Глава 17. Проблемы и способы их решения

Лайтнер К’ярд

Я, конечно, знал, что доктор Э’рер слов на ветер не бросает, и если он сказал, чтобы я держался подальше от океана, значит, сказал не просто так. Но кто же знал, что пробежка за Мэйс по берегу обернется не только слабостью, а и дикой болью. Точнее, сначала все было более чем обычно: меня шатало, но я мог ровно стоять и даже ходить, и даже поцеловать Мэйс… А вот об этом лучше совсем не вспоминать!

Потому что стоило только вспомнить, как мне хотелось крушить все вокруг. Поэтому я отгонял прочь мысли про Вирну, старался не думать о нежной коже, мягких горячих губах и хрупкой фигуре, тесно прижатой к моему телу… А заодно о том, как брезгливо синеглазка вытирала губы после нашего поцелуя.

Это было как удар под дых. Нет! Гораздо ниже. По самому больному. Будто она маруну поцеловала, а не симпатичного парня!

Вот от последнего воспоминания все перед глазами затягивало красным. Не знаю, к счастью или нет, но навредить я мог только себе, с чем успешно справлялся.

У меня было ощущение, что я упал в насос, откачивающий пресную воду. Выкручивало суставы, внутри все горело, а темнота перед глазами сменялась короткими возвращениями в сознание. И когда я выныривал на поверхность, то злился еще больше.

Какие только слова не пришли мне в голову, когда я ждал нашего водителя. В больницу мне было нельзя из-за репутации отца, поэтому я набрал доктора Э’рера. К счастью, он согласился принять меня у себя на дому. Не будь этой испепеляющей изнутри боли, я бы о прогулке к океану даже не заикнулся, но здесь пришлось признаться: на случай, если это важно. Впрочем, я не собирался раскрывать свои секреты Э’реру, просто сказал, что решил испытать себя и отцовскую силу.

Доктор разозлился. Его ноздри раздулись, он процедил, что я поступил слишком самонадеянно, и что он был лучшего обо мне мнения. Правда, это было уже после пары часов восстановления, когда боль перестала скручивать внутренние органы, и я снова мог нормально дышать и даже сесть на кушетке (в доме Э’рера был медицинский кабинет).

– Я прошу вас не рассказывать об этом моему отцу.

Э’рер искренне оскорбился.

– Я доктор, Лайтнер, и знаю, что такое врачебная тайна. Так что рассказывать обо всем придется именно тебе. Но если ты продолжишь наплевательски относиться к самому себе, то я без зазрения совести сообщу Диггхарду об этом. Или мы с тобой, как с пациентом, распрощаемся.

Да плевать! Если отец не узнает о моей вылазке к океану, я готов пообещать быть паинькой весь следующий год!

Но сегодня я прошел по краю. По словам Э’рера мне вообще грозила кома: не знаю, пытался ли он меня запугать или говорил правду, но осторожность не помешает. И не только в том, что касается здоровья, а ради Эн, семейки Мэйс и всего, что я задумал.

Вернувшись домой, я настолько погрузился в собственные мысли, что слишком поздно заметил вышедшую мне навстречу маму.

– Лайтнер! Твои глаза! Что случилось?

Я мысленно ругаюсь на всех и вся. Какого едха я снял очки?

– Пустяк. Все в порядке, мам. Правда. Я просто не рассчитал свои силы, и на сегодня я вне игры. До завтра все пройдет.

Вот ненавижу ей врать! А это вроде как полуправда. Завтра утром явлюсь к отцу, и он накачает меня новой порцией силы.

Но мама не отстает:

– Ты с кем-то подрался?

– Это был силовой спарринг, – ухватываюсь я за предложенную отмазку. – На тренировке. Не переживай, хорошо?

Сжимаю ее миниатюрную ладонь в своей и смотрю в глаза. Это срабатывает, как в детстве: морщинка на лбу матери разглаживается, а на губах появляется слабая улыбка.

– Хорошо, – повторяет она. – Пожалуйста, не заставляй меня волноваться.

