Глава девятнадцатая

После ухода Кортни я еще долго была в библиотеке. Сидела в тени стеллажей и пялилась на ковер, пока произошедшее усваивалось у меня в голове. Поскольку я замолчала, книги тоже успокоились, изредка перешептываясь, – словно спящие птицы тихонько шелестели крыльями. Можно было сказать, что здесь царил покой, если бы мой взгляд не блуждал рядом с огромным темным пятном на полу. Я проводила пальцами по книжным корешкам, ощущая ответную дрожь, когда они общались между собой неразборчивыми шумами.

– Что вы видели? – прошептала я. – Что с вами случилось?

Внезапно книги на несколько секунд притихли. Я затаила дыхание. Может быть, они все-таки мне ответят? Может быть, они знали обо мне нечто такое, что заставит их поделиться со мной своими тайнами? Неужели все так просто?

А после они разразились настолько оглушительным гомоном, что я отпрянула от полки, к которой неосознанно приникла ухом. Я бросилась прочь, лавируя между рядами стеллажей так быстро, насколько это было возможно, не переходя на бег, а шепот книг у меня за спиной становился все громче и громче.

Я остановилась в конце книжных рядов и прислушалась к взволнованным звукам своего имени. Прижала руку к животу и заставила себя медленно и глубоко дышать, чувствуя каждый вдох ладонью. Борясь с подступающей паникой, я втягивала воздух, пока шепот из секции «Теоретической магии» то усиливался, то стихал. К этому приему я не прибегала уже много лет – ему меня научила школьный психолог, когда я рассказала ей, что порой испытываю безудержную, прямо до тошноты, ярость. Она подсказала мне, как справиться с тем, что я считала тогда гневом. И только спустя годы я осознала: на самом деле она учила меня бороться со страхом.

Как только мне удалось восстановить дыхание, я направилась к выходу в коридор. Ненавижу этот страх. Я не испытывала его уже много лет. Даже когда покинула родительский дом, чтобы начать самостоятельную жизнь – без работы и диплома. Даже когда мой первый клиент направил на меня пистолет. Даже когда несколько дней назад тот грабитель приставил к моему горлу нож. Но здесь же, в присутствии магии…

Мне будто снова было семнадцать лет: дыхание учащалось, потому что разом наваливалось слишком многое.

Я уже держалась за ручку двери, пытаясь понять, как мне выбраться отсюда и при этом ни с кем не столкнуться, когда услышала у себя за спиной шаги. Резко обернулась, сердце гулко забилось в груди.

– Подожди! – Из-за стойки регистрации появился Рахул, его голова маячила поверх высокой стопки высохших журналов. – Можешь придержать дверь?

Я подперла дверь ногой, а все, что произошло за день, сунула в свой кирпичный чулан, куда закидывала остальные чувства, связанные с этим делом. Чтобы все как следует утрамбовать, пришлось приложить немало усилий, но я справилась. Благодаря этому мне удалось удержаться от вопроса, как долго он тут находится и видел ли мой приступ паники. Я взяла себя в руки, натянула маску выдуманной Айви, которую уже надевала для него.

И, став ею, расплылась в улыбке.

– Набрал легкого чтения? – поинтересовалась я, избавив его от половины стопки.

– О, спасибо за помощь, – выдохнул Рахул. Я захлопнула дверь ногой и зашагала рядом к его кабинету. – Только легкой эту стопку не назовешь. Хотя техническая документация другой и не бывает. «Легкое чтение», ничего не скажешь. Просто мои старшеклассники изучают теорию цвета.

Я сморщила нос. Даже не помню, когда еще в жизни я морщила нос, чтобы показать свое смятение, и тем не менее сейчас строила Рахулу милую рожицу.

– Теория цвета? А разве это не основы?

Он покосился на меня.

