Глава 23
Время – грозный верховный бог

В ВОСКРЕСЕНЬЕ С УТРА МНЕ было дурно, и я заленилась, не пошла к мессе. Как будто, признав перед мужем свою беременность, я получила право на поблажки для женщин в интересном положении. Тем более Оэн проснулся с першением в горле – вот и еще одна причина оставаться дома, когда Бриджид и О'Тулы собираются в церковь. Небо было хмурое – определенно, с востока надвигался шторм; мы с Оэном залезли на широченную кровать Томаса и перечитали все книжки о путешествиях во времени. «Приключения Оэна Галлахера и Майкла Коллинза» мы оставили напоследок. Оэн страшно гордился, что «назначен» хранителем этого литературного шедевра; страниц касался кончиками пальцев, дышать на них не смел – упаси бог запачкаются.

– Мама, давай сочиним историю про нас троих, – попросил Оэн, перевернув последнюю страницу.

– То есть про тебя, меня и Томаса?

– Да. – Оэн зевнул, как котенок. Полночи он кашлял, не выспался совсем.

Я подоткнула ему одеяло, и он закрыл глазки.

– Ну а куда мы трое отправимся? Чем займемся, Оэн?

– Всё равно. Главное, чтобы мы были все вместе.

Недетское заявление. Когда слышишь такое от шестилетнего мальчика, ком в горле образуется.

– Я тебя люблю, родной мой.

– И я тебя люблю, мамочка, – уже сквозь дремоту отозвался Оэн.

Схватить бы его в охапку, расцеловать каждую веснушку, тысячу раз повторить это слово – «родной», но Оэн как раз уснул. Его дыхание было затруднено после ночного приступа кашля, и я не посмела нарушать целительный сон телячьими нежностями. Я ограничилась тем, что чмокнула Оэна в лобик и потерлась щекой о рыжее темечко.

Затем я тихонько вышла, прикрыв за собой дверь. Бриджид с О'Тулами вернулись и собирались перекусить; за столом требовалось мое присутствие, я же еще разгуливала в капоте, вдобавок непричесанная. После ланча Робби думал отправиться в Слайго, на дебаты с участием Артура Гриффита. Назначенный Томасом на роль моей тени, Робби, вообще-то, должен был находиться в Гарва-Глейб. Томас опасался братьев Галлахер, даром что с декабря, с тех пор как он сделал внушение Бриджид, ни Лиам, ни Бен в окрестностях не мелькали. И все-таки Томас велел Робби оберегать меня, а все обязанности, связанные с отлучками из усадьбы, распределил между остальными О'Тулами. Как ни хотелось Робби в Слайго, он не посмел бы у меня отпроситься – и я это знала преотлично. Не имея желания появляться на людях, я, впрочем, с удовольствием поприсутствовала бы на выступлении Гриффита, более того, я не считала себя вправе лишать этой возможности Робби О'Тула. Простому парню, решила я, полезно будет послушать такого выдающегося человека, как Артур Гриффит.

Через полчаса я забралась в кабину, Робби сел за руль, и фургон, пофыркав для порядку, покатил по аллее. Оэн всё еще спал, шторм, кажется, передумал разражаться, а Бриджид определенно была совсем не против сидеть у камина с вязаньем и в компании граммофона.

Улицы Слайго кишели солдатами. К тому времени как мы добрались до Кей-стрит, я сто раз пожалела, что поехала. В груди было тесно от дурных предчувствий. Прогрохотал грузовик; бойцы, что сидели в кузове, заорали: «Долой предательский договор!» По тому, как исказились лица прохожих, я поняла: если противники Англо-ирландского договора определили себе целью запугивание, цель эта уже вполне достигнута. Вцепившись Робби в локоть, я поспешила пересечь мощеный двор перед зданием ратуши. Со всех сторон сюда шли симпатизирующие Гриффиту, причем каждый людской ручеек петлял, как бы шарахаясь от сомнительных перекрестков, от углов, за которыми могла караулить опасность. По периметру двора дежурило дюжины три добровольцев, но даже присутствие этих парней, официальных защитников порядка, не успокаивало собравшихся. Тревога читалась в каждой паре глаз. На площадь выехал второй грузовик с бойцами Ирландской республиканской армии. Все головы втянулись в плечи и одновременно повернулись в сторону грузовика. В кузове мелькнуло знакомое лицо.

