Скальпель, как шпага

Я знаю, что молодежь выбирает специальность хирурга из-за возможности оперировать. Очень престижно и романтично быть хирургом. Есть некая магия в этой профессии. Но я хочу со всей ответственностью сказать, что в этой специальности главное не ловкость рук, а голова. Руки не должны идти впереди головы! И мое глубокое убеждение, что хирург должен оперировать только в тех случаях, где без операции обойтись нельзя. А я знаю много врачей, которые режут где надо и где не надо. Из таких врачей редко получаются хорошие хирурги.

Работа хирурга состоит из трех этапов: диагностика, операция и реабилитация. Из них самым простым является операция. Она длится два, три, ну четыре часа. А потом следует несколько тяжелых суток послеоперационного периода, которые требуют особой концентрации, размышления, врачебного опыта, привлечения врачей других специальностей, выхаживания больного.

У нас работал молодой врач, начинавший свое дежурство с поиска по отделению пациента, которого прошлая смена не успела прооперировать. Иногда больного привозят на стыке дежурств. Его осмотрят, положат лед и оставят до следующей смены. Так вот, он бегал по отделениям и выискивал, где и кто не прооперирован, чтоб ему разрешили разрезать больного. Мы его между собой и звали – «резак».

Такое отношение к профессии очень распространено среди молодых хирургов. Это уже опытный хирург понимает, что может войти в любую часть организма и выйти из нее без последствий. Он приобрел необходимые навыки и научился понимать, что техника не должна идти вперед головы.

Настоящий хирург должен получать удовлетворение от диагностики. И от того, что он умеет включать голову.

Сейчас я работаю в клинической больнице Академии наук. У нас много разных отделений, много оперируют. И больные часто мне рассказывают, что если они отказываются от операции, то врачи к ним сразу теряют интерес. И даже перестают заниматься. И доходит до того, что больному приходится караулить в коридоре врача, чтобы задать вопросы о своем здоровье. Это недопустимо! Но именно так, к сожалению, и бывает сегодня в медицине.

Вторая серьезная ошибка врача: если он находится в плену у предварительного диагноза. В моей практике были два таких случая, поэтому я знаю, чем это может грозить.

Первый случай произошел еще в 67-й больнице. Поступил больной с желудочным кровотечением. Посмотрев на него, я вспомнил, что когда-то был с этим парнем знаком. Когда-то давно я лежал в больнице с желтухой, а соседом по палате был как раз этот молодой человек. У него тогда было подозрение на цирроз печени, так как человек он был пьющий. И, увидев его сейчас с кровотечением, я рассудил так. При циррозе печени развивается варикозное расширение вен пищевода. Точно так же, как на ногах, но только в пищеводе. Ну, и вены часто кровоточат. Вот такая цепочка у меня выстроилась. Больной поступил днем. Мы стабилизировали его состояние.

А на следующее утро ему стало резко хуже: упало давление, усилилось кровотечение. Мы поняли, что его срочно надо оперировать. Быстро прибежали анестезиологи, заинтубировали его. Но мы не сразу оперируем – ждем, когда стабилизируется состояние, например поднимется давление.

И вот уже можно оперировать. Я с уверенностью, что диагноз точный, делаю разрез не посередине, как надо было бы на желудке, а по левому подреберью. Такой разрез осуществляет доступ к пищеводу, к варикозным венам. Осматриваю пищевод и вижу, что он в девственном состоянии! Никаких варикозных вен нет.

В этот момент в операционную вбегает профессор и говорит: «Виктор Михайлович, мне докладывают, что вы тут на трупе оперируете!» – «Что вы! – отвечаю. – Нет, конечно! Он жив. Нам удалось стабилизировать его. Сами посмотрите!» Профессор ушел, а я задумался: что же тогда с парнем, если расширения варикозных вен нет? Стал искать причину. Осматривал желудок и все, что к нему примыкает.

И нашел! Оказывается, у мужчины кровоточила язва! Обычная язва. Я ее вырезал и благополучно закончил операцию.

Через год встречаю этого мужчину в нашей же больнице. Но на этот раз он лежал с переломом ключицы. Мы сделали ему рентген и убедились, что с желудком все в порядке.

Был и второй случай, когда я оказался под гипнозом диагноза.

Обратился ко мне мой институтский товарищ, который к тому времени был профессором психиатрии. А у нас есть установка, что при любом ректальном кровотечении надо обязательно делать рентгеновский снимок. Как бы ты ни был уверен, что там геморрой, надо исключить опухоль прямой кишки. Я никогда не нарушал этого правила. И в этот раз пришли мы с приятелем сначала на рентген. Жду, когда ко мне выйдет рентгенолог и скажет, что же там на самом деле.

А на самом деле оказалось, что у него не только геморрой, но и рак.

Я, конечно, очень расстроился. Мне надо было как-то собраться, зайти к нему, посмотреть и что-то сказать. Я подумал и сказал ему, что у него ворсинчатый полип. Это доброкачественная опухоль, которая может перерасти в злокачественную, если быстро не прооперировать. И предложил своему приятелю геморроем заняться позже, а пока разобраться с полипом.

Я знал, что он захочет проконсультироваться с другими специалистами. Поэтому постарался перехитрить его. У проктологов взял снимок именно ворсинчатого полипа и соответствующее гистологическое заключение. Он сходил с этими документами на консультацию, где ему подтвердили: да, полип. И вот операция: я удалил опухоль размером с кулак. Операция прошла хорошо. Он до сих пор живет и здравствует в Израиле. С тех пор прошло больше 40 лет, а он так и не знает, что у него был рак.