– Э-э, нет. Напротив, это продвинутый уровень. Здесь уже приходится менять особенности взаимодействия света с молекулами на… – В этом месте я закатила глаза, и он рассмеялся. – Ладно, ты права. Тебе ни к чему целая лекция. Вообще эта тема обычно не рассматривается на вводных курсах. Ты когда-нибудь изучала в школе предметы по углубленной программе?

– Постой, а как все эти журналы связаны с особенностями света? – Попытка уйти от ответа получилась довольно неуклюжей, зато сработала прекрасно.

– Речь идет об особенностях взаимодействия света, особенности же самого света поменять нельзя. Или, по крайней мере, мне так кажется. Табита, возможно, озвучит тебе другое мнение. – Он пожал одним плечом, пока локтем другой руки надавливал на ручку двери в свой кабинет. Затем, придерживая дверь открытой, встал на пороге, чтобы я могла пройти. Протискиваясь мимо него, я замерла и на целых два удара сердца позабыла о всех тайнах, что узнала в библиотеке, и об ужасе шепчущих мое имя книг. Мы были с Рахулом настолько близки, что я видела пробивающуюся к концу дня щетину на его подбородке. Я невольно задумалась, какова она на ощупь при соприкосновении с нежной кожей моего запястья. А после – при соприкосновении с нежной кожей внутренней стороны моего бедра.

Третий удар сердца – и я вошла в кабинет. Плюхнула на стол стопку журналов и встряхнула руки.

– Значит, особенности взаимодействия со светом, – проговорила я, открывая старый потрепанный выпуск журнала для автолюбителей, только бы не встречаться с ним взглядами.

Рахул водрузил свою пачку журналов рядом с моей и принялся раскладывать их по стопкам.

– Задача состоит в том, чтобы выбрать в журнале какую-нибудь рекламу или фотографию и перевести изображение на ней в цветной негатив. – Я отметила то, по какому принципу он сортирует журналы – по преобладающим цветам на обложке, – и начала делать то же самое со своей стопкой. Он остановился, наблюдая за мной, а потом кивнул. Он не стал ничего говорить, как-то подтверждать, что я делаю все правильно, а просто принял, что мы действуем с ним сообща.

– Что ты подразумеваешь под «цветным негативом»? – удивилась я. – Разве негатив не должен быть черно-белым?

– А вот это самое интересное, – сказал он. – Детям необходимо самим определить противоположные цвета для изображения, а после преобразовать его в них. А для этого им нужно разбираться в теории цвета, физике света, абстрактной пигментации и уметь целенаправленно применять все эти знания. Это целый проект. Он займет у них почти месяц – мы закончим прямо перед началом весенних каникул, так что им даже некогда будет переживать. – Рахул открыл какой-то журнал о природе на большой фотографии с совой. Птица была совершенно типичная: огромные круглые глаза и два похожих на рожки хохолка. На снимке она летела, сжимая в когтях несчастного грызуна.

Рахул бросил на меня быстрый взгляд, который я по идее не должна была заметить. Потом приложил палец к центру лба совы. Цвета на странице начали постепенно меняться, словно чернила утекали в воду. Спустя тридцать секунд изображение полностью стало другим: коричневые цвета превратились в голубые, желтые – в фиолетовые. От представшей картины мои глаза должны были повылезать из орбит, но нет – мне даже понравился получившийся результат. Приблизившись к снимку, я разглядела, что каждое перышко приобрело немного другой оттенок; Рахул не забыл и про маленькую капельку крови, вытекавшую из-под совиных когтей.

– Цветной негатив, – пробормотала я и провела подушечкой пальца по крылу совы. – Понятно. Круто.

– Ага, – отозвался Рахул. Я подняла глаза и обнаружила, что склонилась к нему настолько близко, что мы едва соприкасались щеками. Когда он улыбнулся мне, я покраснела, и его взгляд заскользил по моему лицу. От него не укрылось, что я закусила губу. – Очень круто.