– Робби, – зашептала я, – посмотри – это Лиам, да? Вон там, на грузовике?

Тот, кого я приняла за Лиама Галлахера, находился возле самой кабины и был виден вполоборота; о росте и фигуре судить я не могла, поскольку мужчина сидел на скамье, заслоненный от взглядов плечами своих товарищей.

– Где? – напрягся Робби, завертел одноглазой головой. – Не вижу, миссис Смит. Проворонил! Зачем только нас с вами в Слайго понесло?

Раздался звон с колокольни, шпиль которой совсем потерялся среди пухлых туч. С крыльца кто-то гаркнул «Робби!»; крик этот, усиленный глубокой аркой входа, заставил нас вздрогнуть. И тотчас же, словно и звон, и зов были неким сигналом, по булыжнику зашлепали полновесные дождевые капли.

– Это Имон Доннелли, – пояснил Робби. – Ишь, радуется – небось места для нас держит.

Мы бросились под крышу – решение остаться в Слайго было принято в один миг.

Прошло без эксцессов. Правда, несколько выступлений мы пропустили, зато Артур Гриффит не разочаровал, прежде всего потому, что говорил без бумажки. Отнюдь не прирожденный оратор, он в то же время не лазил за словом в карман. Чуть устало опираясь обеими руками на трость, без пафоса, без разных приемчиков, воспламеняющих толпу, Гриффит растолковывал: Англо-ирландский договор необходим сейчас не потому, что решает разом все проблемы, но потому, что мостит дорогу в лучшее будущее – вот и причина голосовать за кандидатов, которые этот Договор поддержали.

Гриффиту аплодировали стоя. Мы с Робби не дождались, когда отгремят овации – мы поспешили к дверям, прочь из зала, вниз по великолепной лестнице. Мне хотелось осмотреть здание ратуши изнутри. Оно поистине впечатляло: кованые перила, стеклянный купол, резьба по камню – но Робби нервничал. Он чуть ли не силой поволок меня к фургону и не успокоился, пока часом позже мы не остановились у крыльца Гарва-Глейб.

Робби нарочно подрулил к главному входу, чтобы мне не пришлось пробираться по сырой лужайке от сарая, где, собственно, фургон всегда и стоял.

– Спасибо, миссис Смит, что поехали со мной в Слайго, – выдал Робби, смутился и добавил: – Вы обождите чуток, я скоро вернусь. Отец велел скотине корму задать. Я ему наврал, будто сделано уже перед мессой, ну а сам в Слайго дернул. Упаси господь, он дознается, да и живность жалко, голодная ведь. Пойду накормлю, а после уж при вас буду.

Я только рукой махнула. Чудак Робби! Взрослый парень, а перед отцом трепещет.

В доме царила тишина. Я сразу юркнула в свою комнату на первом этаже. После венчания, разумеется, я переселилась к Томасу, но платяной шкаф в его спальне был маловат, так что прихорашиваться и книжки сочинять для Оэна я продолжала в комнате, которую с самого начала отвел для меня Томас. Да и уединение мне периодически тоже требовалось. Вообще, у нас с Томасом пока просто руки не дошли заняться обустройством. В доме хватало пустующих комнат, можно было оформить и супружескую спальню, и смежную с ней детскую для малыша, да и Оэна поселить поближе…

Еще на ходу я стащила пальто и шляпку, а войдя, сразу повесила их в шкаф и только потом обернулась к комоду. Вот сейчас переоденусь в брюки и свитер… Что такое? Ящики выдвинуты, вещи вывалены, словно кто-то устроил обыск и даже не потрудился скрыть следы своих действий. В верхнем ящике, где я держала украшения и безделушки, которыми обзавелась за десять месяцев жизни в Гарва-Глейб, всё, буквально всё было вверх дном. Почему-то я не встревожилась, я только губы поджала и начала наводить порядок.

Не иначе это Оэн набедокурил. Выспался, полегчало ему, но не настолько, чтобы выйти из дому. Бриджид не уследила, Оэн со скуки полез по моим вещам. Взрослый в такой ситуации постарался бы прибрать за собой.

– Оэн! – крикнула я. – Оэн!