Внутри поднимается волна стыда за мой обман: все-таки то, что я делаю и что собираюсь сделать не настолько безопасно. Но я душу это жалящее чувство в зародыше. А мама… Маме проще знать, что у меня все хорошо. Хотя что-то мне подсказывает, что она до конца не поверила.

Тем не менее мама бережно пригладила мою челку, коснулась пальцами щеки.

– Ты всегда можешь рассказать мне обо всем, что тебе беспокоит, – прошептала она. – Знаю, у меня нет отцовской силы и влияния, но, поверь, я могу дать нечто большее. Любовь. Поддержку. Лайтнер, я всегда поддержу тебя. Встану на твою сторону, что бы ни случилось.

Сказать, что я удивлен, значит, ничего не сказать. Потому что всегда считал, что отец душит мать как личность, закрывает ее своей широкой фигурой во всех смыслах, запугивает. И совсем не ожидал того, что в моей хрупкой и маленькой матери столько мудрости и внутренней силы.

– Спасибо, мам, – киваю я, хотя уверен, что никогда не воспользуюсь ее предложением. У нее большое сердце, поэтому его нужно беречь. – Я тоже тебя люблю.

Она кивает и улыбается.

– Лайтнер, как у тебя с той девушкой? Той, из-за которой ты улыбался.

Напоминание о синеглазке заставляет меня поперхнуться воздухом.

Ну да, из-за нее я улыбаюсь. Еще злюсь, сомневаюсь во всем на свете и чувствую себя то героем (когда я нашел убежище для ее сестер), то придурком (когда поцеловал). А так у нас Мэйс просто идеальные отношения.

– Не уверен, что ей нравлюсь, – признаюсь я.

– Ты и не нравишься?

– Представь себе! Такая девчонка существует.

– Может, ты просто еще не нашел ключик к ее сердцу? – с лукавой улыбкой заявляет мама.

Я думаю, что синеглазка тот еще сейф на дне моря, и к которому нужен не ключ, а шестизначный шифр. Вопрос в другом: хочу ли я его разгадывать?

Мама уходит, и я наконец-то могу пойти к себе и выспаться.

А перед сном еще все обдумать. Тем более что подумать есть о чем.

Например, о том, что Ромина угрожала Мэйс и ее сестрам. И, наверняка, той девчонке, ее подружке. А значит, пришло время показать этой надре, кто настоящий хозяин в Кэйпдоре и Ландорхорне. Если отец отказался делать это на своем уровне, то я разберусь с Д’ерри самостоятельно.

И начну с Родреса.

Так как у Родди появились «новые друзья», я решил побеседовать с ним там, где нам не помешают. Попросту, заявиться к нему в гости.

И лучше с самого утра.

Доктор Э’рер сдерживает свое слово, и все, о чем спрашивает Диггхард К’ярд во время нашей следующей встречи – как обстоят дела с контролем. Я отвечаю, что с переменным успехом, и отца устраивает такой ответ.

А после вливания силы я чувствую себя так, что готов свернуть горный хребет Дракур. Кажется, мое тело смирилось и привыкло к тому, что его заряжают как батарейку. Учитывая, что сегодня я не собираюсь ехать к океану, все вообще отлично.

Семья Родди живет в нескольких кварталах от нашего особняка. Дом у них не настолько роскошный по отцовским меркам, зато он ультрасовременный. Мне всегда нравился минимализм. У них, кажется, всего двое слуг, потому что в доме абсолютно все автоматизировано: начиная от сканера на воротах и заканчивая автоматическим смыванием унитаза после того, как с него встанешь, закончив свои дела. Еще бы! Ведь родителям Родреса принадлежит компания «Бигихор», производящая эйрлаты, защитные системы и, пожалуй, всю электронику в Ландорхорне.

Стоит коснуться звонка, система-дворецкий впускает меня в дом. Родди ждет? Сильно сомневаюсь.

И действительно, меня встречает ньестра Б’игг. Худая и высокая, она носит каблуки даже дома (никогда не видел ее в другой обуви). О том, что они с Родресом родственники напоминают только кучерявые волосы и глубоко посаженные темные глаза. Впрочем, возможно они были бы гораздо больше похожи, если бы ньестра Б’игг не увлекалась переделыванием своего лица. Например, в прошлый раз у нее точно была другая форма носа.

