнюю кушетку, и снял плащ. В голове — самые черные мысли. Поговорить бы с Велдоном наедине и без спешки… Такая возможность еще представится. Морской переход до Ревентоля — дело нескорое, а Даон ди Регель с корабля никуда не денется.
Добравшись до кушетки, отодвинул саблю к стене и свернул плащ, чтоб кинуть его под голову. Лягу прямо сейчас, не дожидаясь, когда разбудят юнгу и он принесет постельное. Я завалился на кушетку в чем был, даже сапоги не снял. Правда, свесил ноги с кровати, чтобы не запачкать матрас.
Усталость враз накинулась на меня. Глаза закрылись сами собой, и я бы заснул, но Велдон позвал меня:
— Гард.
Я повернул голову и с большой неохотой открыл глаза. Монах устроился на кушетке слева от входа в каюту, а Бран вышел, закрыв за собой дверь. Фонарь, оставленный предвестником на столе, горел теплым неярким светом.
— На этом корабле Гарда нет, — сказал я.
— Вот как? — Велдон откинул капюшон, явив око Неакра и изуродованную половину лица. — Кто же предо мной?
— Ричард Тейвил.
Я удивил инквизитора. По-настоящему удивил.
— Почему ты назвался этим именем?
— Чтоб не забыть. — Я был честен.
Монах вздохнул и покачал головой. Он смотрел куда-то в сторону.
— Мы потом поговорим о бароне. Признаюсь тебе, я думал о нем, но совсем немного, что непростительно.
Инквизитор замолк на мгновение и постарался поймать мой взгляд. Я не стал его отводить, хоть мерзко и неприятно видеть око безумного колдуна.
— Если мы поможем ему, — заговорил Томас Велдон, — то поможем и собственным душам.
— Ты прав. — Я сел на кушетку и, сложив на груди руки, откинулся на доски за спиной. Глаза закрылись сами собой, но я успел заметить гнев церковника.
— Гард! — прикрикнул он. — Ты перестал уважать меня!
— Не тебя. Вовсе не тебя, а твой возраст. Прости, если тебя это задевает.
Я говорил с инквизитором, не открывая глаз. Корабль мерно покачивало на волнах, это успокаивало душу, и чувствовалось, что блаженное небытие во сне уже рядом.
— Не знаю, отчего так, — продолжал я. — Может быть, перестал видеть в тебе грозного представителя Матери Церкви. Мы вместе, одним теперь повязаны. Не могу назвать тебя другом, но товарищем по несчастью — вполне. Наверное, поэтому с тобой на «ты».
Монах молчал, а мне было все равно, что с ним и собирается ли он отвечать. Я просто наслаждался тишиной.
— Называй меня как хочешь, — устало произнес Велдон, — главное — спасти Лилит и Алису. Но знай!..
В голосе монаха вдруг, как раньше, зазвучала сталь. Я открыл глаза и увидел прежнего инквизитора, непоколебимого в своей истовой вере и убежденного в собственной правоте.
— Знай, что Томас Велдон никогда не отвернется от Матери Церкви!
Теперь молчал я. Что ему ответить? В моей голове пустота… Но я спросил. Совершенно неожиданно для себя.
— Скажи мне… только без утайки… — Слова давались тяжело, и в горле вдруг пересохло. — Ты знаешь, кто я?.. Что я совершил и кого привел в наш мир?..
— Дважды. Ты сделал это дважды! — произнес Велдон, и сказанное им прозвучало, как приговор суда Вселенской инквизиции.
Но мне все равно. Что мне человеческий суд!
— Все так. — Я не спорил. — Дважды мной сотворено ужасное.
— Твои грехи невозможно оценить. Никто и никогда не совершал подобного.
— Не пугай меня, Велдон. Я уж не из пугливых. — Замолкнув, я подбирал нужные слова. — Ответь! Скажи мне! Остается у меня надежда на Спасение и Прощение? — Вскинув руку, я не позволил монаху ответить, потому что начал возражать сам себе: — Нет, не так! Надежда всегда есть! Я могу надеяться, никто и ничто не в силах отнять у меня надежду. Но могут ли простить Бог Отец и Бог Сын?
Я вдруг понял, что смотрю на Велдона снизу вверх. Монах вскочил, он обжигал взглядом, в котором безумства не меньше, чем в оке мертвого колдуна Неакра.
— Даже тебя могут простить!
— Но как обмануть дьявола? Как заполучить свою душу? Она принадлежит ему! Это правда!
