Новая публикация «Веселых ребят» — хороший повод, чтобы поразмышлять о том, как устроена память о Самиздате (авторское правописание — Ред.). Начну с признательности составителям за то, что они записали большую серию интервью, и расскажу об особом значении живой человеческой памяти для истории Самиздата. До Перестройки самиздатская активность стремилась ускользнуть от любых способов фиксации. Например, невозможно представить в обиходе самиздатчика что-то вроде библиотечного формуляра, куда вносятся имена читателей. Такие записи подтверждали несанкционированное распространение и грозили в лучшем случае неприятностями — а могли стать и уликами.

Обмен самиздатскими текстами строился на взаимном доверии. Возникала коллективная самооборона, техника безопасности, из-за которых «недреманное око» власти теряло зоркость. Техника безопасности предполагала сознательное сдерживание желания пройти по самиздатской цепочке, найти ее начало — источник, откуда пришел текст. Хороший самиздатчик не должен был засвечивать каналы распространения. Впрочем, по всем ветвям и цепочкам распространения Самиздата не смог бы пройти даже невероятно упрямый и неуместно любознательный. Кроме коллективной самообороны, тут помешала бы другая особенность Самиздата — децентрализованность. Крупные тематические ветви и множество цепочек, составлявших альтернативное информационное пространство, возникали спонтанно, независимо друг от друга, существовали автономно.

В наши дни все это, важное для выживания Самиздата, теперь создает трудности для ученых. Вот, например, последствия стремления избежать любой фиксации распространения. Даже в принципиально открытых общественных архивах материалы Самиздата обычно позволяют вычислить не больше двух звеньев цепочки — автора и хранителя. Всего лишь два звена, а людям с собственным самиздатским опытом хорошо известно, что, прежде чем лечь на архивную полку и музейную витрину, самиздатский текст двигался от человека к человеку, читался (нередко коллективно), размножался, пересказывался. Традиционное архивное и музейное описание пока не слишком ориентировано на то, чтобы воссоздать приключения и читательскую аудиторию конкретного экземпляра.

Конечно, существует большой пласт источников из государственных и ведомственных архивов. Для исторической реконструкции Самиздата особенно важны документы госбезопасности. Именно госбезопасность была «недреманным оком», следившим за самиздатчиками. Вот только в России архивные материалы структур КГБ, которые непосредственно следили за Самиздатом, все еще нельзя назвать в полной мере доступными для ученых. На постсоветском пространстве заметны две линии по отношению к архивам госбезопасности. В России и в ряде других государств возобладала та, что представляется мне архаичной, тормозящей развитие исторической науки, замедляющей изучение не только самиздатской активности.

Обратим внимание и на другую проблему. В России сложилась довольно стабильная практика ознакомления с архивно-следственными делами. Назвать ее удобной для исследователей язык не поворачивается, но сейчас не об этом. Оказалось, что в поисках самиздатских приключений «Веселых ребят» относительная доступность архивно-следственных дел не очень помогает. Анекдоты о классиках русской литературы могли шокировать любителей словесности, а вот юридическая квалификация пародий в качестве «антисоветских» и даже «клеветнических» произведений сомнительна. В глухой провинции, в медвежьих углах случалось всякое, но и там, думаю, вряд ли. Остро политически окрашенных реалий или персон в этих анекдотах нет. В приговорах и обвинительных заключениях встретить «Веселых ребят» было бы, на мой взгляд, аномалией. А вот где их следы могут найтись — так это в протоколах обысков. Ведь известны случаи, когда Самиздат забирали даже не из крамолы, а из любопытства. Выход книги способен помочь быстрее обнаружить такие протоколы. Тем более что обысков было куда больше, чем приговоров, и такие протоколы принадлежат к немногочисленным судебно-следственным документам, которые доступнее других: копия протокола обыска выдавалась на руки тому, кто подвергался этой малоприятной процедуре.

Добавим еще несколько слов о судебно-следственных источниках для истории Самиздата. В 1970-е на них начинает влиять правовое просвещение. Благодаря Самиздату (он содействовал собственной защите), распространились и вошли в обиход пособия, которые обучали не свидетельствовать против себя и друзей. Выглядит подобная модель самозащиты наивно, но она действительно применялась (видел такие ответы в протоколах). К тому же люди нередко прибегали к привычному лукавству и говорили что-то больше напоминавшее эпиграф к одному из обучающих пособий:

Допрашиваемые часто ссылались на умерших и уехавших в эмиграцию. Некритическое отношение к подобным показаниям приведет к далеким от реальности реконструкциям.