Интересно, что он искал? Я заглянула в шкатулку с украшениями, пересчитала граммофонные пластинки. Вроде всё на месте. За дверью послышался шорох, и я спросила, не отвлекаясь от ящика:

– Оэн, это ты в моих вещах рылся?

– Оэн тут ни при чем, – донеслось от двери.

Я даже не поняла, кто говорит, пока не обернулась, – настолько изменился голос Бриджид.

Моя прапрабабка стояла на пороге – взгляд дикий, к груди прижата пачка бумаг.

– Бриджид, как вы могли…

– Кто ты такая?! – почти простонала она. – Чего тебе от нас надо?!

– Что вы сделали, Бриджид?

В висках запульсировала кровь. Я шагнула к Бриджид, но она предусмотрительно отступила на шаг. За ее спиной вырос Лиам. С ледяным взглядом, с презрительной складкой рта. С винтовкой. В следующий миг я была взята на мушку.

– Бриджид, что происходит?

– Лиам – он меня предупреждал. Он сразу сказал, как только ты здесь появилась: это не наша Энни! А я, дура старая, верить не хотела.

– Ничего не понимаю.

Ладони инстинктивно легли на живот, в мозгу билась единственная мысль: «Только не это! Только не сейчас!»

– Оэн в комод к тебе полез. Искал что-то. Я его застукала, выбранила. Дай, думаю, вещи сложу как следует. Потом глядь – на полу вот этот конверт валяется! – Бриджид говорила отрывисто, будто плевалась словами.

– И вы его вскрыли, Бриджид?

– Конечно. Я всё прочла. Я теперь знаю, что ты замышляешь. Ты Томаса облапошила. Тебе даже сам Майкл Коллинз поверил! А вот Лиама обдурить – нет, тут у тебя кишка тонка. Потому что Лиам проницательный. Сразу раскусил, кто ты такая есть. Бедный, бедный доктор Смит! Женился на шпионке! Ну, что молчишь? Крыть нечем, да? Покушение на Майкла Коллинза готовила? Тут же всё прописано черным по белому! – Листки трепетали в трясущихся морщинистых руках.

– Вы не поняли, – тихо, но твердо произнесла я. Главное – сохранять спокойствие, оно меня оправдает. – Я не убийство замышляла, наоборот, я хотела предупредить Майкла о готовящемся покушении.

– Ага, значит, тебе про покушение известно! Откуда же? Конечно, от черно-пегих! Ты ведь на них работаешь! – Бриджид взмахнула листками.

– Бриджид, где Оэн? – прошептала я, даже не пытаясь воззвать к ее здравому смыслу, напомнить, что ни черно-пегих, ни помпончатых в Ирландии больше нет. Объяснение, выдуманное Бриджид, – худшее из всех возможных – не оставляло мне ни единого шанса.

– Не скажу! – взвизгнула Бриджид. – Какое тебе дело до Оэна? Ты ему не мать!

Протянув руку, словно нищенка, я попыталась к ней приблизиться.

– Прочь отсюда! Тебе в этом доме не место. Уходи, чтоб духу твоего не было. Бумажки я доктору Смиту покажу. Он решит, что с ними делать. А ты, самозванка, убирайся.

– Двигай давай! – скомандовал Лиам.

Ноги стали будто деревянные. Не помню, как переступила порог, как вышла в холл. Бриджид прислонилась к стене – наверно, и ей было тяжело стоять. Понимая, что обращаться к Лиаму бесполезно, я снова заговорила со своей прапрабабкой.

– Бриджид, позвоните в Дублин. Расскажите всё Томасу. Увидите – он вам объяснит. Пожалуйста.

– Опять дурить его будешь? Нет уж! Убирайся. – Внезапно лицо ее скривилось, будто скомканное – совсем как листки с описанием гибели Майкла Коллинза. – Что я внуку скажу? Оэн думал, мамочка его вернулась. Как ему жить-то теперь? – Листки упали на пол, Бриджид этого даже не заметила. Обеими руками она утирала слезы. Зато Лиам нагнулся, поднял листки и сунул под брючный ремень.

– Оэн не кашляет, Бриджид? Ему лучше? Где он? – повторяла я, не отрывая взгляда от лестницы на второй этаж – там, в спальне Томаса, я утром оставила Оэна.

– Тебе-то что за дело? – всхлипнула Бриджид. – Он не твой сын. Он тебе чужой.

