Глава восемнадцатая

По правде говоря, работа детектива в основном скучная, изнурительная и монотонная. Чаще всего ты оказываешься в нужном месте в ненужное время. Но если подождать несколько часов в этом самом нужном месте, то нужное время наконец наступит. Его только необходимо распознать.

Свое я распознала в тот миг, когда Кортни чуть не расплакалась в коридоре.

Я подождала, пока она скроется в классе, после чего заглянула внутрь. В кабинете оказалось пятнадцать учеников. Все они сидели за партами, заваленными клочками разноцветной бумаги: белой, синей и розовой. Рахул стоял в передней части комнаты, поэтому не видел меня. Воспользовавшись моментом, я с легкой боязнью позволила себе немного понаблюдать за ним. Рассказывая что-то, он много жестикулировал. Я заметила эту особенность еще во время нашего ужина, но перед учениками она проявлялась еще сильнее. Его грубые, мозолистые пальцы двигались с невероятным проворством. Рахул демонстрировал старшеклассникам серию сложных приемов и попутно объяснял принципы, которые позволяют менять способ поглощения света бумагой. Я ни слова не понимала из его речи, зато могла любоваться им хоть весь день.

В скором времени ученики начали перешептываться, пихать друг друга локтями и показывать на меня. Рахул наконец обернулся. На его лице отразилась сложная гамма чувств: смесь выражений «что ты здесь делаешь», «как я рад тебя видеть» и «боже мой, только не перед учениками». В ответ я кивнула ему и улыбнулась – бесстрастно и по-деловому.

– Прошу прощения, что прерываю урок. Но я бы хотела ненадолго забрать одну из ваших учениц, если это возможно. – И показала на Кортни.

В его взгляде читались одновременно облегчение и тревога. Не сводя с меня глаз, он кивком подозвал Кортни. Пока я ждала ее в передней части класса, мою руку охватило нарастающее тепло. На выходе я придержала дверь и, пользуясь случаем, осторожно глянула на свою ладонь: область между линиями любви и жизни покраснела. У меня на глазах эта краснота начала спадать. Прежде чем закрыть дверь, я оглянулась через плечо – Рахул провожал меня легкой нерешительной улыбкой.

Очутившись в коридоре, Кортни скрестила руки на груди и, сильно ссутулившись, зыркнула на меня. Ее щеки были сухими – наверняка только что вытерла их рукавом своей толстовки, – но глаза оставались покрасневшими. На лице – ни следа макияжа – по крайней мере, я ничего не заметила, – скрученные в узел волосы заколоты кистью и карандашом. Она делала все возможное, чтобы выбранная ею роль «художницы» отчетливо и безошибочно угадывалась. Я невольно задалась вопросом, а нравилось ли ей в принципе творчество или же она просто делала вид.

– Привет, Кортни, – попыталась я как-то начать разговор. Ее взгляд забегал по всему коридору.

– Э-э, здравствуйте, – тихо ответила она. Ей не хотелось, чтобы кто-то увидел ее или услышал. Мне тут же вспомнился отрывок из недавно подслушанного разговора: «Если расскажешь кому-нибудь, я скажу всем, что ты лживая шлюха».

Она боялась.

Я вручила ей свою визитку.

– Я знаю, ты не можешь здесь говорить, но нам нужно пообщаться. – Я огляделась по сторонам – пусть видит, что я всегда начеку и соблюдаю осторожность. Пусть думает, что это тайна. А потом решила наступить на хрупкую ветку с целью проверить ее на прочность: – В истинном золоте блеска нет.

Ее затравленный взгляд метнулся к моему лицу.

– Что вы сказали?

– Мне известно про вас с Диланом, – прошептала я. Девушка яростно замотала головой.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – прошипела она в ответ.

Я с заговорщическим видом сморщила нос.

– Да ладно тебе, Кортни. Я нашла тайник с записками.