Думаю, уже всем понятно, к чему ведут мои примеры. Изучение Самиздата будет эффективнее, если к архивно-библиографическим методам удастся подключить еще один важнейший для Самиздата источник — живую человеческую память. Мое утверждение ни в коем случае не означает порочности или исчерпанности проверенных веками методов. Вовсе нет. Они успешно применяются российскими и зарубежными исследователями. Тем не менее, есть причины, чтобы привлечь внимание к научной инновации, которая особенно близка этой части книги о «Веселых ребятах».

Речь идет о международной исследовательской инициативе «Сохраним память о Самиздате». Ее инновационное ядро — первая онлайн-анкета, которая позволяет каждому сохранить для истории свой самиздатский опыт. К счастью, Самиздат еще относится к близкой истории, и среди активных пользователей интернет-ресурсов представлены не только потомки самиздатчиков, но и они сами. Об уникальных и невозобновляемых преимуществах короткой исторической дистанции настойчиво пишу в каждой статье о Самиздате, повторю и в этой. Успеть задать вопросы участникам самиздатской активности — замечательная возможность, недоступная исследователям других более отдаленных эпох.

Сразу же скажу, что ни в одной из обработанных там 150 анкет «Веселые ребята» прямо не названы. Есть два упоминания, в которых, возможно, они присутствуют косвенно, но эта гипотеза нуждается в проверке. Зафиксируем наше наблюдение и двинемся дальше, рассмотрим еще одну особенность памяти о Самиздате, о которой мы еще не говорили.

Знакомство с воспоминаниями о Самиздате позволяет сделать вывод, что образ этого явления конструируется довольно пафосно. Мемуаристы и респонденты охотно вспоминают о высоких образцах — о литературных и публицистических произведениях, ныне ставших классикой. Но альтернативное информационное пространство, а именно так мы понимаем Самиздат, формировали не только ценители литературы. Поэтому в анкету был сознательно включен блок вопросов о нереспектабельном Самиздате: «Как Вы думаете, можно ли безоговорочно относить к Самиздату книги о хиромантии, эротические тексты, детективы, сообщения об НЛО и им подобные? Встречались ли Вы с такими текстами?» В перечислении жанров не оказалось пародий и сборников анекдотов. Будь они там, рискну предположить, что «Веселые ребята» в ответах могли бы возникнуть.

Необходимость специально привлекать внимание к несерьезным жанрам сама по себе примечательна. Она характеризует стиль воспоминаний о чтении — и не только о самиздатском. В применении к «Веселым ребятам» это означает, что мемуарист и респондент начнут не с них, а с романов Солженицына и т. д. Стало быть, у «Веселых ребят» больше шансов остаться за рамками повествования, — ведь пока до них дойдет очередь… Кроме того, малые формы хранятся в памяти не так отчетливо, как романы и поэмы. Респонденты предпочитают обозначать их коллективно: стихи Цветаевой, рассказы Платонова, песни Галича. Необходим дополнительный стимул, особые обстоятельства, чтобы стихотворение, рассказ, песня были упомянуты индивидуально.

Это происходит не только при анкетировании, но и в воспоминаниях и интервью. Воспоминаниям это простительней: жанр подведения итогов, как правило, диктует сосредоточенность на главном (и серьезном). В интервью отличный материал для наблюдений дает коллекция Института изучения Восточной Европы при Бременском университете. В отличие от анкет, которые заполнялись в XXI веке, эти 50 интервью о Самиздате записывались в 1983–1985 гг. Тексты и события тогда были еще свежи в памяти респондентов, а Самиздат оставался актуальной и едва ли не повседневной практикой образованных горожан СССР. В те времена пафос повествования подкреплялся непридуманным риском. И как легко догадаться, упоминания несерьезных жанров редки. О них свободнее говорят относительно молодые люди (те, кому меньше сорока). Представители старших поколений (в большинстве), если называют нереспектабельные тексты, как правило, говорят о них с критикой (исключения единичны). Правда, о «Веселых ребятах» не вспомнили ни те, ни другие.