– Лайтнер, здравствуй, – улыбается она. – Как дела?

– Отлично, Зьира.

Ее глаза довольно загораются: маму Родреса раздражает обращение «ньестра Б’игг», поэтому она настаивает, чтобы все называли ее по имени.

– Родрес дома? – спрашиваю.

– Еще не вернулся с вечеринки. Думала, вы ходите на общие.

Раньше этого придурка вообще ни на одну нельзя было затащить, а оказывается достаточно было просто сказать, что там будет Ромина.

– Я ушел раньше.

– Понимаю, – кивает ньестра Б’игг и шагает к картине, на которой изображен белый куб. – Я могу его набрать.

Она прикладывает ладонь к кубу, и картина исчезает, разом превращаясь в голографический экран тапета. Здесь все: и защитные системы дома, и контакты, и карты. Мамаша Родди нацепила на него маячок и в курсе, где именно находится ее сын? Такого и врагу не пожелаешь, брр!

– Не стоит, – успеваю ее остановить. – Могу я его подождать?

– Конечно! Но учти, что через час я уеду, и ты останешься сам по себе.

– Не страшно, Зьира. Я никуда не тороплюсь.

Я готов ждать Родреса хоть весь день, а вот предупреждать его о моем визите не стоит. С Родди станется не явиться домой или захватить с собой новых дружков, которые могут нарушить наш приватный разговор.

Ньестра Б’игг предлагает мне разместиться на кухне: отсюда сквозь стеклянные стены отлично видна подъездная дорожка, так что появление Родреса я не пропущу. А его мать готовит себе завтрак. Ну как готовит, она нажимает на кнопки, и за нее все выполняет техника. Я отказываюсь от каши, но соглашаюсь на чашку горячего льяри. Ньестра Б’игг расспрашивает меня об отце и об учебе в Кэйпдоре, но об отце особенно, и мне приходится ее развлекать. Или ей меня, с какой стороны посмотреть, поэтому я искренне радуюсь, когда эйрлат Родреса появляется во дворе. Бывший друг меня не видит из-за отражающих стекол, а вот мне прекрасно видно, что он один.

Я неторопливо допиваю льяри с горчинкой. Если Родди решит отправиться сразу в свою комнату, то это даже хорошо – я перехвачу его по пути.

Но он сворачивает на кухню и, замечая меня, замирает на входе.

На мгновение в глазах за стеклами стильных очков в тонкой оправе мелькает страх.

– Родрес, смотри кто у нас в гостях! – улыбается ньестра Б’игг.

Мы с Родди смотрим друг на друга, и я приподнимаю бровь: мол, скажи при матери, чтобы я убирался из вашего дома. Уверен, она упадет в обморок, когда узнает, что ее сынок поссорился с одним из К’ярдов. Но я бы с удовольствием на это посмотрел. Тот моргает и отводит взгляд.

– Давно не виделись, Лайт. Что ты здесь делаешь?

– Приехал узнать, как ты пережил вечеринку, и хочу еще кое-что обсудить, – усмехаюсь я. – По учебе.

– Так, – говорит ньестра Б’игг, загружая пустую тарелку и чашки в посудомоечную машину, – вы тут все обсуждайте, а я побежала по своим делам. Пока, малыш. Пока, Лайтнер.

Она целует сына в щеку, а мне машет рукой.

– Передавай привет отцу.

– Обязательно, Зьира, – жизнерадостно обещаю я, но стоит ее каблукам стихнуть в холле, поворачиваюсь к ее сыну.

Видимо, взгляд у меня становится соответствующим, потому что Родрес даже отступает на шаг.

– Тут везде камеры, Лайтнер, – предупреждает он. – И прослушка есть. Система вызовет политари, если…

– Если что? – перебиваю я, медленно поднимаясь с барного стула и приближаясь к нему. – Если что, Родди? Если я начну тебе угрожать? Или бить тебя? Ногами, например.

Родрес шумно сглатывает, но остается на месте. А вот я продолжаю:

– Зачем мне это? Зачем мне бить друзей? Мы же были друзьями, Родди. Помогали друг другу. Были друг за друга горой.

