Глава 29. Разговоры о нас

Вирна Мэйс

Утро началось с того, что Н’етх поддержал нашу инициативу. Его вдохновила идея, что мы с Кьяной рассмотрим легенду с двух сторон, и еще больше вдохновило, как мы хотим это сделать. Рассказать две альтернативные версии, которые могли бы иметь место, как если бы это действительно были исторические события.

– Сейчас мало кто из студентов подходит к делу настолько творчески, – произнес он, – после занятий подойдите ко мне на кафедру за рекомендациями по литературе.

В общем, как-то так получилось, что мы с Кьяной и Харом сели вместе. Хар, к слову, выглядел гораздо более довольным, чем еще пару дней назад, из чего я сделала вывод, что их с К’ярдом примирение состоялось. Меня это радует, а еще радует, что я наконец-то возвращаюсь в «Бабочку»: Дженна вчера сказала, что в клубе меня очень не хватает. Вообще я чувствую себя настолько отдохнувшей и сильной, что меня не смущают даже ночные смены. Начинаю подумывать о том, чтобы снова вернуться на работу и на неделе, не только по выходным.

Тренировка с Вартасом будет утром, а пока… пока что мне не дается только бассейн, но с этим я тоже справлюсь. Я со всем справлюсь, постепенно. Странное, волшебное окрыляющее чувство, которое для меня непривычно, но оно мне нравится.

Именно поэтому я сижу и улыбаюсь, слушая Н’етха. Ровно до тех пор, пока из-за спины не раздается ядовитое:

– Это сейчас модно, ты разве не знал? Общаться с людьми.

Улыбка сбегает с лица, я оборачиваюсь: двое парней-въерхов ухмыляются, глядя на меня. Следом оборачивается Кьяна и уже собирается что-то сказать, когда Хар выразительно смотрит на комментаторов. На этот раз уже с их лиц сползают улыбки.

– Студенты! Я был бы очень вам благодарен, если бы мы вернулись к занятию, – напоминает преподаватель.

– Мы на занятиях, – сообщает Хар, глядя на него. – Я могу дословно повторить все, что вы только что говорили, ньестр Н’етх.

– Уверен, что можете, – он улыбается. – Но постарайтесь так же внимательно меня слушать, сидя лицом ко мне. И вам не сложно, и мне приятно.

По рядам проносится смех, Кьяна тоже смеется, и я улыбаюсь. Риардан Н’етх – один из самых приятных преподавателей в Кэйпдоре, он молодой, и действительно горит предметов, который ведет: «Легенды и мифы старого времени».

Лекция продолжается, и я только-только успеваю сосредоточиться на словах Н’етха, когда мне на тапет падает сообщение:

«Ты меня поцеловала».

От неожиданности чуть не роняю перо, глядя на выскочившую строчку. Щеки вспыхивают, я кошусь на Кьяну, но она, кажется, увлечена лекцией. Сама не знаю зачем (по-хорошему, мне стоит последовать ее примеру), пишу ответ:

«Я тебя спасала».

«И разумеется, поцеловала меня ты только поэтому».

Это даже не вопрос, а утверждение, с которым я понятия не имею, что делать. В тот момент я действительно поцеловала его, чтобы сохранить его тайну, но мне это нравилось. Нельзя отрицать очевидный факт, мне нравится целоваться с К’ярдом.

Мне. Нравится. Его. Целовать.

Наверное, если почаще повторять это про себя, я даже перестану краснеть, когда об этом думаю. И уж тем более перестану краснеть, когда вспоминаю, как его губы касаются моих.

М-м-м, нет.

Это определенно не то, о чем стоит думать на лекциях.

«У меня лекция», – пишу я.

«У меня тоже».

«Вот и пиши лекцию».

«Лекции – это скучно. Гораздо интереснее думать о тебе».

Я дергаюсь так резко, что Кьяна удивленно смотрит на меня, спрашивает еле слышно:

– Все в порядке?

– Все хорошо, – отвечаю так же шепотом и выключаю дисплей.

Тапет жужжит. Снова.

Снова и снова.

Кьяна снова на него косится:

– Тебе кто-то пишет? Что-то срочное?

– Нет, ерунда, – я выключаю еще и вибрацию, после чего внимательно смотрю на Н’етха и на голограмму мифического сражения: молнии ударяют в бушующее море, а колесницы богов несутся над ним, чтобы сойтись в схватке.

Что-то они там не поделили, и я даже помню, как преподаватель об этом говорил, но не помню, что. Я вообще ни на чем не могу сосредоточиться.

Все-таки включаю дисплей.

«Не молчи, синеглазка».

«Синеглазка, не молчи».

«Ладно, я понял, ты настолько счастлива, что просто не находишь слов».

«К’ярд!»

«О, ты все-таки нашла правильное слово».

Я присылаю ему злой смайлик.

«Это твое обычное состояние, сделай лицо попроще».

Нет, он еще и издевается!

«Если ты не прекратишь писать всякую ерунду, я не буду с тобой разговаривать».

