Моя хирургия

Меня распределили в небольшую районную больницу, в которой было несколько отделений. Поскольку это было рядом с Москвой – в Домодедово, то я уже жил дома. Наш главный врач заведовал еще и хирургическим отделением. Самодур был страшный! Использовал эту больницу, как свою вотчину. Маленькая больничная машинка была полностью в его распоряжении.

Он ездил на ней на стадион, домой, на рыбалку. А вот на вызовы он ее не давал, поэтому врачи ходили пешком.

Однажды я задумался: почему мне не хватает денег? И что с этим можно сделать? Я был молодой человек, мне многое хотелось себе позволить. И я тогда подумал: а не попробовать мне взять совместительство? И с этим вопросом пришел к главному врачу. Он ответил: «Бери 15 дежурств в месяц, и будешь получать за это полставки». Я согласился.

Работаю через день. Устаю, конечно, но не ропщу – я люблю свою работу. Но потом кто-то из коллег сказал, что мне, оказывается, недоплачивают. Такая работа стоит две ставки. Поскольку с нашим руководством говорить об этом бесполезно, то меня надоумили поехать в обком профсоюзов – жаловаться. Я взял свой график дежурств, показал, все рассказал. И в обкоме профсоюзов мне все равно сказали, чтобы я требовал повышения зарплаты у своего начальника.

Вернулся я в клинику более уверенный, чем раньше. Твердым шагом зашел к нему в кабинет и потребовал повышения зарплаты. Он взвился: «Ах, вы так?! Тогда я вас перевожу в гинекологическое отделение.

Здесь вы мне не нужны. А там врач заболел». Мне ничего не осталось делать, как подчиниться. Две недели я занимался исключительно абортами. В то время как раз разрешили их делать. Поэтому был огромный наплыв пациенток именно с необходимостью сделать подобную операцию. Так что, набил руку очень хорошо.

Вспоминаю эпизод в этой больнице. Поздно вечером доставили женщину с подозрением на аппендицит. Но я, осмотрев ее, увидел там проблему с гинекологией. А у гинеколога в этот день был выходной. Звоню ему домой, прошу приехать. Обычно на смене дежурит один хирург, но когда требуется консультация узкого специалиста, то мы его всегда вызываем. Гинеколог довольно быстро приехал. Посмотрел ее и сказал, что там нет гинекологических проблем, мол, режьте аппендицит. Я принял его мнение, вызвал операционную сестру.

Пошел готовиться к операции, и вдруг слышу, как она разговаривает с гинекологом. И смысл этого разговора такой: «У молодого доктора руки чешутся кого-нибудь прооперировать. Давайте его уговорим не резать, а положить лед на живот и понаблюдать». Посовещавшись, таким образом, они и предложили понаблюдать со льдом.

Но я, вежливо поблагодарив их за совет, сказал, что буду оперировать.

Медсестра была страшно недовольна, так как оперировать нам пришлось вдвоем – ассистентов ночью не было. И вот вскрываю брюшную полость, беру тупфер. Тупфер – это марлевый шарик, который держат длинными щипцами. Я завожу его в малый таз, затем вытаскиваю и вижу, что на нем кровь. Меня, как громом ударило – это внематочная беременность! Именно при ней бывает кровь в брюшной полости. Показываю сестре – ну что, лед положим? Она смутилась и предложила снова позвать гинеколога. На что я ей ответил, что прекрасно справлюсь сам. Я продлеваю разрез и под местной анестезией удаляю ей трубу. Операция прошла хорошо, без осложнений, женщина быстро пошла на поправку.

И с этого момента ко мне отношение стало другое. Более серьезное, доверительное. Потому, что они убедились, что я кое-что умею.

Но трения с главным врачом на этом не прекратились. А наоборот – даже усилились. Против него был настроен весь коллектив больницы, но открыто никто не решался выступать. А тут появился я, который прямо говорил, что не устраивает в работе. Мои коллеги сначала с настороженностью присматривались ко мне. А потом дружно встали на мою сторону.

Правда, ничем хорошим это для меня не закончилось. Главный врач сократил мою ставку, и я оказался без работы. Ему удобнее было остаться без хирурга, чем иметь при себе пусть и способного, но строптивого сотрудника.