Я уже открыла рот, чтобы сказать что-то умное и очаровательное, а не как попугай в очередной раз повторить «круто». Но не успела произнести и слова, как дверь в класс резко открылась. Мы отпрыгнули друг от друга, как будто занимались тем, о чем оба, могу с уверенностью сказать, думали – как будто на его огромном столе не были разбросаны всего лишь журналы.

На пороге застыла Александрия Декамбре, державшая одной рукой дверь. Ни в класс, ни в коридор не проникали солнечные лучи, однако ее светло-желтые волосы все равно сияли. Она обвела глазами кабинет, едва удостоив нас взглядом.

– Я могу тебе чем-то помочь, Алекс? – спросил Рахул.

– Меня зовут Александрия, – огрызнулась она. Я вздрогнула, когда меня накрыло волной стыда и страха. – И нет, я просто ищу Дилана. Никто из вас его не видел?

– М-м-м-м-м, нет, – ответил Рахул. – Но если я увижу, то передам ему, что ты его искала.

– Не стоит, – отрезала Александрия, все черты ее лица выражали раздражение. – Я сама его найду. – Наконец она посмотрела на Рахула, а по пути зацепилась взглядом за меня.

– А кого еще ты ищешь? – поинтересовалась я. Девушка наградила меня натянутой улыбкой в духе «отвали» и ушла, ничего не сказав.

– Господи, – пробормотала я. – Что это было?

– Да уж, она та еще штучка. Ты даже не представляешь, – произнес Рахул. – Они оба.

– А что с ней? – выгнув брови, спросила я, но он лишь покачал головой.

– Да ничего. С ней никогда ничего не случается. Все время кажется, будто должно что-то произойти, но ей удается минимизировать ущерб лучше, чем кому-либо. Любой ураган просто проносится мимо нее. – Он нахмурил лоб. – Или точнее будет сказать, она сама всегда оказывается в эпицентре урагана. А самим ураганом является Дилан.

– Правда? – Я вернулась к раскладыванию журналов, втайне надеясь, что наши руки снова соприкоснутся. Так оно и получилось несколько раз – достаточно, чтобы я задумалась, а не пытался ли он специально взять те журналы, что были ближе ко мне.

– Ты же слышала историю с граффити?

– Да, бедная Саманта, – откликнулась я.

– Ага, бедная, но меня поразило вовсе не это. – Он снова покачал головой. – Ко мне обратились с просьбой привести шкафчики в порядок, поэтому у меня была возможность внимательно изучить примененную к ним магию. Такого изощренного заклинания я не видел уже давно. Способа доказать, что его сотворила Александрия, у нас нет, но все уверены, что это сделала она. Между ними произошла ссора. Повлекшая за собой тяжелые последствия.

– Значит, вот как ей это удается? – Я обнаружила, что до сих пор не знаю, как описать бурю эмоций, поднимавшуюся во мне рядом с ней – когда мне хочется просто… подчиняться любому ее приказу. А если я не подчинюсь, то сломаюсь.

Я установила правило никогда не приписывать девочкам-подросткам способности манипулировать и управлять сознанием – подобное мышление было в духе Гумберта Гумберта. Поэтому не стала рассказывать о приступах страха, стыда и сожаления, которые испытывала всякий раз, когда злила Александрию Декамбре. Не стала делиться тем отрывком разговора, что сумела подслушать. Я просто оставила это в тайне. Рахул пожал плечами, листая журнал про охотничьих собак. Он проводил пальцем в каждом месте, где упоминалось слово «сука», и слова под его прикосновением исчезали. Он видел, что я наблюдаю за ним.

– Это чтобы ученики не смогли вырезать это слово, а потом налепить друг на друга. С самого начала своей работы здесь я каждый год занимаюсь этим проектом – о таких вещах ты учишься думать заранее. – Он открыл журнал на развороте с бладхаундами, бегущими по полю где-то в Британии. – А так да. Александрия… Я не знаю, сделала ли она граффити сама или ей помогли. Но даю гарантию, что это была ее идея.

