Глава 8
Усталое осеннее солнце после обеда пробилось сквозь череду облаков, яркими косыми лучами слепило наблюдателей, пытавшихся первыми увидеть флотилию, возвращавшуюся из Америки. Да, осенью 1582 года Королевец впервые встречал покорителей океана, больше девяти месяцев назад отплывших к берегам незнакомого континента. И все корабли возвращались в родную гавань с огромным грузом пушнины, гостинцами и, конечно, рассказами о дальних странах и приключениях. Ещё день назад сообщение о прибытии кораблей пришло по радио с острова Руяна, где путешественники останавливались заправиться водой и свежими продуктами. Час назад командир флотилии сообщил о приближении к родному порту, и наконец мальчишки закричали, долгожданные парусники, один за другим, появились из-за мыса.
– Идут, идут! – Ни один из уважающих себя мальчишек, выросших в портовом городе, даже позволить не мог себе выразиться о корабле «плывёт». Плавали только люди и малые лодки, катера бегали и носились, корабли ходили.
– Пойдём, перекусим, что ли? – предложила своему сопровождению в виде начальника порта и губернатора Елена Александровна. Ждать приближения флотилия добрый час смысла не было, лучше провести время ожидания в теплом месте, а не на ветру. Оба её воспитанника согласно кивнули, подождали мать-начальницу, направившись вслед за ней в портовую столовую. Благо идти пришлось недалеко, а у дверей уже крутился владелец столовой, приглашающе распахивая двери отдельного зала для важных гостей.
За столиком все трое уселись так, чтобы видеть в широкие окна парадный причал, год назад вымощенный бутовым камнем. Пока обедали, переговариваясь о насущных делах, толпа встречающих заметно выросла. Подошли родные и близкие моряков, набежали почти все школьники города, коих было добрая половина населения. Неспешно и важно подошёл духовой оркестр, выгоняя мальчишек из своей законной беседки, крытой кровельным железом. Спешили зеваки, рабочий день уже заканчивался, многие явно отпросились с работы заранее, встретить знаменитых мореплавателей, о прибытии которых вчера объявили по местному радио. Чёрные репродукторы проводного радио установили на основных городских перекрёстках ещё два года назад, к этой осени радио было уже во всех государственных организациях и в домах доброй сотни богатейших граждан Королевца. Наместница не могли пройти мимо такого мощного пропагандистского ресурса, как проводное радио. Новости, музыка, советы домохозяйкам, выступления патриарха Николая, обращения наместника к народу, радиопостановки сказок и чтение стихов заполняли добрых двенадцать часов трансляции. До рекламы пока не опустились, хватало средств у Западного Магадана на оплату пропагандистского рупора.
– Пора и нам, – отставила чашку с недопитым кофе наместница. Оба её подчинённых аккуратно встали, провожая женщину к выходу. На берегу уже звучали первые такты марша «Прощание славянки», полюбившегося морякам, громкие звуки труб духового оркестра разносились по всему городу.
Торжества по встрече мореплавателей затянулись допоздна, вечером устроили салют, а официальный приём назначен был через три дня, в субботу. Вернулась домой Елена уставшая, продрогшая, измученная, но довольная. Кроме известных по кратким радиосообщениям товаров, как то, мехов, хлопка, пары пудов золота, исследователи привезли много интересного. В первую очередь, семена и корневища растений, как культурных, вроде кукурузы, то бишь маиса, так и множества диких растений. Любимые ученики учителя биологии Алевтины Сусековой умудрились порадовать биолога многажды упомянутыми ей на уроках животными. Начиная с приснопамятной индюшки, истреблённого в девятнадцатом веке странствующего голубя, заканчивая обезьянами-игрунками, морскими свинками, попугаями и четырьмя телятами бизонов. Какого труда стоило морякам довезти всё богатство живым через океан, трудно даже представить.
Через неделю, когда все заслуженные награды были розданы, гостинцы разобраны, к наместнице пришла её давнишняя подруга – Алевтина Сусекова, бывший учитель биологии, ныне профессор биологии университета и по совместительству ректор.
– Елена Александровна, я с огромной просьбой. – Уселась у стола посетительница, нервно теребя ручки своей кожаной сумочки, сшитой по последней магаданской моде.
– Алевтина, что случилось? Не тяни. – Елена знала привычку своей бывшей коллеги медленно всё рассказывать, особенно, когда волнуется.
– Помнишь, ребята привезли из Америки вымершего странствующего голубя? Ну, он в будущем вымрет, вернее, его уничтожат. И бизоны тоже.
– Помню.
– Я подумала, сейчас в Европе, совсем рядом с нами, много животных, которые ещё не уничтожены. Начиная от степных туров, диких тарпанов, южнорусских леопардов, европейских соболей, зубров, черноморских и каспийских тигров, и это лишь крупные животные. А мои ребята рассказывают, что даже в наших лесах Западного Магадана водятся черно-бурые лисы и собаки, лесные кошки, косули трёх видов, как минимум, какие-то непонятные хищники, похожие на леопардов.