Почему я его обманул? Я сторонник того, что если можно не говорить, то и не надо говорить. Одно дело жить, зная, что у тебя ничего нет, другое – знать, что у тебя рак. Качество жизни меняется. Я знаю, что в Европе сообщают диагноз полностью, ничем не вуалируя его. На мой взгляд, это неверно. Если человек живет и считает, что он излечим, то пусть лучше так и живет. И да, если человек верит в хорошее, у него шансов излечиться гораздо выше.

Это зависит от человека.

Есть люди, которые, увидев прыщик, ищут рак. А другие, узнав, что у них рак, борются за жизнь. И побеждают!

Я всю жизнь занимаюсь неотложной хирургией, когда у тебя нет лишней минуты подумать. Ну, в лучшем случае успеешь сделать рентген. А дальше надеешься только на свои руки, опыт, знания, правильный сбор анамнеза и интуицию.

…Оперировал охотника, который отстрелил часть руки. Нужно было что-то придумать, чтобы закрыть дефект кисти. И применил итальянскую технику пластической хирургии. Вырезал лоскут кожи на животе, приложил руку к животу, и этот лоскут пришил к дефекту кисти. Две недели рука была пригипсована к животу. Потом отрезал лоскут от живота, зашил все раны, и рука выглядела как новая. Правда, кожа с живота немного отличалась от остальной руки – более нежная.

…Солдат упал с высоты. В брюшной полости настоящая катастрофа. Моя сотрудница вскрыла брюшную полость и увидела поврежденные петли кишок. Зашила, и парня отправили в палату.

Но больному почему-то все хуже и хуже. Мне пришлось им заняться. Посмотрел, послушал и понял, что часть кишок у него переместилась в грудную полость. Это говорит о том, что у него был разрыв диафрагмы, который при первой операции не распознали. Больного пришлось снова оперировать, но уже через грудную клетку. з<я-шил этот разрыв диафрагмы, погрузил петли кишок в брюшную полость, и уже после этого солдатик пошел на поправку.

…У пациента не заживает рана после удаления аппендикса. Гноится уже две недели. Я понимаю, что надо делать ревизию раны, смотреть, что там происходит. Беру его в операционную, вскрываю. Когда дошел до брюшной полости, то увидел… торчащую салфетку! Это ЧП! И я знал, что будет врачу, который ее там оставил, за это. Поэтому мне не хотелось афишировать свою находку. Под предлогом я отправил медсестру из операционной. Анестезиолог ничего не видела, она занималась своими делами. Я быстренько вынул салфетку и сунул ее в карман халата. После операции презентовал эту салфетку доктору, который удалял у пациента аппендикс.

Да, с такими вещами надо быть осторожным. Во время операции иногда начинается кровотечение, и хирурги используют салфетки, чтобы в них собиралась кровь. К сожалению, красную мокрую салфетку можно не заметить и оставить ее внутри. Как и было в этот раз.

…Идет большая операция. Я зашиваю кожу. Вдруг операционная сестра говорит: нет пинцета!

Не может такого быть! Я всегда очень тщательно проверяю инструменты. Что же делать? Больного, только что прооперированного, еще под наркозом, везти в рентгенкабинет и смотреть, где пинцет? Пинцет может оказаться только внутри больного. На полу, на столе – уже искали. Я вышел в предоперационную комнату очень расстроенный. Снимаю с себя стерильный халат., в котором я был, и швыряю его в угол. Слышу – бряк! Звук какой-то металлический. Поднимаю халат и обнаруживаю пинцет в кармане.

…Одной очень тучной даме мы удаляли желчный пузырь. Во время операции повредили пузырную артерию. Фонтан крови брызнул и мгновенно всю брюшную полость залил кровью.

Я беру длинные салфетки – метровку, и забиваю их в это место. Сверху прижимаю кулаком и жду, когда кровь немного остановится. Очень важно в этот момент не поддаться панике. И ни в коем случае твоя бригада не должна понять, что ты чем-то расстроен. Иначе как по цепочке пойдут неприятности. Хирург в любой ситуации должен оставаться спокойным и уверенным в себе. Я обычно в подобных случаях старался рассказывать анекдоты, чтобы немного повеселить бригаду. Ну а с той женщиной все закончилось хорошо.

Врачи частенько становятся хранителями тайн своих пациентов.

…Оперировал я одну 17-летнюю девушку, у которой была внематочная беременность. После операции она мне и говорит: «Виктор Михайлович, как бы не говорить маме о внематочной беременности? Она не знает, что у меня есть парень, что мы были близки». Хорошо, скажу ей о другом диагнозе и дам соответствующую выписку. Написал, что у нее был разрыв яичника. Но девушке сказал, что у нее осталась одна труба. И если будет какое-то воспаление, и она зарастет, то есть риск остаться бесплодной. Посоветовал ей беречь себя и не затягивать с рождением детей.

…Однажды меня вызвали домой к одной довольно состоятельной паре. Смотрю – у женщины внематочная беременность. И когда я назвал слово «внематочная», они оба изменились в лице. Оказывается, муж долгое время находился в зарубежной командировке. А тут я вдруг говорю о внематочной беременности! Но я же не знал этого! Мы взяли ее в больницу. А когда начали делать операцию, оказалось, что у женщины разрыв яичников. Этот диагноз успокоил обоих супругов.