Иерархическую структуру памяти о Самиздате «Веселые ребята» проявляют весьма успешно. Если читатель устал от череды примеров блистательного отсутствия «Веселых ребят», осталось уже совсем немного. Например, о тиражах Самиздата существуют самые приблизительные представления. Исследователи пасуют и обходятся почти сказочными формулами: «текст ушел в Самиздат, широко разошелся» и т. п. А ведь к читателям необходимо прибавлять слушателей зарубежных радиостанций, вещавших на территории СССР. Радио «Свобода» предпринимало попытки подсчитать свою аудиторию — не берусь судить о качестве этих подсчетов, зато точно знаю, что на радиостанции существовала структура, которая собирала подцензурные тексты из СССР. За два десятилетия возникла огромная коллекция — так называемый «Архив Самиздата». Но «Веселые ребята» в ней не зарегистрированы. Состав коллекции не оставляет сомнений, что «Свободу» больше интересовали актуальные тексты политического звучания, а озорство с классиками русской литературы могло их не заинтересовать.

«Веселые ребята» перебрались за границу СССР не позднее 1978-го. 10 анекдотов из цикла были опубликованы в 4-м номере парижского журнала «Ковчег» (фактически он был напечатан в 1979-м). Любопытно попробовать восстановить канал передачи: оказалось, туда их отдал поэт Всеволод Некрасов — знакомый Н. А. Доброхотовой-Майковой по журналу «Пионер». О том, что в «Ковчег» их передал именно Некрасов, нам сообщила исследователь его творчества Галина Зыкова. У авторов были и более близкие друзья, которые могли стать каналом передачи — Наталья Горбаневская и Александр Гинзбург. Горбаневская читала и ценила «Веселых ребят», от нее приходили открытки («со значением»), отправленные из Баден-Бадена. До сообщения Г. Зыковой мы предположили, что экземпляр мог пересечь границу автономно, отправленный одним из соавторов. Однако интервью, опубликованные в этой книге, недвусмысленно говорят о том, что авторский контроль оказался утрачен крайне быстро.

Подтвердилось, что инициатива действительно исходила не от соавторов: Доброхотова-Майкова вспомнила, что в 1977-м Некрасов «специально приезжал к нам выяснять про анекдоты». В напечатанных и в известных мне устных воспоминаниях она зарубежной публикации не касалась. Впрочем, переправка неподцензурных текстов за пределы СССР — тема, в которой еще не скоро откроются все тайны.

Автономная переправка могла случиться и раньше, до 1979-го. Несерьезность дарила «Веселым ребятам» больше возможностей пересечь границу, а вот с публикацией в эмигрантской периодике могли возникнуть сложности. Любопытно, что к ним прямо причастен один из героев «Веселых ребят».

В 1975 году в Лондоне вышли в свет «Прогулки с Пушкиным» Андрея Синявского. Писателя обвинили в глумлении над памятью национального гения — и в конечном счете в русофобии, называли в печати «хамом», во время его приезда в США университет, где он читал лекции, пикетировала группа старых эмигрантов с оскорбительными плакатами. Конфликт между третьей и предыдущими волнами эмиграции назревал давно. В 1984-м новый шквал критики «Прогулок» вызвал Александр Солженицын (статья «Колеблет твой треножник», 1984). Примечательно, что ответ Синявского («Чтение в сердцах», 1985) журнал «Вестник РХД» печатать отказался. А «наше все» в «Веселых ребятах» чего только не вытворял и представлен отнюдь не идиллически (в одном анекдоте с участием Пушкина без должного почтения выведена венценосная особа — император Николай I). В предубежденно настроенных к Синявскому редакциях «Континента» и «Русской мысли» (хотя там и работали друзья соавторов Горбаневская и Гинзбург) еще одного резвого Пушкина вряд ли бы ждал теплый прием.

До появления изданий новых эмигрантов, не намеренных потакать своим старорежимным предшественникам, опубликовать «Веселых ребят» могли разве что в периодике, выходившей на русском в Израиле. В 1973 году именно в Израиле впервые напечатали книгу «Москва-Петушки», встреченную в русской зарубежной печати холодно. Во всяком случае, составителю данного сборника не удалось найти сведений о более ранних заграничных публикациях. Нет их и в нашем распоряжении: доступные библиографические справочники (просмотренные, правда, наискосок), результатов не дали.

Так что же еще известно о «Веселых ребятах», кроме рассказанного в интервью их читателями и распространителями? Очень немногое.

Данные о публикации «Веселых ребят» в самиздатской периодике в научном обороте пока отсутствуют. Некоторые шансы выяснить, появлялся ли цикл в неофициальной периодической печати, дают усилия замечательного исследователя Анны Комароми (Университет Торонто). Она создала исторический портал, где постепенно размещаются цифровые копии периодических изданий. Каждый, кто смыслит в архивной судьбе неподцензурных текстов, знает главную их проблему — распыленность номеров и экземпляров по хранилищам в различных городах и странах, и поэтому поймет, сколь важна неутомимая работа Комароми.