– Так ты насчёт зоопарка речь заводишь? – Откинулась на спинку полукресла наместник.
– Да, вернее, нет. Зоопарк, конечно, нужен. Но, самое главное, организовать заповедник, для крупных животных, тех же туров, тарпанов и зубров. Я даже место присмотрела, в восьмидесяти километрах южнее Королевца, там достаточно разнообразная местность, есть леса, болота и большие поляны, пустоши. – Сусекова ловко вытащила из сумочки приготовленную карту, развернула её на столе, показывая карандашом намеченную территорию заповедника. – Вот здесь и здесь мы натянем колючую проволоку, выставим посты, ограда пройдёт по открытой местности, где легко можно организовать охрану. Здесь выстроим научно-исследовательский городок, рядом с тем озером и рекой. Там же высадим все редкие растения, вот место для гарнизона охраны. Думаю, сторожевыми собаками мы через пару лет своих дозорных обеспечим. Кстати, вполне рядом с будущей трассой южной чугунки, пару вёрст от дороги будет до городка.
– Однако, подруга, ты грамотно всё рассчитала. – Елена внимательно изучала карту. – Места хоть хватит твоим редкостям? А хищников где поместишь? Какой бюджет?
– Всё посчитала, Елена Александровна, с учётом дополнительных возможных приобретений, вот смета на строительство, приобретение кормов, наём персонала. Площадь заповедника вполне достаточная для сохранения и воспроизводства основного копытного стада, почти шестьсот квадратных километров. Хищников будем содержать в отдельных вольерах, всё предусмотрено, в смете заложены деньги на их корм. Да, забыла сказать, рядом два вольера для птиц предусмотрены, все с тёплыми помещениями.
– Ого! Так, так, так, – наместник внимательно изучила смету, проверила часть расчётов, после чего наложила визу поверх представленного документа и вернула подруге. – Иди к казначею, получай у него аванс, да набирай своих специалистов. До зимы бизонов и прочих птиц успеете устроить, а зимой и колючку натянете, смотровые вышки оборудуете. Только уговор, лекции в университете не забрасывать. А местные редкости я сама закажу, пока литвины и казаки домой не отправились. Кипрским казакам тоже сама сообщу, чтобы всякую живность редкую ловили, ну, они не раньше весны привезут. Так что, готовь, дорогая террариум и теплицы для их гостинцев.
– Ещё бы, Елена Александровна, с португальцами насчёт дронта договориться, что на Маврикии пока живёт. Да нашим парням в Англию сообщить, может, и там что неизвестное найдут.
– Иди-иди, – улыбнулась Елена, – не забуду, договорюсь со всеми. Сегодня же дам распоряжение всю редкую скотину тебе отправлять.
Едва закрылась дверь за радостной биологичкой, как зашёл секретарь.
– Елена Александровна, к вам Павел Аркадьевич и князь Острожский.
– Проси.
– Здравствуйте, господа, присаживайтесь. – Елена Александровна встала, приглашая гостей к столу. Затем уселась сама за приставной стол, нажала кнопку с сигналом принести угощение. В течение пары минут девушки накрыли стол, выставили холодную закуску с напитками для гостей и фрукты с чаем для хозяйки. – Угощайтесь да рассказывайте, гости дорогие.
– Елена Александровна, наш гость побеседовал с прибывшими из Америки бойцами. Они же через бывшую Англию добирались. Ребята вполне доступно рассказали, как там всё происходило, тем более что с ними два десятка ветеранов из оккупационных, вернее, освободительных отрядов приехали за своими семьями. Очевидцы тоже встречались с князем Василием Константиновичем.
– Да, – вступил в разговор Острожский. – Время, что я просил на раздумье, закончилось. Высадка ваших войск в Англии, победы запорожских казаков в буджакской степи, успешные действия императорской армии против турок убедили меня и моих друзей в верности предложенного союза. Прошу подготовить договор о военном союзе Западного Магадана и Речи Посполитой и через месяц присылать своих представителей в Гродно. К тому времени, уверен, мы убедим короля в необходимости заключения договора с вами. Ещё я прошу продать мне три тысячи ружей с сотней патронов каждое да два десятка пушек с боеприпасом.
– К пушкам придётся выделить десяток инструкторов, Елена Александровна, – поспешил дополнить Павел Аркадьевич. – Повозки под оружие уже прибыли.
– Да, вчера доставили всё необходимое для перевозки, – подтвердил Острожский, оглаживая бороду. – Цены на оружие мне известны, средств на покупку вполне достаточно, тем же обозом давеча доставили. Так что спасибо, боярыня, за угощение, жду твоего распоряжения.