– Я только хочу убедиться, что Оэн в порядке. Незачем ему видеть ваши слезы, Бриджид, да и эту вот винтовку.

– Думаешь, я своему внуку вред причиню? Я-то перед ним не притворяюсь! Я его не обманываю! – Голос сорвался на визг. – Лгунья! Шпионка! Куда только я раньше смотрела? Нельзя было Оэна к тебе пускать, чуяло ведь мое сердце…

– Ладно, я уйду. Погодите, пальто надену и сумку возьму…

На слове «возьму» Бриджид буквально взбеленилась. Бешенство, сверкнувшее в ее глазах, было пострашнее недавних слез.

– Ничего ты из этого дома не возьмешь! Вещи покупал тебе доктор Смит – благородный, добрый человек. Святой, можно сказать! Пригрел тебя, змеюку, на груди. Но теперь этому конец. Прочь, гадина!

– Вперед пошла! – рявкнул Лиам.

Дуло уперлось мне в спину. Что было делать? Я повиновалась – без дальнейших попыток объясниться, без лишних движений. Я сама открыла парадную дверь, ступила на крыльцо, на дорожку, ощущая холодный металл между лопаток.

Бриджид захлопнула дверь, грохотнула замком. Она даже старинный засов задвинула. Ноги у меня подкосились, и, запутавшись в подоле, я рухнула прямо на траву – неловкая, беспомощная.

Нет, я не заплакала. Когда человек в шоке, он не плачет. Я кое-как поднялась на колени – пальцам стало холодно от мокрой травы. Потяну время. Может, и выкручусь.

– Не прикидывайся. Меня не разжалобишь. Вставай давай, – велел Лиам.

Наверно, Бриджид сейчас к окну прильнула. А Оэн? Где он? Вдруг тоже смотрит в окно? Господи, не допусти этого!

Я неуклюже поднялась. Взгляд мой был прикован к дулу винтовки. С какой небрежностью держал ее Лиам – будто самую обычную, нужную в обиходе вещь! Один раз этот человек уже покусился на мою жизнь, не смутившись присутствием двух свидетелей, – с чего бы ему заколебаться сейчас?

– Ты опять в меня выстрелишь, Лиам? – произнесла я, нарочно возвысив голос. Хоть бы Робби услышал! Хоть бы пришел на помощь! В следующее мгновение я раскаялась: Робби против винтовки бессилен. Он ничего не изменит, погибнет зря.

Лиам прищурился, чуть склонил голову набок, смерил меня испытующим взглядом, не забывая, впрочем, удерживать винтовку в горизонтальном положении.

– Рука не дрогнет. Какого черта ты всё время возвращаешься? У тебя что, девять жизней, как у кошки? Отвечай, Энни, девять жизней у тебя?

– Энни? А Бриджид ты сказал, что я никакая не Энни. Твоя мать знает, что ты уже пытался меня убить? Или ты скрыл от нее этот факт?

Лицо Лиама исказилось ужасом, костяшки пальцев побелели.

– Я не хотел. Тогда, в первый раз, я не хотел стрелять. Это вышло случайно.

Настал мой черед ужасаться. О чем он говорит, о каком первом разе? Сколько раз Лиам убивал Энн Галлахер? Я должна выяснить!

– А на барже, посреди озера? Там ты тоже выстрелил случайно?

Лиам шагнул ко мне, приблизился почти вплотную. Глаза у него были нечеловеческие.

– На озере я подумал, это со мной туман шутки шутит. Оказалось – нет. Броуди с Мартином тоже тебя увидели. Мы потом восвояси поплыли. Думали, живы не будем.

– Это я бы не выжила, если бы не Томас. Не случись он на озере, я бы умерла!

– Да ты и так мертвая! – взорвался Лиам.

Я инстинктивно отпрянула.

– Вон туда пошла! По аллее! – Лиам махнул рукой в нужном направлении. Рука тряслась. И тут меня осенило: Лиам сам боится. Его терзает страх… передо мной, жертвой. – Говорят, там, в болоте, за озером, один из наших парней смерть принял, – продолжал Лиам. – Топай, говорю!

Я не шевельнулась. Еще чего – удаляться от дома с этим маньяком. Нет, ни на болото, ни к озеру он меня не уведет.

Мгновение – и Лиамова пятерня вцепилась мне в волосы. Животу стало холодно от винтовочного ствола.