«Ты и так не особо разговорчивая, но я могу делать это за двоих».

Теперь мне хочется треснуть его тапетом.

«К’ярд, если тебе действительно есть о чем поговорить, давай сделаем это во время большого перерыва. Идет?»

«Ты приглашаешь меня на свидание?!»

«И-Д-И-О-Т!»

Я пишу это именно так, выразительно большими буквами, после чего собираюсь с концами выключить тапет, когда мне падает новое сообщение:

«Вирна, я пошутил».

Не знаю, что меня останавливает, то ли это его «Вирна», то ли… сама не представляю, что.

«Увидимся во время перерыва в столовой?»

Я ничего не отвечаю.

«Если ты не хочешь есть, можем в парке».

Ничего не пишу.

«Но там холодно и сыро».

В конце концов хватаюсь за перо:

«Хорошо, давай в столовой, но ты меня больше ни разу не будешь дергать на занятиях».

«Договорились».

И он правда не дергает, все оставшееся время, даже когда мне самой невыносимо хочется отвлечься, я сижу и слушаю лекцию, потому что К’ярд ничего больше не пишет. Но он и так уже написал достаточно, и вчера тоже сказал более чем. Это была просто шутка, ничего кроме, но эта шутка почему-то не выходит у меня из головы.

С той минуты, как я вспоминаю это его «девушка», лекция окончательно идет боком, и все, что я делаю – это смотрю на часы. Время, как назло, тянется невыносимо медленно, и когда звенит звонок, я, едва попрощавшись с Кьяной и Харом, вылетаю из аудитории. До столовой не так уж далеко отсюда, и за парочку поворотов я заставляю себя сбавить шаг, чтобы не выглядеть запыхавшейся.

Впрочем, наверное, я все равно выгляжу, поэтому когда вижу его, на ходу поправляю волосы и спрашиваю как можно более небрежно:

– Привет. Ты про Эн хотел поговорить?

Он смотрит на меня, смотрит как-то слишком долго, и под его взглядом мне становится невыносимо жарко. Правда, еще горячее становится, когда К’ярд произносит:

– Про нас.

– Что значит – про нас?

То, что я спросила это, глядя ему в глаза, до меня дошло уже постфактум, горящими щеками и слишком откровенным желанием сбежать. Хотя куда мне от него бежать в Кэйпдоре? Нет, куда мне от него бежать в Ландорхорне? Куда мне вообще от него бежать?

– Про нас – это то, о чем не говорят на голодный желудок, – не дожидаясь ответа, меня подхватывают под локоть и увлекают за собой.

Сегодня в столовой на нас смотрят все без исключения, причем если раньше это был такой исследовательский интерес, то теперь во взглядах помимо любопытства зависть, насмешка, раздражение, любопытство: столько эмоций, что у меня начинает кружиться голова. Никогда раньше на меня не обращали столько внимания, и не обратили бы – даже если бы я доучилась до победного седьмого курса в Кэйпдоре и сделала бы открытие в области лиабиологии, которое изменило бы мир. Вся причина этого внимания – Лайтнер К’ярд, но что самое странное, страшное, невыносимое и вместе с тем восхитительное – так это то, что мне это нравится.

– Что будешь? – интересуется он, на ходу изучая интерактивное меню, и, кажется, тоже совершенно не замечает этих взглядов.

– У меня есть деньги, – говорю я и тянусь за картой.

К’ярд тяжело вздыхает.

– Деньги не едят, Мэйс.

Я смотрю на него.

– Ты меня прекрасно понял.

– В этом-то и проблема, – я не успеваю открыть рот, когда он уже делает заказ. На двоих.

Мне невыносимо хочется заказать себе отдельно, а потом посмотреть, как он будет все это есть, но я решаю, что лучше об этом говорить. Раз уж зашел разговор «про нас».

– Я не хочу, чтобы ты за меня платил, – говорю я, когда мы садимся за столик.

– Ты хочешь сказать, что я не в состоянии заплатить за свою девушку?

Нет, надо было все-таки взять себе что-нибудь отдельно. А воды попросить из холодильника, чтобы его полить.

– Я не твоя девушка, К’ярд.

– Да ладно? – Он приподнимает брови. – Почему?

Вопрос ставит меня в тупик.

– Потому что я человек, а ты въерх.

– Это должно меня смутить?

– Нет, это смущает меня.

– Почему?

– Я сейчас полью тебя соком.

– А я полью соком тебя, – замечает он совершенно серьезно. – Хороши мы будем, оба политые соком, правда?

С ним невозможно говорить серьезно. Несерьезно, впрочем, тоже: для сына правителя Ландорхорна не существует преград, границ, которые нельзя перейти, и я совершенно не представляю, что с этим делать. Почему на его месте не мог оказаться любой парень, обычный, простой, че-ло-век? Просто такой же невыносимый и такой же, к которому меня тянет со странной, все возрастающей силой… но похоже, он такой один. И с этим надо что-то делать, потому что если ничего не сделать с этим сейчас, потом будет поздно.

