Казалось, после введения общежития, обитель Сергиева была отовсюду крепко утверждена и от всякой превратности безопасна; но кто знает, что принесет с собой наступающий день? О, как нужно бодрствовать, чтобы наружный мир и утверждение не превратились во всегубительство посредством страстей, таящихся в глубине человеческого сердца!

«Нередко, — говорит святитель Платон, — Бог и на праведников Своих попускает искушения, дабы через то их добродетель просияла еще более, как золото в огне искушенное». Это судил Бог претерпеть и преподобному отцу нашему Сергию. Вдруг пронеслась над его обителью буря, которая едва не сорвала с нее благодатный покров и едва не разрушила самых ее оснований, лишив ее святого игумена… «И кто бы мог подумать, — говорит тот же святитель, — чтобы это произошло от родного брата Стефана, того самого Стефана, который вместе с ним был основателем обители и соревнителем его подвигов? Но, видно, от бед и искушений никуда не уйдешь: беды во градех, беды и в пустыне» (2 Кор. 11, 26), беды от лжебратий, беды и от сродников…

Стефан пришел в пустынную обитель своего брата, вероятно, по влечению к более строгой жизни, чем какую он мог вести в Москве. Но при этом желании, отказавшись от игуменства в Богоявленском монастыре, он не мог победить в себе страсти властолюбия. Он был старший брат преподобного, он вместе с ним полагал основание новой обители; может быть, он принес и денежное пожертвование из Москвы на новую обитель: все это питало в нем желание первенства. Можно думать, что в среде недовольных новыми порядками в обители были некоторые на стороне Стефана.

В один субботний день преподобный Сергий сам служил вечерню и был в алтаре, а брат его Стефан, как любитель церковного пения, стоял на левом клиросе. Вдруг преподобный слышит довольно громкий голос брата:

— Кто тебе дал эту книгу? — вопрос обращен был к канонарху.

— Игумен, — отвечал канонарх.

Помысл гнева и властолюбия поколебал Стефана при этом ответе. «Кто здесь игумен? — сказал он уже запальчиво. — Не я ли первый основал это место?» Сказаны были и другие немирные слова.

Преподобному стало понятно, что в этом раздражении брата излилось тайное недовольство некоторых из братий на новые порядки в обители. Мы уже говорили, что некоторые из этих недовольных оставили обитель; но были, по-видимому, и такие, которые желали бы сменить самого игумена.

Игуменство не привлекало, а тяготило смиренного Сергия; тем не менее желал он управлять такими, которые не желали его управления, и он воспользовался случаем сложить с себя это тяжкое бремя. Предоставляя своевольных суду их совести, преподобный, по окончании вечерни, не пошел уже ни в келлию, ни в трапезу, куда пошли все братия. Никем не замеченный, он вышел из обители и удалился по дороге, ведущей на Кинелу…

Благоговейный читатель жития Сергиева невольно останавливается мыслью над этим поступком угодника Божьего. Приводим здесь рассуждение по сему случаю приснопамятного святителя Филарета, митрополита Московского. «Очевидно, — говорит он, — в сем поступке терпение, кротость и смирение святого. Но вот что недоуменно: почему не вразумел он брата по долгу игумена? Как за одного человека оставил всю братию и служение, в которое поставлен священной власть?»

«Есть особенные пути святых, — отвечает на сей вопрос мудрый святитель, — пути, пред которыми все должны благоговеть, поелику они особенной благодатью Божией управлены и оправданы в своих последствиях, но которым не всякий имеет право последовать, потому что было бы дерзновенно, если бы каждый стал приписывать себе ту же благодать. Таков случай, теперь рассматриваемый».

«Если у отца сын, или у начальника подчиненный безчинствует, берегитесь молчать и оставлять его без обличения и исправления. Вспомните грозное прещение и наказание, которым за небрежение сего рода Бог поразил несчастного Илия: отмщу Аз на доме его до века в неправдах сынов его, о нихже ведяше, яко злословиста Бога сынове его и не наказа их (1 Цар. 3, 13). Если от какого-нибудь искушения или неудовольствия приходит тебе желание бежать от места, на котором ты поставлен законной властью, остерегись: может случиться, что вину своеволия понесешь, от зла путем своего произвола не избежишь и преследуемого тобой спокойствия не уловишь».