– Какой тайник? – Она пребывала в искреннем замешательстве, так что я запаниковала, не просчиталась ли, а потом уловила мелькнувший в ее глазах страх. Он должен был избавиться от записок.

– Не будем говорить на эту тему здесь, – сказала я. – Давай встретимся в библиотеке после школы. В секции «Теоретической магии». Я достану пропуск для тебя, там нас никто не увидит. И не услышит. Обещаю. – Я склонила голову, и наши глаза оказались на одном уровне. – Это очень важно, Кортни.

Она невидящим взглядом уставилась на мою визитку. На ее груди расцвели розовые пятна и поползли вверх по шее – она еще не научилась, как моя сестра, магическим образом контролировать этот уродливый румянец. После долгого молчания Кортни развернулась и скрылась в кабинете, зажав в кулаке мою визитку. Когда дверь за ней закрывалась, я успела перехватить взгляд Рахула. В его глазах плескалось сомнение. Я помахала ему рукой, задержав ее на несколько секунд дольше положенного. Уголки его губ изогнулись в крошечной кривой ухмылке.

А после дверь захлопнулась, и я оказалась одна. Мне оставалось только ждать.

Я стояла в дальнем конце секции «Теоретической магии» с двумя выданными Торрес пропусками в руках. Большая часть моего дня пролетела с пугающей скоростью. Я провела еще две бесполезные беседы с учителями, во время которых выслушала кучу невнятного хмыканья и бормотания о небольших разногласиях между Кэпли и учителем экономики по поводу того, стоит ли ученикам давать аспирин. Любой детсадовец сказал бы им, что это даже отдаленно не тянет на мотив, но я все равно позволяла им болтать на протяжении нескольких часов. Очень скоро их слова превратились для меня в белый шум – я делала вид, что слушаю их, а сама наблюдала за облаками через большие библиотечные окна: как они редели, расползались и потом снова сгущались.

При взгляде на секцию «Теоретической магии» у меня до сих пор кружилась голова, и по-прежнему слышался исходящий от книг шепот. Звук этот совершенно не походил на перелистывание страниц, а скорее напоминал комнату, полную людей, которые вдруг поняли: среди них затесалась знаменитость в больших темных очках и шарфе. Как бы я ни пыталась разобрать слова, все они сливались в мерный гул – приглушенный обмен сплетнями.

Больше ни в одной из секций таких разговорчивых книг не было. Я спросила об этом у Торрес, когда получала пропуски.

– Мне кажется, – ответила она, – шепот книг связан с тем, что они увидели нечто ужасное и впечатляющее. Отчасти поэтому я не верю, что с Сильвией произошел «несчастный случай» – чтобы разговорить эти книги, требуется что-то более грандиозное.

– А о чем они говорят? – спросила я в надежде получить простой ответ.

– Понятия не имею, – призналась Торрес. – На протяжении нескольких недель Табита пыталась разобраться и выяснила, что это – новый книжный язык, который мы не в состоянии перевести.

Я разочарованно покачала головой.

– Получается, вы не знаете, чем он вызван и что означает. – Она кивнула. – Выходит, магию нельзя назвать точной наукой, да?

Тут ее глаза округлились, она откинулась на спинку кресла.

– Именно наукой она и является, Айви. Мы строим множество догадок, часть из которых оказывается верна, и всеми силами пытаемся найти объяснение феномену, который, может, никогда не сумеем до конца понять. Так что я бы сказала: это совершенно точно наука.

Я прокручивала в голове этот разговор, пока ждала Кортни, которая могла и не прийти. Возможно, она и не имела отношения ко всей это истории, но была зацепкой, способной сдвинуть расследование с мертвой точки. Если уж быть честной с собой, то я до сих пор не имела понятия, правильно ли веду это дело. Бывало, я зарабатывала себе на жизнь тем, что выслеживала кого-то, кто попал в скверную ситуацию: обычно ими оказывались жалкие, загнанные в угол люди. Так я нашла несколько пропавших человек, в том числе сбежавшего из дома парня, который попал в дурную компанию: в ее рядах он совершал нечто такое, о чем трудно было рассказать его родителям. Но даже те ужасные вещи, что он вытворял, по сравнению с этим делом казались ничем не примечательными. Сейчас мне казалось, будто я с трудом пытаюсь удержать голову над поверхностью морской воды, но с каждой новой волной захлебываюсь все больше.