– Слушай, Лайтнер, – говорю я. – Мы оба прекрасно понимаем, что твоей девушки из меня не получится. Мы для этого слишком разные.

– Так даже интереснее.

Вздыхаю.

– Интереснее для кого? Для всех в Кэйпдоре? Для прессы? Для твоей семьи?

– Это все, что тебя волнует?

Я моргаю.

– А этого мало? По-моему, более чем достаточно.

– По-моему, это все едхова хрень, – он морщится. – Прости, Мэйс, но я устал ходить кругами, как Эн вокруг рифа. Лично мне важно только одно: ты хочешь со мной быть, или нет?

От обезоруживающей простоты этого вопроса темнеет перед глазами. А может, не от простоты, может от смысла – ты хочешь со мной быть? Он всерьез считает, что все так просто? Что я могу сказать «да» (потому что очень хочу), и завтра мы станем парой? Море, нет. Парой мы не станем, правильная постановка фразы – я стану его девушкой. Его. Как это странно звучит. Как-то фантастически.

– Ты не понимаешь, – я качаю головой.

– Нет, это ты не понимаешь, Мэйс, – он хмурится. – Да или нет. Остальное… с остальным я разберусь.

Последнее он произносит так, словно для него действительно не существует никаких «но», и мне до одури хочется в это верить. Впервые в жизни мне хочется верить в сказку, которых в моей жизни никогда не было, но сказки опасны именно тем, что в них веришь. А потом открываешь глаза в реальности.

– Могу я подумать? – говорю я.

– О чем?

– О том, о чем ты меня просишь. – Точно так же впервые в жизни я не хочу зажимать чувства и слова, которые настолько мои, что никому другому я бы их не сказала. – Я родилась в другом мире, К’ярд. В этом мире въерхи не встречаются с людьми, по крайней мере, не встречаются так, как это представляю себе я. Мы никогда не сможем вместе пойти… я не знаю, в гости, на юбилей твоего отца.

– С юбилеем точно придется подождать, – говорит он. – Но по-моему, ты забегаешь вперед, Мэйс. Я просто предложил тебе встречаться.

Да, это звучит так, как и должно было звучать, но сейчас почему-то становится невыносимо больно. Я поднимаюсь, и он мгновенно поднимается следом, меняясь в лице.

– Вирна, я не это хотел сказать.

– А что ты хотел сказать? У меня есть сестры, о которых надо заботиться, у тебя есть эйрлат, который нужно пару раз в год загнать на станцию техобслуживания. Это та разница, которая не позволит нам быть вместе.

– Это та разница, которая сидит у тебя в голове, – серьезно говорит он. – Помимо эйрлата у меня есть брат. Младший брат, с которым я, правда, крайней редко общаюсь, потому что он мелкий надоедливый засранец. Если ты захочешь, я вас познакомлю. Позже. А о твоих сестрах мы можем заботиться вместе уже сейчас. Уже заботимся. Вот что я хотел сказать, Мэйс. Только это. Ничего кроме. Я хочу попробовать…

Лайтнер плотно сжимает губы, потом качает головой.

– Я хочу быть с тобой. Это же так просто. Да или нет?

– Для тебя, – говорю я, но все-таки опускаюсь за стол. Потому что когда мы вот так стоим друг напротив друга, на нас пялятся все, и это уже слишком.

– Это значит – «нет»? – Он мрачно смотрит на меня. Настолько мрачно, что фамильные черты К’ярдов делают его лицо резче, заостряют скулы, подчеркивают нижнюю челюсть. Огонь в его глазах становится ярче, и зрачки углами впиваются в радужку. Наверное, раньше это бы меня напугало: раньше, но не сейчас.

Потому что я знаю, что эта ярость – не для меня.

Эта ярость для того «нет», которое я еще не сказала, и самое страшное заключается в том, что я не хочу этого говорить.

– Это значит, что мне нужно время, – говорю я. – Так же, как нужно время, чтобы приблизиться к Эн.

– Чтобы приблизиться к Эн, нужно что-то делать, – отвечает он. И расслабляется: я вижу, как напряжение уходит из его черт.

– Я хожу в бассейн.

– В бассейн?! – Его изумление настолько искреннее, что мне становится смешно.

– Да. Тебе это кажется странным?

– Нет, – Лайтнер качает головой. – И как успехи?

– Пока никак. Но я над этим работаю.

– Как ты смотришь на то, чтобы сходить туда вместе?

– Лайт…

– Просто вместе сходить в бассейн, – он перебивает, и сокращение его имени звучит неожиданно даже для меня. Точнее, неожиданно оно звучит от меня: настолько, что мне больше не хочется ничего говорить. – Просто. В бассейн. Просто – да или нет?

Я улыбаюсь. И понимаю, что выбор передо мной даже не стоит.

– Просто… – говорю я и делаю паузу, чтобы насладиться выражением его лица, а потом заканчиваю: – Да.