Я опять поехал в облздрав. Они подтвердили, что он не имел права уволить молодого специалиста! А потом сказали: «Мы можем вас восстановить даже сегодня, но житья вам все равно там не будет. Стоит ли бороться за эту больницу? Мы предлагаем список больниц, где нужны хирурги. Выбирайте любую, и мы туда вас немедленно направим».

Я выбрал Балашиху – это совсем близко к Москве. И два года проработал там хирургом.

Работа в Балашихе дала мне очень многое. Например, я подробно изучил травматологию и позже стал оперировать любые травмы. А еще я совмещал основную работу со «скорой помощью». И чего я там только не видел!

Однажды под вечер вызывают меня в милицию. Приезжаю. Заплеванный обшарпанный коридор. Лежит мужчина со связанными руками и ногами. Вокруг него стоят милиционеры. У мужчины совершенно безумный взгляд. Он страшно вращает глазами. Он пытается доползти до рядом стоящего человека и укусить того за ногу.

Не удалось. Тогда он подползает к двери, откусывает кусок штукатурки и с хрустом жует. Жуткое зрелище! Спрашиваю: «Что случилось? Откуда он?» Оказывается, этот мужчина ворвался в больницу. Скандалил, разбил стекло, пытался драться с медперсоналом. Те вызвали милицию. И вот, связанного, привезли в отделение. А что с ним делать дальше – не знают. Пока скручивали, он укусил нескольких милиционеров.

Я хоть и молодой был специалист, а сразу понял, что в первую очередь его надо успокоить. Говорю фельдшеру, чтобы тот сделал ему промедол, не сильный, но все же наркотик. Сделали.

И буквально через несколько минут у мужчины изменилось выражение лица, стали другими глаза. Он совершенно спокойным голосом мне говорит: «Доктор, ради бога, еще один кубик! И я буду в полном порядке». Это оказался наркоман с большим стажем. Мы сделали ему второй кубик и развязали. Он уже был адекватный и спокойный человек. Это был первый случай, когда я столкнулся с ломкой наркомана, потерявшего человеческий облик.

А вскоре меня вызывают в военкомат для прохождения службы. Врачей любых специальностей постоянно готовили к войне. Не избежал этой участи и я. Меня отправили в 4-ю городскую больницу в отделение травматологии. А там уже привыкли к врачам, которых присылает военкомат, знают, что они приходят ненадолго. Поэтому и относятся к ним, мягко говоря, не очень серьезно. А они болтаются без дела, никому не помогают. Но и никому не мешают. Их отбывка там исключительно для галочки.

Хороший врач учится всегда и везде.

И в любом возрасте. Только опыт способен помочь человеку решать трудные проблемы и находить выход из сложных ситуаций.

А я лез везде! Мне все было интересно и важно. Я же по-настоящему хотел стать хорошим хирургом. А травматология – это раздел хирургии. Столько всего можно научиться делать! Поэтому в этой больнице сначала очень удивились моему энтузиазму. И не поверили, относились ко мне настороженно. Но вскоре убедились, что мои устремления искренние, и дали мне оперировать. Три месяца пролетели незаметно – я работал с удовольствием. В то время уже начали практиковать остеосинтез. Это методика скрепления костей с помощью металлических конструкций. Сначала мы вправляли перелом, затем фиксировали пластинкой кость и шурупами ее укрепляли. По истечении нескольких месяцев, когда перелом срастался, пластину вынимали. Подобную операцию травматологи не любили, так как она была, мягко говоря, не творческая. И спихивали ее на меня. А я с удовольствием делал, и осваивал всевозможные приемы работы с костями.

И вот быстро пролетели три месяца, и я снова вернулся в больницу в Балашиху. Но уже чувствовал себя гораздо увереннее как хирург. Поэтому, когда ко мне попал пациент с переломом шейки бедра, я уверенно взялся его оперировать. В 4-й больнице я видел, как в шейку бедра вбивается трехлопастной гвоздь. Но делается это на специальном ортопедическом столе, так как он позволяет вправить конечность и специальными ремнями укрепляет их в определенном положении. Вставляют гвоздь поэтапно. Немного вобьют его, затем делают снимок переносным рентгеновским аппаратом. Потом еще немного вобьют – и снова смотрят. И так – до конца.