«Но если святый Сергий в известном случае не по сим обыкновенным правилам действовал, то по каким же? Ибо святому по святым правилам действовать надлежит. Мы уразумеем дело его, если приложим к его поступку правило апостола: сие паче судите, еже не полагати претыкания брату или соблазна (Рим. 14, 13). Видел прозорливый Сергий, что неудобно было прямо обличить любоначальствующего, потому что в сем случае обличение казалось бы препирательством за начальство и имело вид личной распри между игуменом и старшим по нем (тоже имевшим игуменский сан), и притом родными братьями по плоти, был бы не без претыкания и для прочих братий обители».

«В сих трудных обстоятельствах премудрый старец нашел средство не только не положить претыкания со своей стороны, но и положенный другими соблазн уничтожить. Он никому не сказал о поступке брата и своим удалением от начальствования подал и сильнейшее врачевание страсти любоначалия. Бог же, оправдывая путь угодника Своего, через его добровольное изгнанничество, паче прежнего утвердил в любви к нему братию его первоначальной обители и возвратил его к ней властью святителя Алексия».

Так размышлял о сем «добровольном изгнании» преподобного Сергия святитель Филарет. Обратимся теперь к повествованию.

На пути в Кинелу преподобного застигла ночь, которую он провел в глухом лесу, в молитве и кратком сне. Наутро он продолжал путь свой и пришел в Махрищский монастырь.

Здесь был игуменом его духовный друг и собеседник, преподобный Стефан. Постриженик Киево-Печерской Лавры, он ушел от преследований латинян в пределы Московского княжества, и здесь, в 35 — ти верстах от обители преподобного Сергия, основал свою пустынную обитель, так же, как и Сергий, во имя Пресвятой Троицы. Преподобные друзья посещали друг друга для духовной беседы и взаимного утешения, и теперь, узнав о прибытии Сергия, Стефан велел ударить в било и со всей братией вышел навстречу к нему. И как же трогательна была эта встреча! Они поклонились друг другу до земли, прося друг у друга молитв и благословения, и ни один из них не хотел первый подняться — так велико было смирение! Наконец святой гость уступил, он встал, благословил святого хозяина и друга с его братией, и все вместе вошли в церковь для краткой молитвы. Затем гостеприимный Стефан предложил Сергию пустынную трапезу, и долго они беседовал о спасении души.

Преподобный Сергий гостил у своего друга несколько дней. Он обходил с ним пустынь и радовался процветанию его обители. Наконец он сказал Стефану: «Желал бы я, отче, найти себе, при помощи Божией, такое уединенное место, где можно было бы безмолвствовать. Твои ученики хорошо знают здешние пустынные места; и так прошу твою любовь: дай мне одного из них в провожатые».

Стефан не только с любовью исполнил эту просьбу, отпустив с Сергием ученика своего Симона, но и сам проводил святого друга версты за три от обители, где они отдохнули у источника и распростились. И поныне стоит над этим источником часовня — памятник их дружеского прощания, и ежегодно к этой часовне бывает крестный ход из Махрищской Сергиевской приходской церкви.

Преподобный Сергий обошел в сопровождении Симона много пустынных дебрей и нашел наконец прекрасное место на реке Киржач, где и поселился для безмолвия.

Нужно ли говорить, в какое уныние была приведена Троицкая обитель нечаянным удалением из нее святого игумена? Лучшие иноки встревожились, но сначала думали еще, что он скоро и возвратится. Ожидание их, однако же, не исполнялось… Тогда братия отправились по двое и по трое искать его по пустынным лесам, по селам и городам; но его нигде не находили… Некоторые, чувствуя духовное сиротство в разлуке с любимым старцем-игуменом, решались уже покинуть и саму обитель, в которой теперь все казалось так пусто и безприютно… Но вот один из братии пришел на Махру, к преподобному Стефану, и от него услышал, что Сергий прошел в дальнюю пустынь, дабы там основаться. В порыве радости усердный инок хотел было устремиться по следам своего игумена, но потом одумался и поспешил возвратиться в Троицкую обитель, чтобы утешить скорбевших братий радостной вестью. Понятно, как велика была эта радость осиротевших иноков, когда они узнали, где привитает их любимый наставник и отец. Они не могли долее сносить разлуки, и один по одному стали переселяться на Киржач. А преподобный с любовью принимал их и сам помогал строить им келлии, сам своими руками ископал и кладезь, который существует доныне. Братия пожелала, чтобы построена была церковь. Тогда преподобный послал двух учеников своих к митрополиту Алексию просить у него благословения на это; благословение скоро было получено, и церковь основана… Списатель жизни Сергиевой сохранил и молитву, которой помолился угодник Божий при основании сей церкви. Вот эта молитва:

«Господи Боже Сил, иже древле Израиля многими уверивый великими чудесы и законодавца Своего Моисея многими и различными известив знаменьми, и иже Гедеону руном образ победы показавый! Сам и ныне, Владыко Вседетелю, услыши и мене, раба Твоего, молящегося Тебе! Приими убо молитву мою и благослови место сие, егоже благоизволи создатися во славу Твою, в Благовещения. Да и в том всегда славится имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, аминь!»

При помощи Божией постройка церкви прошла успешно. Над строением новой обители трудились добровольно многие иноки и миряне: кто строил келлии и церковь, кто доставлял материал, нашлись благотворители из князей и бояр, которые присылали и денежные пожертвования на постройки. Число братии быстро увеличивалось. Преподобный и здесь ввел общежительный устав.

Прошло три-четыре года. Иноки Троицкой обители, не пожелавшие расстаться с первоначальным местом подвигов преподобного своего игумена, все еще утешали себя надеждой, что их старец скоро возвратиться в свою излюбленную обитель. Им казалось невозможным, чтобы любвеобильный Сергий навсегда покинул место, на котором так долго трудился и над которым уже видел и Божие благословение. Не раз приходили они в Киржач и упрашивали преподобного возвратиться под кров Живоначальной Троицы, но он отклонял их просьбы и оставался в новой обители. Тогда троицкие старцы, в порыве сыновней любви к своему святому игумену и сердечной привязанности к родной обители, пошли в престольный град Москву к самому святителю Алексию, и зная, как Сергий свято чтит волю Архипастыря, со слезами стали умолять его, чтобы он своей святительской властью возвратил им, осиротевшим детям, чадолюбивого отца.

— Владыко святый, — говорили они митрополиту, — ведает святое твое владычество о разлуке нашей с отцом нашим духовным; живем мы теперь как овцы без пастыря; священноиноки, и простые старцы, и все святое, Богом собранное братство, не в силах будучи сносить разлуку эту, один за другим покидают нашу обитель и уходят к нему… Да и сами мы не можем дольше жить без него… И так, если соизволишь, Богом данный Архипастырь наш, исполнить смиренное моление наше, то повели ему возвратиться в свою прежнюю обитель, чтобы она не пришла в запустение.

Святитель хорошо понимал, как нужен Сергий для обители Троицкой; но видел и то, как тяжело огорчили блаженную душу своевольные, которые возмутились и против отца своего, и против воли Вселенского Патриарха. Жаль ему было и учеников, безутешно скорбящих в разлуке с наставником. Но не хотел он действовать и на святого друга своего одной только властью архипастырской… Благословив троицких иноков и сказав им слово утешения, митрополит отпустил их в свою обитель и немедленно отправил почетное посольство к преподобному Сергию, состоявшее из двух архимандритов: Герасима и Павла. Посланные прибыли на Киржач и братски приветствовали Сергия.

— Отец твой, — сказали они, — Алексий-митрополит благословляет тебя и очень рад, что имеет добрые вести о твоей жизни в этой далекой пустыни, и что имя Божие и тут прославляется через тебя. Но он повелел нам сказать тебе: довольно и того, что ты здесь построил церковь и собрал немало братий. Избери теперь из числа своих учеников опытного в духовной жизни и оставь его строителем новой обители, а сам возвратись опять в монастырь Пресвятой Троицы, дабы братия, так долго скорбящая в разлуке с тобой, не разошлась вовсе из той обители. Непокорных и строптивых я выведу вон оттуда, чтобы там не было ни одного твоего недоброжелателя. Только не ослушайся нас, и милость Божия, и наше благословение всегда да будут над тобой!