– Ну да! – хмыкает он, скрещивая руки на груди. – Друзья. Только вспоминали вы с Харом обо мне, когда нужна была моя помощь и мои мозги.

– То есть, выходит, мы тебя использовали, а Ромина дружит с тобой просто так?

Лицо парня становится пунцовым, он даже начинает заикаться:

– П-п-ри… при ч-чем здесь она?

– Да потому что с нее все началось, и тут твои гениальные мозги тебе отказали.

– Ничего мне не отказывало! Наоборот у меня раскрылись глаза на многие вещи.

– Угу, – зло усмехаюсь я. – Например, на глубину декольте Д’ерри. Знаю, там есть на что посмотреть. Собственно, это единственное, с чем у Ромины все в порядке. А вот с мозгами у нее как раз не очень.

– Ты злишься, Лайт, потому что после твоей выходки в столовой половина Кэйпдора не желает с тобой общаться!

– Нет, Род, это я не собираюсь общаться со всяким сбродом.

В глазах Родреса вспыхивает огонь силы въерха.

– И поэтому ты общаешься с калей… Мэйс?

Я шагаю вперед и кладу руку на плечо Родди, сжимая пальцы. Легко, в записи останется только дружеское похлопывание по плечу, но бывший друг дергается и сжимает зубы от боли.

– Я общаюсь, с кем хочу, – отвечаю я так, что бывший друг вздрагивает. – И на твое счастье тут камеры.

– Ты мне угрожаешь?!

– Угрожаю? Нет. Нет, Родди, я хочу, чтобы ты рассказал правду про Д’ерри.

– Я уже рассказал правду.

– Неужели?

– Я рассказал политари, что ты мне угрожал, чтобы я оговорил Ромину.

О чем еще Вирна забыла мне рассказать?!

Внутри полыхает отцовская сила, а на лице Родреса появляется удовлетворенная, даже торжествующая улыбка. Правда, ненадолго: я сжимаю его плечо так, что он всхлипывает. А мне хочется стукнуть придурка головой о мраморный стол.

– Я не собираюсь подставлять дочь судьи Д’ерри только потому, что тебе так захотелось, – едва не плачет этот едх.

– Мне? – переспрашиваю я. – Мне захотелось?! Это Ромина издевается над людьми. Она швырнула Мэйс в океан!

– Если это так, то как же она выжила?

Родрес вздергивает подбородок.

– Что-то здесь не сходится, Лайт. В тот день был сильный шторм, даже если бы ты, к примеру, прыгнул за ней, то вы бы все равно не смогли выжить. Не говоря уже о том, что океан отобрал бы все твои силы, но, как я вижу, с твоей силой все в порядке.

Родрес не знает про раг’аэну, но про силу он попал в точку.

– Ты говоришь про издевательства над людьми, – продолжает парень, – но по мне так это ты пытаешься свести счеты с Роминой и подставить ее. Мстишь, за то, что она тебя бросила.

– Это она сказала?

– Да! Это она сказала.

– А ты поверил?

Родрес не едх, он – влюбленный идиот!

– Я не стану ее подставлять, будь ты хоть десять раз К’ярдом. Так что, если хочешь, жалуйся папаше. Пусть он все решает. На своем уровне.

– Эй, – я киваю на камеру, – ты, между прочим, сейчас говоришь про правителя Ландорхорна, и это будет записано не в твою пользу.

Бывший друг резко бледнеет, а я выдерживаю паузу, чтобы он успел проникнутся осознанием. Уверен, мои зрачки сейчас горят от переизбытка силы, но так даже лучше.

– Твое счастье, что я привык решать все самостоятельно, – говорю я. – А пока мне нужна та программа для отслеживания.

Родрес на удивление быстро соглашается. В том, что он пожалуется Д’ерри, я сомневаюсь – это не то, за что она может его погладить по голове и по другим частям тела.

С Родди не получилось, точнее, получилось не до конца, но отказываться от того, чтобы заставить Ромину ответить за все, я не собирался. Она перешла черту. Особенно когда угрожала девчонкам Мэйс.