И все же Кортни пришла – своим появлением она словно бросила мне спасательный круг. Внимательно изучая каждый ряд стеллажей, она прошла мимо. Сначала я решила, что она забыла, где мы договорились встретиться, а потом поняла: она просто проверяет, чтобы нас никто не застукал. Минуя секцию «Теоретической магии», она часто заморгала и потрясла головой, но меня так и не увидела. После того как девушка проверила все остальные секции, она вернулась назад и направилась в мою сторону с вытянутой за своим пропуском рукой. Выйдя из тени, я вложила в ее ладонь полоску бумаги, а потом отсоединила веревку в конце книжных рядов, чтобы мы могли пересечь границу, маскирующую от учеников пятна крови. Стоило нам войти, как шепот книг усилился, будто краснолистные деревья зашелестели на осеннем ветру.

Кортни сбросила сумку на пол, у своих ног, сложила руки на груди и, прищурившись, стала водить взглядом по сторонам, смотря куда угодно, только не на меня. Ее мешковатая толстовка съехала набок и обнажила широкое плечо. Она закусила губу, постучала пальцами по руке – девушке явно было не по себе от страха.

– Привет, Кортн… – начала я, но она тут же перебила меня, будто только ждала повода, точно выстрела стартового пистолета, чтобы завести разговор.

– Вы ничего обо мне не знаете, – злобно прошипела она. – Ничего не знаете ни обо мне, ни о Дилане, но я все равно вам ничего не расскажу, мы не сделали ничего плохого…

Я не стала шептать как она, но голос, тем не менее, понизила:

– Я всего лишь хочу задать тебе пару вопросов. И я не считаю, что вы сделали что-то плохое.

Она пригладила свои каштановые локоны, все еще не глядя на меня.

– Мне плевать, что вы там считаете, – ответила она. Довольно убедительно, вот только меня ей убедить не удалось.

– Кортни, это действительно так. Я считаю, что вы не сделали ничего плохого. Ты поступила так, как должна была поступить.

Ее глаза вспыхнули.

– Это она вам рассказала?

– Что и кто рассказал? – спросила я, но она меня, похоже, не услышала.

– Она говорила, нам нельзя никому рассказывать… но…

В этот миг тонкая струйка понимания скатилась по моему загривку, словно муравей, ползущий в поисках баночки меда. Сознательно пойдя на риск, я высказала догадку:

– О снадобье?

Повисла секунда сомнения. Две секунды. Четыре. А потом:

– Да. О снадобье.

Книги на мгновение замолчали, после чего зашептались громче прежнего. До меня долетали обрывки фраз, но, казалось, я слышала разговор сквозь стену: слова не желали складываться в предложения и передавали лишь общее впечатление злости, грусти и усталости.

– Ты можешь рассказать мне обо всем своими словами? – попросила я. – Как видишь, я ничего не записываю – ни на бумагу, ни на диктофон. – На этот раз я не врала. Еще перед приходом Кортни я протестировала здесь диктофон, однако тот сумел уловить лишь непрерывный шелест книг. – Я просто хочу понимать, что двигаюсь в правильном направлении.

– Я не обязана ничего вам говорить, – снова прошипела она. – Вы даже не коп.

В этот миг что-то в моей груди зашевелилось, а потом успокоилось. С меня хватит.