Я отправила экземпляр журнала о бейсболе в синюю стопку.

– С чего ты это взял?

– Ну, как я уже говорил, произошла очень крупная ссора. Других девочек из ее компании нельзя назвать злопамятными. А вот Александрию, она, э-э. Она из тех, кто не станет церемониться. – Внезапно его сильно заинтересовала статья про шелковистость шерсти афганских борзых.

– А что у нее за проблемы с именем Алекс? – спросила я и тем самым спасла его от неловкости, которую он безуспешно пытался скрыть.

– М-м? – Рахул оторвался от журнала, но его взгляд по-прежнему был отстраненным. Между бровями пролегла хмурая складка. Я подавила желание разгладить ее пальцем.

– Алекс, – повторила я. – Она ужасно злится, когда ее так называют.

– А, это, – произнес он. – В общем, она пришла в эту школу под именем Алекс. Тогда она проходила у меня вводный курс физической магии. В то время она была совсем другой. – Он открыл журнал о подростковой моде на фотографии девочки. Своей улыбкой та походила на звезду Диснея. Рахул провел пальцами по странице, и черты лица юной актрисы преобразились – теперь она напоминала Александрию. – Когда она попала сюда, то выглядела вот так.

Тут я осознала, что смотрю на его точное воспоминание об Александрии четырехлетней давности. У нее были каштановые волосы с неровной челкой и кривые зубы. На лице светилась широкая, радостная улыбка – с такой обычно интересуются, можно ли сесть с тобой рядом. Форменная рубашка перекосилась. Лицо выглядело моложе: такое выражение бывает у девочек на пороге новой жизни, когда всего одно лето отделяет их от преображения в юную девушку. Она казалась очень милой. Ее взгляд еще не был ничем затуманен.

– Понятно, – проговорила я. – Значит, она выглядела вот так и откликалась на имя Алекс. А что случилось потом?

– А потом что-то изменилось. Буквально за ночь она вдруг стала практически другим человеком. – Он говорил об этом с недоумением, хотя я прекрасно понимала, о чем идет речь. Каждая известная мне девушка проходила через этап кардинальных изменений. Переставить мебель в спальне, перекрасить волосы в домашних условиях, может быть, сделать стрижку. Научиться делать макияж, начать носить серьги-кольца. И в этот период в душе всегда горела надежда – «пожалуйста, Господи, пусть все получится», – что будет именно так, как показывают в фильмах: вот девушке выщипывают брови, а вот она уже выходит из примерочной в разных нарядах, пока ее близкая подруга одобрительно кивает или хмурится. Надежда, что удастся все исправить, что все будет легко и по-новому. А если починить не выйдет, то хотя бы части соберутся воедино и обретут смысл.

Я сама через все это прошла – после смерти мамы. Обрести смысл у меня не получилось, зато этот опыт помог мне в другом. Я поняла: нет ничего страшного, если я не пойду в колледж, если не поступлю в ФБР, как планировала. Если никогда не стану той, кем хотела видеть меня мама. Она даже не узнает.

– В тот год Алекс Декамбре вернулась с весенних каникул блондинкой, челка внезапно отросла, а весь ее вид излучал… Я даже не знаю. Харизму, что ли. Она хотела, чтобы отныне ее называли Александрией, – продолжал Рахул. – Мы все пытались запомнить, что ее не следует звать Алекс, но это сокращение, если честно, настолько привычное и естественное, что время от времени само слетает с языка.

– Я ее понимаю, – призналась я. – Когда-то я тоже хотела стать новым человеком.

– Правда? Хочешь сказать, раньше ты была не Айви? – спросил он с шутливыми нотками в голосе.

– Да. – Я пыталась говорить легко и несерьезно, но мне это давалось тяжело. Груз воспоминаний утягивал наш разговор на дно. – Я долгое время была не-Айви.