— Не ведаю. — Инквизитор сел на кушетку. Взор его потух. — Кабы мне знать… Ты молись… В молитве найдешь многое и ответ на свой вопрос тоже.
Теперь тяжело было Велдону. А если он сам сомневается?
— Молись, Николас. Особенно когда больно и страшно.
— Больно… Страшно… — Я покачал головой и горестно вздохнул. — Что меня испугает? Мне не страшно ничего. Боль? И она проходит.
— Тогда чего пытаешь меня расспросами? — взъярился монах. Он вскинул голову и с неприкрытым гневом уставился на меня.
— Потому что нужна помощь! — Я тоже начал злиться. — Нужны ответы! Кто, если не ты, выслушает меня?
— Никто. — Негодования в голосе Велдона больше нет.
Монах сгорбил плечи и, опустив голову, натянул на нее капюшон. Его тоже терзает сомнение, и тоже нечем утешиться. Не к кому обратиться за советом либо с вопросом. Не у Николаса Гарда ведь спрашивать? Уверен, что в его глазах я был безбожником еще до сделки с Люцифером. А теперь?.. И подавно.
Теперь мы связаны одной целью, что крепче любых цепей. Мы должны освободить Алису и Лилит от длани Низверженного. Я преступил ради этого все возможное и невозможное, не сверну с намеченного пути и пойду дальше, и Томас Велдон идет рядом со мной. Он тоже свершил немалое. Непостижимое для инквизитора еще совсем недавно. Но где его предел?
— Велдон!
Монах замычал и замотал головой. Мы оба поняли, что я сейчас спрошу о сокровенном. О чем и думать-то нельзя.
— Если нужен будет выбор, пред которым оказался я…
— То что выберу я? — Монах говорил тихо, не поднимая взора. — Ради Лилит?
— Ради нее.
— То же, что и ты… — сдавленно произнес Томас Велдон.
— Дважды? — Откровение инквизитора потрясло меня. — Я дважды совершил запредельное.
— И я два раза пошел бы на это.
Монах посмотрел на меня. Я вздрогнул, узрев, что с левого глаза стекает слеза.
— Мысли что дела. — Велдон произнес строку из Священного Писания. — Грех в думах тяжелей грехов в делах наших. Ибо сокрыт от иных.
Признавшись, что поступил бы так же, как я, Томас Велдон только что поравнялся со мной в грехопадении. Для его истовой веры нет разницы, где свершилось тяжкое — в мыслях или на деле.
— Наши души прокляты, Гард.
Я слышал об этом уже не единожды, но сейчас это осознавалось особенно страшно.
— Ты спрашивал о Спасении и Прощении, и я ответил, что они возможны, — молвил инквизитор, перейдя на шепот. — Но ныне не ведаю о том, что сам говорил. Сомнения во мне! Понимаешь? Сомнения! О тебе и обо мне тоже!
— Мы должны обмануть дьявола!
— Должны, но как?
Теперь вопрошал инквизитор. Я молчал, так как ответа у меня нет, а все прочее, что сейчас будет сказано, не значит ничего. Велдон снова опустил голову. За затворенной дверью суета и голоса, а здесь только что обрушился мир. Слышно, как мерно, но громко бьется мое сердце. Казалось, его стук разносится далеко за пределами каюты. Признание Велдона оглушило, я потерял счет времени.
— Что случилось на верхней палубе?
Я как будто ослышался, но нет: монах опять смотрит на меня, только укрыл обезображенную половину лица капюшоном. Его взор и голос спокойны, но, может, так и надо, чтобы забыть терзавшие душу мысли. Однако мой ответ опять вернет к мрачным раздумьям.
— Даон ди Регель. Она сиятельная. — Мне снова непросто говорить. — Алиса Кайлер — ее кинжал!
— Что?! Ты уверен?
— Абсолютно. Я хочу убить ее!
— Убить? — Велдон задумался.
Я не сомневался, что Велдон обратился к воспоминаниям Неакра. Что будет с тенью, если оборвать ее связь с сиятельной?
— А-а-а! Не спите! Я так и знал!
В каюту ввалился донельзя довольный собой Бран. В свертке, который он разложил на столе, оказались желтый сыр, хлеб, чеснок и две бутылки вина.
— Пока здешнюю матросню не пнешь, они не почешутся! — заявил предвестник. — Но так везде! Прошу отужинать!
Настроение у Брана приподнятое, и сам он был голодный как волк. Накинулся на еду, будто не ел тысячу лет. Мне отчего-то есть не хотелось, как и Велдону. Скоро я завалился на кушетку и провалился в сон.
Разговор с Велдоном был отложен до утра.