Еще одно направление поиска выглядит более обнадеживающе. «Веселые ребята» регулярно включались в состав сборников произведений Хармса. Правда, несерьезность цикла вновь выходит ему боком. Знатоки и ценители хармсовского наследия подчас довольно резко от них дистанцируются. К счастью, у нас есть свидетельства более непредубежденных респондентов: например, Ольга Богомолова рассказала, что «Веселые ребята» были под одной обложкой с Хармсом (двухтомник в синем клеенчатом переплете). Недавно на аукционе был продан самиздатский сборник «Случаи» (09.04.2016, «Антиквариум»), в котором были «Веселые ребята». Впрочем, у Хармса своя, более заметная, судьба в Самиздате, разыскивать его сборники несколько легче, поэтому вернемся к отдельным экземплярам цикла.

Архивной информации о них пока негусто. Точно известно об их наличии в Москве, в архиве «Мемориала» и в РГАЛИ. Кто именно передал текст в РГАЛИ, ставший источником публикации в «Горло бредит бритвою» — еще предстоит выяснить, ведь, по воспоминаниям А. Кобринского, экземпляр оказался в фонде человека, умершего аж в 1954 году. Известно, что «Веселые ребята» добрались до Ленинграда, но в Научно-информационном центре «Мемориал» (Санкт-Петербург), как сообщил архивист, сведения о них в обработанной части коллекции Самиздата обнаружить не смогли. Источник первой типографской публикации (в «Ковчеге»), хранящийся в библиотеке Университета Лидса (Великобритания), был мгновенно прислан с сообщением, что необходим дополнительный поиск, чтобы узнать о том, от кого и каким путем «Веселые ребята» оказались в Париже. В Бремене, в Историческом архиве Института Восточной Европы, где немало фондов с Самиздатом, электронный каталог отрицает наличие «Веселых ребят» (в явном виде). Марк Иоффе ответил, что в Коллекции советского рока и Архив Международной Контркультуры в библиотеке Университета Джорджа Вашингтона (США): «ничего такого веселого нету». За каждую консультацию с удовольствием благодарю коллег и особенно признателен им за то, что все они пока, скажем аккуратно, не противоречат моему представлению о судьбе «Веселых ребят» в архивах. Их следы в справочном аппарате и в фондах отыскать не так-то легко. Также ответы хранителей коллекций служат прекрасным подтверждением непреходящей актуальности архивно-библиографических методов. Собственно, об этом было сказано с самого начала: наш идеал — сочетание интервьюирования и анкетирования со старой доброй исторической методой.

Раздел, в котором опубликованы интервью, показывает достоинства близкой истории во всем блеске. Впервые стала видимой читательская аудитория «Веселых ребят». Среди тех, кто рассказал о самиздатских приключениях цикла, преобладают люди, которые встретились с ним в школьные или студенческие годы. Представители старших поколений в меньшинстве. При том, что о реальных параметрах аудитории «Веселых ребят» в самиздатские времена говорить пока рано, подчеркнем — до сих пор никакой статистики попросту не существовало.

Вернемся к наблюдению о преобладании молодежи. Доля учащихся, действительно, могла быть несколько больше обычной, ведь у анекдотов есть для этого особые качества: фольклорный формат (дети близки к нему, во всяком случае, зависимы от фольклора — сказки, песни, пословицы и т. п. входят в обязательную программу воспитания), лаконичность, запоминаемость, эффективность воздействия (в устной форме — рассказчик сразу же получает награду — смех). Кстати, те же самые качества обеспечивали быструю транспортировку «Веселых ребят» по самиздатским каналам.

Интервью, собранные в этой книге, конечно, сообщили еще далеко не все об этих каналах и движении по ним анекдотов. Зато легко почувствовать разницу с тем, что дало нам изучение архивов, где следы «Веселых ребят» оказались весьма пунктирными (сохранившиеся экземпляры либо единичны, либо, по сведениям архивистов, не представлены вовсе). Интервью открыли для исследователей почти три десятка участников самиздатских цепочек, первые точки географического ареала (Москва, Ленинград, Дубна, Киев), узел тиражирования и обмена — Московский университет и многое другое.

Есть повод для радости: память о неклассическом Самиздате при всех иерархических издержках не исчезла. Она жива и пробуждается с помощью целенаправленного интервьюирования.