Я затаила дыхание, пока тишина густой карамелью заполняла пространство между нами. Наконец Рахул, закусив губу, закрыл журнал. Он не смотрел на меня.

– В прошлом году я собирался поставить ей «B-» за этот проект. Она плохо с ним справилась. – Он выровнял стопки журналов. – Обычно по своей простоте душевной я оцениваю не только выполнение задания, но и приложенные усилия. А я знаю, что она способна работать с цветом, даже не задумываясь. Понимаешь… Ты же видела ее волосы, да? – Я кивнула. – Александрия поддерживает их цвет на протяжении всего дня, каждый день, даже во время контрольных. Поэтому она без труда справилась бы с задачей. Я понимал: ее плохая работа над проектом связана с тем, что она просто не хотела прикладывать усилия – я так ей об этом и сказал. За усилия я поставлю ей «D+». А поскольку сам проект довольно большой, то «D+» снизит ее общую успеваемость с «A-» до «B-». Обычно я не использую систему распределения оценок, поэтому…

– Э-э, Рахул…

– Да, я знаю, эта часть истории не так важна. Просто. – Он прикрыл глаза. – Просто мне не хочется говорить о том, что было дальше.

Я взяла его за руку и легонько сжала ее.

Впрочем, этот рассказ не о моих заслугах, к тому же я обещала говорить правду. Так что я взяла его за руку не для того, чтобы утешить. А потому, что видела: он вот-вот выдаст мне необходимое. Мне нужны были сведения об Александрии и ее поступке. Мне хотелось заполучить сенсационные факты, хотелось чувствовать, что я выполняю настоящую детективную работу. Поэтому я сжала его большую мозолистую ладонь и перехватила взгляд. Я старалась казаться доброй, терпимой и отзывчивой.

И это сработало.

Рахул шумно вздохнул. Посмотрел на меня. Когда наши глаза встретились, мои щеки запылали, и я мгновенно погасила в глубине себя первые зачатки вины. Я хотела верить, что это ни в коем случае не манипуляция. Я всего лишь слушаю. Я хорошо умею это делать.

– Ладно, – произнес он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. – В общем, в конце того дня она пришла в мой кабинет. Я думал, она действительно ждет, пока все уйдут. Сказала, якобы кое-что забыла и ей нужно проверить. Как только класс опустел, она подошла ко мне и заявила: если я не поставлю ей более высокую оценку, она пойдет к Торрес. Скажет ей, что я пишу эссе по теоретической магии и продаю ученикам.

Он выглядел сильно взволнованным. Я вновь сжала его руку – на этот раз искренне.

– И что ты сделал? – прошептала я.

Он погладил большим пальцем мою ладонь.

– Сразу же доложил. Пошел к Торрес и все ей рассказал. К счастью, она мне поверила. Александрию вызвали в кабинет – разумеется, она все отрицала, но этого случая ей хватило. Больше она не пыталась меня шантажировать. И получила «D+». Понимаешь, я думал, все закончилось. Думал, мы во всем разобрались. Прошло несколько месяцев; как-то после работы я вышел на улицу и обнаружил свою машину… разбитой.

– Выбили окна?

Рахул прочистил горло.

– Вся машина. Сначала ее превратили в стекло, а потом разбили. Скорее всего, заклинанием тональной вибрации.

– Твою ж мать, – выдохнула я. – Она так умеет?

Он пожал плечами.

– Кто-то точно умеет. И все это не похоже на совпадение, понимаешь? Заклинание тоновой вибрации, оно… ты и сама знаешь, насколько оно редкое. Кто бы ни сотворил это с моей машиной, он хотел покрасоваться, на мой взгляд. Показать, на что он способен. А самое ужасное, что она специально выждала несколько месяцев, чтобы руководство школы не могло связать ее с этим инцидентом.