— Так скажите от меня господину моему митрополиту, — отвечал смиренно преподобный, — все, что исходит от твоих уст, принимаю с радостью, как исходящее от уст Христовых, и ни в чем тебя не ослушаюсь.

С таким ответом архимандриты возвратились к святителю, который был очень обрадован совершенным послушанием Сергия. Немедленно послал он в новую обитель священников и утварь церковную, и церковь была освящена в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. А Сергий избрал из своих учеников преподобного Романа, которого митрополит рукоположил в священный сан и поставил строителем на Киржаче. Закончив, таким образом, благоустроение новой обители, преподобный игумен возвратился в свою первоначальную пустынь.

Это возвращение было торжеством добра над злом, праздником взаимной любви учеников и наставника. Как только стало известно в обители, что преподобный идет в свою родную Лавру, вся братия поспешила к нему навстречу. «Умилительно было видеть, — рассказывает преподобный Епифаний, который, может быть, сам был свидетелем этой встречи, будучи тогда еще послушником, — как, одни со слезами радости, другие со слезами раскаяния, ученики бросались к ногам святого старца; одни целовали его руки, другие — ноги, третьи саму одежду его; иные, как малые дети, забегали вперед, чтобы полюбоваться на своего желанного авву, и крестились от радости; со всех сторон слышались возгласы: “Слава Тебе, Боже, о всех промышляющий! Слава Тебе, Господи, что сподобил Ты нас, осиротевших было, снова увидеть нашего отца, нашего пастыря и учителя! Пришел он наконец к нам, заблудшим! И вот теперь будто другое солнце взошло для нас!”»

Что же их отец?

Ликовал и он духовно, любуясь детьми своими, которых он же собрал в этой пустыни; он теперь целовал их как любящий отец после долгой скорбной разлуки: он видел теперь на деле их искренно-сыновнюю любовь, сыновнее послушание… Так был вознагражден за скорбь свою великий праведник! По своему глубокому смирению и кротости он добровольно изгнал самого себя из обители ради умиротворения изгонявших его: он не мог видеть в монастыре мирского своеволия; за то утешен был теперь сыновней любовью и преданностью своих учеников.

А что же сталось с его братом Стефаном, который своим неосторожным грубым словом огорчил смиренного игумена и подал ему повод уйти из обители?

При встрече преподобного Сергия мы его не видим, может быть, он сам или по распоряжению Святителя Алексия, на это время удалился из Лавры или в Богоявленский монастырь, или в Симонов, к своему сыну Феодору. Но позднее, по кончине преподобного Сергия, мы видим его опять живущим в обители и поведающим списателю жития Сергиева историю его детства. Ясно, что он раскаялся в своей минутной вспышке и примирился со своим святым братом-игуменом.

Впрочем, нерасположение к общежитию примечалось в некоторых из братий и впоследствии, даже спустя лет 10–12. Это видно из того, что около 1382 года Вселенский Патриарх Нил, в утешение святому игумену в борьбе с недовольными, прислал свое послание, в котором называл привычный образ жизни тогдашних русских иноков жизнью мирских людей и делом «дикой, невежественной земли»; напротив, введенное Сергием общежитие называл делом высокой духовной мудрости и предлагал братии наставление в необходимости и достоинстве послушания.

Вскоре после описанных событий, именно в 1373 году, преподобный Сергий был тяжко болен, так что опасались за жизнь его. Он пролежал на одре болезни со второй недели Великого поста «до Семенова дня», то есть до 1 сентября. Жизнь праведника так была дорога в глазах современников, что летописец счел нужным занести известие об этом в свою летопись. «Пусть не удивляются тому, — замечает при этом дееписатель, — что праведникам посылаются скорби и болезни: многими скорбьми подобает внити в Царствие Божие. А что грешные люди живут здравы и веселы и не терпят на сем свете никаких скорбей, за то им готовится вечное мучение в будущей жизни. А для страж дующих праведников готовится Господом Богом много венцов и неизреченная слава на небесах».