– Ты права, – сказала я. – Ты абсолютно, охренеть как права. – Когда я выругалась, девочка вздрогнула. Отлично. – Я не коп, не учитель и не твои родители. Я частный детектив, а значит, сама решаю, что говорить людям, а что – нет. Только я решаю, прикрыть ли твою задницу или сдать с потрохами. В данный момент у меня практически ноль подсказок, а ты единственная, кого мне удалось найти и кто имел проблемы с погибшей учительницей. Так что я даю тебе шанс убедить меня, почему не стоит покончить со всем одним махом: сказать официальным властям, что убийца – ты, и свалить из этого балагана. Так что ты выберешь, Кортни?

Она с расширенными от страха глазами закусила губу. Я приперла ее к стенке. У нее больше не осталось вариантов, образ непробиваемой девчонки треснул по швам.

– Ладно, я расскажу вам. – Она бросила на меня взгляд. – Но расскажу только в том случае, если вы отдадите мне все найденные записки.

– Конечно, – без колебаний пообещала я. Стоило бы сказать об имеющихся у меня электронных копиях записок, но это даже не пришло мне в голову. Тогда я была не слишком-то осмотрительна. Мне хотелось поскорее раскрыть убийство.

Какое-то время она хмуро смотрела в пол, после чего пробормотала:

– У меня не было проблем с Кэпли.

– Не было? – немного агрессивно выпалила я.

– Нет, – чуть более уверенно подтвердила она.

– Значит, она просто дала тебе снадобье, ни о чем не спросив?

Кортни закусила ноготь большого пальца, а потом ответила:

– Ну, она задала мне несколько вопросов. О том, как давно у меня были месячные и все в таком духе. Она хотела выяснить, знает ли, э-э, отец ребенка и как он к этому относится. Интересовалась, не угрожает ли мне опасность.

– А Дилан знал?

Она смерила меня взглядом, откровенно демонстрирующим полное презрение к моей непроходимой тупости.

– Конечно знал.

– Он давил на тебя? Убеждал избавиться от ребенка?

Ее взгляд со стеллажей переместился к ковру, затем – к моим коленям, словно она никак не могла решить, куда ей смотреть.

– Не совсем.

– Что это значит?

– Он сказал, что будет поддерживать меня, несмотря ни на что, и это только мое решение. Он действительно так считал, понимаете? Если бы я сказала, что хочу оставить ребенка и выйти замуж, он бы пошел на это. Но… я не могла так с ним поступить. На нем лежала огромная ответственность из-за Пророчества и всего остального. Вы знали, что он Избранный? А Избранным невозможно быть, если у тебя появляется ребенок, когда ты даже не окончил школу.

Я покачала головой.

– Разумеется, можно.

Она только закатила глаза в ответ: ну, как скажете, очень воодушевляюще.

– Я не собиралась оставлять ребенка, даже если бы он попросил. Мои родители… – Кортни замолчала, сверля взглядом кровавое пятно на ковре. Потом глубоко вздохнула и нехотя посмотрела на меня. – И я не могла обратиться в клинику. Не могла себе этого позволить, даже если бы мой отец и не знал каждого врача в штате. Поэтому пошла к мисс Кэпли. Обычно у нее есть – то есть было – все необходимое для контроля рождаемости. Мы решили, что она сможет нам с этим помочь. Дилан хотел пойти за таблетками вместе со мной, но мисс Кэпли не разрешила мне никого приводить.

– За таблетками?

Девушка заморгала.

– Что?

– Ты сказала, что вы пошли к мисс Кэпли за таблетками. Я думала, это снадобье.

– Я не говорила про таблетки, – возразила она. – Я сказала, снадобье. Дилан хотел пойти со мной за снадобьем.

Я мысленно зафиксировала в памяти эту оговорку. После чего прислонилась к стеллажу, ощутив рукавом шелест книг.

– Ну ладно. Значит, ты взяла у Кэпли снадобье. Что потом?

– Я приняла одно, как она и велела, а потом второе, после этого у меня началось… то самое. Кровотечение. Несколько дней я оставалась дома. Сначала это было похоже на очень сильные месячные, а потом у меня стала кружиться голова, начались болезненные спазмы и тошнота.