Но у меня не было ни ортопедического стола, ни передвижного рентгеновского аппарата.

И мне приходит в голову развернуть операционную в рентгеновском кабинете. Как администрация пошла на это – до сих пор не понимаю. Рентгеновский стол же можно поворачивать практически под любым углом, поэтому мы его и использовали для операции.

Я вправил перелом и велел сестре держать ногу в определенном положении. Делаем снимок. Правильно все стоит. Под местной анестезией забиваю гвоздь, периодически делаю рентгеновские снимки, слежу, как он туда входит.

И все оказалось идеально! И гвоздь вошел ровно, и нагноения не было из-за того, что не в операционной работал., я в рентгенкабинете. Хотя там даже мухи дохнут – рентгеновские лучи убивают все вокруг. Но вообще, оперировать где-то, не в операционной, нельзя.

И вскоре после этого случая мне звонят из 4-й градской больницы, где я проходил «военную» практику и приглашают к ним на должность хирурга в приемное отделение.

Конечно, я согласился. Наконец, сбылась моя мечта – я работал настоящим хирургом. И приемы вел, и оперировал.

На смене со мной работала Ирина Бусалова – дочь известного советского хирурга Бусалова, который основал Лечсанупр Кремля. И вот она переходит работать в 67-ю больницу и говорит мне: «Это новая большая больница. Здесь есть место хирурга. Я говорила о тебе с главным врачом, она может тебя взять». И я перехожу в 67-ю больницу, в которой проработал восемь лет: начал ординатором, а закончил заведующим хирургическим отделением.

Помню, что я был поражен красотой новой больницы. Просторные, светлые холлы, на полу лежит голубой линолеум. Светло, чисто. Все блестит. И работать пришла в основном молодежь. На тот момент я там был единственный, кто хоть что-то понимал в травматологии.

И вот однажды поступает больной с трехлодыжковым переломом. А я помню, что в 4-й городской больнице такие переломы свинчивали специальным винтом. Что делать? Иду к больничному столяру и подбираю шуруп соответствующей величины. И вот этот обычный шуруп я простерилизовал и с помощью него закрепил лодыжку. Это же был обычный шуруп, не из специального металла. И мне даже в голову не пришло, что я очень рисковал здоровьем пациента. Я был молодой, активный, азартный. Мне казалось, что я горы могу свернуть. Я гордился собой, что смог справиться с таким сложным переломом.

Но все-таки мне хотелось признания других. Поэтому я поехал в 4-ю градскую больницу на консультацию к известному профессору. Я рассказал ему о своем подвиге. Показываю снимки: вот до операции, вот – после. «Молодец», – говорит, – «А где ты взял шуруп?» А тогда изделия из медицинского металла достать было практически невозможно – страшный дефицит.

И я так гордо отвечаю: «У столяра заказал!» – «Да ты что!» – закричал профессор. – «Он же коррозировать у тебя начнет, на несколько частей распадаться. Ты его потом не достанешь. У пациента остеомиелит будет – нагноение кости!»

Я в ужасе. Что делать? «Я завтра его выну оттуда», – дрожащим голосом проговорил я. «Не надо уже. Пусть твой шуруп посидит там недели три. И как образуется костная мозоль, так можешь и вынимать», – ответил профессор. Я все три недели ходил кругами возле этого больного. Наблюдаю, измеряю температуру, колю антибиотиками. Только что по голове не глажу его. И вот проходит три недели. Я практически не дышал, когда удалял шуруп. И, на мое счастье, он оказался девственно чистый – без коррозии.

Вот такой у меня был волнительный эпизод.

Вообще, в этой больнице много чего происходило, и хорошего, и не очень.

Наше поколение его отлично знало – он был основатель советской проктологии. Очень толковый человек, азартный, но страшный самодур. Однажды пришли ко мне коллеги и говорят, что у дочери профессора Рыжих аппендицит. Он просит, чтобы именно я ее прооперировал. А до этого меня несколько раз приглашали на работу в его отделение. Но я, зная его самодурство, всегда отказывался. И в этот раз меня звали прооперировать его дочь. Я согласился, конечно. Ну а потом я перешел к нему в отделение: он тогда готовил открытие института проктологии, и ему нужны были толковые хирурги. Ну а мне, конечно, все это было интересно.