Я не знала, что сказать, поэтому в очередной раз сжала его руку. Он вздохнул и посмотрел на меня – у него был взгляд человека, желавшего покончить со всеми обидами.

– Как бы там ни было, это произошло в конце прошлого учебного года, а в этом году у нее уже другой учитель по углубленной физической магии. Она даже глазом не моргнула, когда спросила у меня, хорошо ли я провел лето.

– Черт, – выругалась я.

– Да, – ответил он. Несколько минут мы молчали, потому что наши «черт» и «да» выразили всю глубину того, что мы могли сказать по этому поводу. Тишину нарушал только шелест страниц, пока мы раскладывали журналы. Как только все стопки были рассортированы, Рахул щелкнул пальцами – кучки цветного глянца сложились в ровные, аккуратные прямоугольники.

Он откашлялся и взглянул на меня.

– Чтобы ты знала, – произнес он, – я не продавал ученикам работы по теоретической магии.

– Я так и думала.

– Это… это чистая правда. Табита с помощью заклинаний сразу же распознает обман. Да и я бы никогда не стал таким заниматься.

Я рассмеялась:

– Знаю, дурачок.

С его губ сорвался смех облегчения, в уголках глаз притаились морщинки.

Он выпустил мою ладонь и нервно провел пальцами по краям зеленой стопки.

– Я вот что подумал. Если ты сегодня вечером не занята, может быть, снова поужинаем? Вместе? – Вдоль линии роста волос Рахула выступила краснота, однако он смело продолжал: – Мне тут привезли огромную партию свежих гребешков. Должно быть… должно быть, я случайно заказал в два раза больше, чем нужно. А их необходимо съесть за следующие несколько дней. Так что я мог бы приготовить их для нас двоих. Если хочешь.

Меня мгновенно подхватили крутые эмоциональные горки, когда я представила ужин у него дома, а потом – завтрак у него дома, а потом – то, что между ними… а потом я вспомнила, что уже договорилась с Табитой пойти выпить. Я мысленно пнула себя за то, что согласилась.

– Черт, – вздохнула я. – Я бы с радостью, но на сегодня у меня уже есть планы.

– Тогда, может, завтра?

Я помедлила. Второе свидание переведет наше общение в нечто большее, чем забавный легкий флирт. Мне стоило поколебаться дольше, но я не смогла. Оно было так близко – второе свидание с человеком, которому я нравилась.

– Да. Давай завтра.

– Отлично, договорились! – Он так усиленно пытался скрыть облегчение, что я фыркнула от смеха. – Я, в общем. Наверное, я должен сказать, что пришлю тебе свой адрес, но он вряд ли тебе пригодится, раз уж мы с тобой соседи.

Я улыбнулась.

– С меня бутылка вина. Буду с нетерпением ждать встречи.

Мы не знали, что еще сказать, поэтому просто пялились друг на друга: итак, мы это сделаем. А минуту спустя оба решили прервать возникшее напряжение.

Я – смехом той другой Айви: звонким, искристым и необычным.

Он – поцелуем, перегнувшись через стол.

Когда Рахул уперся в столешницу, его аккуратно сложенные стопки журналов покосились и, соскользнув со стола, полетели на пол. Одна из них, самая большая, упала мне на ноги, ударив по голеням. Он положил руку мне на талию и потянул к себе через стол – уголок журнала болезненно впился в бедро. Мы стукнулись зубами.

Это было прекрасно. На мгновение – всего одно, но такое долгое мгновение, когда мои зубы успели сомкнуться на его нижней губе, – я позабыла обо всем: о шепоте из библиотеки; о выдуманной Айви Гэмбл; о кровавом пятне на ковре; об учениках, которые могли совершить убийство. В это мгновение единственное, что заставляло мое сердце гулко стучать, – это дыхание Рахула, щекочущее кончик моего языка.

На одно это мгновение все стало хорошо.