Я выгнула бровь.

– Болезненные спазмы?

Кортни кивнула.

– Но мне помог тайленол. Когда все прошло, я вернулась в школу, а на следующий день мисс Кэпли была уже, э-э… – Ее взгляд упал на перекрывавшее проход красное пятно. – На следующий день она умерла, – прошептала девочка.

– Получается, она дала тебе снадобье в первый день учебы, затем ты пропустила несколько дней, вернулась к праздничному ужину, а потом она умерла?

– Да. – Она по-прежнему не сводила глаз с пятна.

– И она дала тебе его без всяких возражений? Просто протянула?

– Ну, она не была особо этому рада, но и не считала чем-то особенным, – пояснила Кортни. – Наверное, проделывала подобное постоянно.

– Понятно, – сказала я. – Тогда последний вопрос. – Она шумно вздохнула и переступила с ноги на ногу, выпятив бедро. – Твои друзья знают об этом?

Ее лицо застыло.

– Только Александрия, – пробормотала Кортни. – Ей стало известно, что я была… что я была беременна. Но то, что ребенок Дилана, нет. Она не знает. – Девушка не стала умолять меня: «Только не говорите ей, пожалуйста, не говорите, боже мой, что угодно, только не это». Хотя, с другой стороны, ей это и не требовалось.

– Хорошо, – проговорила я. – Буду об этом помнить, если мне придется что-то еще у нее спросить.

Мы с Кортни долго смотрели друг на друга, пока она пыталась понять: угрожаю я ей или просто успокаиваю. Она была похожа на загнанную в угол кошку, которая не может решить, нырнуть ли ей между твоих ног или броситься тебе в лицо. Тут прозвенел звонок: из-за шепота книг он был едва различим, но мы услышали его обе. Она подняла с пола сумку, перекинула ее через плечо и одарила меня жестким взглядом.

– Мне нужно на урок. Я и так из-за вас алгебру пропустила.

– Кортни, подожди. Еще кое-что. – Она остановилась и, уперев руку в бок, выжидающе уставилась на меня. – Ты когда-нибудь боялась Дилана?

Обдумывая ответ, она хлопала глазами. Интересно, может ли где-нибудь во вселенной быть такое, что, когда кто-то задумчиво замирает, услышав подобный вопрос, далее следует хороший ответ?

– Он станет самым могущественным магом в мире, – наконец произнесла она. – Естественно, временами я его боюсь. Но он никогда не причинит мне вреда. По крайней мере, нарочно.

Она поправила сумку на плече и, больше не говоря ни слова, ушла. Я смотрела туда, где только что стояла Кортни – в шести дюймах от края темно-коричневого пятна, которое отмечало место смерти Сильвии Кэпли.

– Черт, – выругалась я, доставая телефон. Как же мне хотелось, чтобы я ошибалась. Это было худшее подозрение – показалось, будто живот скрутило из-за чувства страха. Быстрый поиск в сети немного ослабил это ощущение, и я на миг закрыла глаза – в надежде открыть их и увидеть на экране другой текст.

Но он, конечно же, не был другим. На сайте о планировании семьи перечислялись последствия медикаментозного аборта. Текст статьи слово в слово повторял все то, что говорила мне Кортни, вплоть до ее оговорки насчет «таблеток» вместо «снадобья».

Она врала. И врала не только сейчас: у нее было заготовлено объяснение. Она заранее отыскала всю информацию – если не для меня, то для кого-то другого. Состряпала правдоподобную историю, запомнила подходящие симптомы и попыталась скормить мне.

– Что ты скрываешь, Кортни? – прошептала я сама себе. Книги будто бы стремились отозваться на мой вопрос, но в ответ звучало что-то нечленораздельное. Я прикусила щеку изнутри и провела пальцем по корешку: «О чем известно растениям: Теория садоводческой алхимии». Кожа на мое прикосновение откликнулась гулом. – Что ты натворила?