– Оглохла, что ли? – Дыхание обожгло мое ухо. – Не пойдешь – я тебя прямо тут пристрелю.

– За что? Почему?

– Шевели поршнями.

Я повиновалась. Лиам так сильно тянул меня за волосы, что я шла, запрокинув лицо к небу, не видя, куда ступаю. То и дело я спотыкалась, и Лиам толкал меня в спину.

– Нынче я увидел тебя в Слайго с одноглазым Робби. Смекнул: раз к тебе Робби приставлен, значит, доктор наш, благодетель, в отлучке. Решил: почему бы матушку не навестить? А теперь представь, Энни, до чего я удивился, когда застал мать в слезах, когда она сообщила мне, что ты на черно-пегих работаешь. Ну, представила? Слушай, а ты и правда бриттам продалась? Тебе поручено Коллинза грохнуть?

– Нет! – простонала я.

Лиам дернул меня за волосы, от боли я снова споткнулась и снова получила удар кулаком меж лопаток.

– Нет? Ну, мне плевать. Главное, чтоб ты больше землю не топтала. Я рад, что повод появился от тебя избавиться.

Аллея осталась позади. Перед нами мерцал Лох-Гилл. Лиам погнал меня вниз, к воде. Прямо к ялику Имона Доннелли, вытащенному на песок.

– В воду его столкни, – распорядился Лиам. Волосы мои он отпустил, но зато уперся в спину винтовкой.

Бежать? Куда? Передо мной только рябь стылых волн.

– Не надо! – взмолилась я.

– Тащи чертов ялик! – взревел Лиам.

Я повиновалась. Руки не слушались, налитые тяжким ужасом, сердце было готово лопнуть. Туфли моментально промокли, и я их сбросила. Может, они попадутся на глаза Томасу… может, расскажут, что случилось со мной.

Вода уже доходила до колен.

– Томас, Оэн, родные мои, милые, простите меня, – шептала я, глотая слезы. Но шла вперед, конвоируемая Лиамом.

– В ялик полезай!

Вот уж нет – так я решила. Раз по-другому не получится спастись, остается только один выход. Сейчас я избавлюсь от Лиама – вода уже лижет мои бедра, облепляя их неудобным платьем с нижней юбкой.

– В ялик садись, говорю!

Ледяная вода жжет низ живота, ледяное дуло винтовки тычется в позвоночник.

Я сделала вид, что споткнулась. Оттолкнув ялик, покачнулась, взмахнула руками, упала плашмя. Лох-Гилл не замедлил сомкнуть надо мной волны; казалось, вода проникает в каждую клеточку тела, а не только в уши. Лиам, впрочем, успел нашарить под водой мои волосы, оцарапав ногтем щеку.

Грянул выстрел, приглушенный водой. Я приготовилась к боли и крови. К смерти. Если в первые секунды я держалась, потому что заранее набрала в легкие воздуха, то теперь он закончился. Инстинкт вынудил меня сделать попытку встать, высунуться, снова вдохнуть – но Лиам навалился сверху. Я забарахталась под ним. Вырвусь, выживу. Только бы прорвать тугую воду.

На мгновение я словно лишилась плоти. Я стала невесомой – душа, заключенная в пузырек воздуха. Наверно, так сознание теряют. Ну а я не потеряю. И я боролась с обмороком, покуда тяжесть мужского тела не трансформировалась в заботливые крепкие руки, что потащили меня к берегу. Я оказалась на камнях – мокрая, блюющая озерной водой, жадно глотающая воздух. Лох-Гилл с покаянным видом плескался у моих ног. Во рту было тухло, в чулки набился песок – я гадливо поджимала пальцы. Ничего. Главное, спасена. Я не сразу заметила, что день – совсем другой, и погода другая, и время года. Ни тумана, ни облаков; моих плеч несмело касаются солнечные лучи. Мир подкупом выманил солнце, меня же пнул, будто мячик, выгнал из воды на сушу.

– Господи Всемогущий! Откуда вы взялись, мисс? До смерти меня напугали!

Ответить я всё еще не могла. Говоривший стоял надо мной – темный силуэт на фоне предзакатного неба, плоская, безликая тень. Он подхватил меня под мышки, так что голова свесилась, и я исторгла еще с полведра озерной воды.

– Теперь всё будет хорошо, мисс. Всё будет хорошо, – бормотал мой спаситель, поглаживая меня по спине. Голос был знакомый. Ну конечно! Это Имон Доннелли. Слава богу!

– Лиам… Где Лиам? – прохрипела я. Голова трещала, горло саднило. Пустяки. Я легла прямо на песок. Жива. Главное, я жива.

– Какой еще Лиам? – изумился Имон Доннелли.

– Имон… – Я закашлялась. – Имон, пожалуйста, позовите Робби. Мне домой нельзя…

– Робби? Имон? Лиам? Вы о ком говорите, мэм? Кого вам позвать? Я этих людей не знаю.

Я перекатилась на живот, как червяк, без помощи конечностей, всё еще неподъемных от воды и пережитого потрясения. Снизу вверх я уставилась на того, кто меня спас; это потребовало поистине Геркулесовых усилий. Передо мной был… нет, вовсе не Имон. Голос похож, лицо другое. Пока я недоумевала по поводу этой нестыковки, не-Имон, вероятно тоже получше разглядев меня, воскликнул:

– Боже милосердный! Так это ВЫ! Где вы пропадали?

Он еще о чем-то спрашивал – я не понимала целую бесконечную минуту. Когда же до моего сознания наконец дошло, сердце продолжало отрицать очевидное, выстукивало: нет-нет-нет.

– Мистер Доннелли? – пролепетала я.

– Слава богу, узнали. Он самый и есть. Вы ж у меня ялик брали напрокат, помните? Я еще пускать вас одну не хотел, да вы не послушались. Видно, Приснодева помогла, заступница. Мы думали, Лох-Гилл вами поживился, мисс.

– Какое сегодня число? Какой год?

Оглядеться по сторонам духу не хватало. Что я увижу? То, что подтвердит мою догадку. Упираясь в песок, я встала на колени, кое-как поднялась во весь рост и заковыляла к воде.

– Эй, мисс, куда это вы? – завопил Джим Доннелли. Джим, а не Имон. Владелец коттеджика, хозяин проката плавсредств. Тот самый, у которого я арендовала ялик. В 2001 году.

Я плюхнулась в воду. Может, получится вернуться. Может, еще не поздно.

Сильные руки схватили меня поперек живота.

– Рехнулись вы, что ли, мисс? Хотя… конечно, рехнешься тут.

– Какое сегодня число? – взвизгнула я.

Бедняга Джим Доннелли даже в лице изменился.

– Шестое июля. Пятница.

Говоря, он волок меня подальше от воды. Я упиралась, тормозила пятками.

– А год? Год какой?

– Чего? А, так две тыщи первый же. Мы вас больше недели искали. Десять дней, если точнее. Вы ж тогда как отчалили, так и сгинули вместе с яликом. Потом, уже когда полиция руки опустила, из проката автомобилей какой-то тип нагрянул, машину вашу забрал. – Джим Доннелли махнул в сторону парковки, которой, разумеется, не было и быть не могло, когда Томас Смит жил в Гарва-Глейб. Когда Оэн жил в Гарва-Глейб. Когда там же, с ними вместе, жила я.

– Нет! Нет, только не это!

– Мисс, стоит ли так убиваться из-за арендованной железяки? Вы спаслись – вот это истинное чудо. А ведь вас даже водолазы искали. Да-да, их полиция вызвала. Так что с вами случилось, а?

– Простите. Я не знаю. Я ничего толком не знаю.

– Может, позвонить кому? – не отставал Джим Доннелли, увлекая меня в коттедж, в тепло, к телефону, определенно желая поскорее передать с рук на руки, как вещь. – Где вы пропадали, вот вопрос. Будто сквозь землю провалились.

Хоть бы он отпустил меня! Я бы побежала к озеру, бросилась бы в воду, вернула бы ту, другую жизнь. Утраченную.

Утраченную? Вот именно. Погружение – смерть – возрождение. Стоп. Какое возрождение? Лиам все-таки убил меня – отнял мою любовь. Мою семью.

– Что с вами случилось, деточка? – в очередной раз спросил Джим.

Я покачала головой. Рассказывать? Здесь? Этому человеку? Ну нет. Опыт не нов. Только в первый раз рядом были Томас и Оэн. Поддерживали меня. А теперь они далеко – в другой эпохе.