– Очень хорошо, Василий Константинович, что вы приняли верное решение. – Елена встала и подошла к своему столу. Взяв трубку телефона, вызвала к себе казначея и начальника складов, с командиром гарнизона. Благо рабочий день был в разгаре и ждать пришлось недолго, вскоре все трое вошли в кабинет. – Здравствуйте, господа. Вы поступаете в распоряжение Павла Аркадьевича. Необходимо выдать нашим гостям по льготной цене три тысячи ружей, триста тысяч патронов к ним, двадцать полевых орудий с боезапасом. Вы, Игнат Фомич, командируете с орудиями десять инструкторов на полгода. Оплата сегодня при отгрузке. Всё понятно?
– Так точно! – хором гаркнули мужчины.
– Да, – грустно смотрела Елена в окно на июньскую улицу 1583 года, где летний дождь выбивал пузыри на немногочисленных лужах. – Как всё тогда было легко и понятно, девять месяцев назад. Радость от высадки в Америке, гордость от успешной внешней политики. Ещё бы! Вся Европа воевала ружьями из Королевца и побеждала, благодаря этим ружьям. Гавань столицы кишела торговыми кораблями, иностранные купцы активно закупали консервы, стальной инструмент, готовую одежду и обувь, стекло и посуду. Студенты из всех европейских стран прибывали в знаменитый университет, послы всё новых государств вручали верительные грамоты госпоже наместнице. Западный Магадан богател, международный авторитет рос, как на дрожжах.
Чёрт возьми, Коля-Коля-Николай, – не сдержала слёзы Елена, – на кого ты меня бросил, бабник этакий! Паразит, уехал в свою проклятую Англию, а мы тут без вас погибаем!
Год назад, после захвата Англии и образования Новороссии, Елена Александровна с Павлом Аркадьевичем поверили в лучшее будущее. Солдафоны наконец дали наместнице всю полноту власти, возможность провести экономические и учебные реформы, не тратясь на содержание неоправданно большой армии. По результатам начатых реформ Западный Магадан через пять лет выходил на принципиально новый уровень жизни. К тому времени страна будет опоясана железными дорогами, университет станет кузницей высококвалифицированных инженеров и учёных, педагогов и медиков. Бедность, если не исчезнет, то станет редким явлением в Западном Магадане. Города превратятся в эталоны для любой страны мира по чистоте, уюту, грамотной планировке, наличию всех коммуникаций.
За пять лет Елена Александровна планировала привязать совместными экономическими проектами к Западному Магадану не только Швецию, де-факто давно работавшую в едином экономическом пространстве с магаданцами. За счёт отсутствия таможенных барьеров шведские промышленники и торговцы заметно поднялись на магаданских заказах, а торговля зерном и мясом из бывших польских земель на две трети шла в Западный Магадан. Так что наглядный пример выгодного сотрудничества с магаданцами был перед глазами у всех европейцев. И госпожа наместница вполне логично полагала, что по шведскому опыту поступят ближайшие соседи, как минимум. У неё даже были вчерне готовы совместные проекты по добыче руды в немецких и чешских рудниках, по переработке древесины в княжестве Литовском, другие выгодные всем предложения.
Зачем воевать с магаданцами, заключившими мирные договоры со всеми европейскими странами, даже с Турцией, если мир с Королевцем так выгоден? Чистова искренне верила, что через пять лет Западный Магадан станет образцом для средневековой Европы. Дворяне и правители всех стран будут восхищаться Королевцем, средоточием прекрасной архитектуры, музыки, науки, культуры. Промышленники всей Европы выстроятся в очередь, заключая договоры с передовыми магаданскими заводами. Страна станет образцом будущего для средневековья, мечтой всех европейцев. Увы, на дворе шёл шестнадцатый век, и многие правители считали, что проще захватить богатую страну, нежели честно с ней сотрудничать. Впрочем, и в двадцать первом веке америкосы с англичанами так же считают, поэтому предки немногим отличались в этом вопросе от потомков. Да, успехи армии Петра на острове всех удивили, особенно отсутствие больших сражений и потерь среди магаданцев. Но европейцы считать умели, и то, что в Западном Магадане остались всего четыре полка, ни для кого не составляло секрета. Да, пусть полки на порядок превосходят в вооружении прочие армии, но сила солому ломит.
Тем более что на границе Священной римской империи и Оттоманской империи зимой 1582–1583 годов положение радикально изменилось. Султан Мурад за лето 1582 года перебросил часть войск с востока на запад из армии, захватившей Армению и Азербайджан, провел дополнительный набор рекрутов, сосредоточил на турецко-немецкой границе свыше ста тысяч воинов, в большинстве своём ветеранов, прошедших грузинскую и армянскую кампании. Подданные же императора Рудольфа Второго, почти год теснившие турок вдоль всей границы, поддались «шапкозакидательским настроениям», хотя опыт применения ружей наработали достаточный для противостояния превосходящим силам противника. Уверившись на опыте в превосходстве ружей над мушкетами и луками, которыми вооружались турки, полководцы Габсбургов дали турецкой армии генеральное сражение под венгерским городком Дьёром.
Пятого февраля 1583 года, именно вблизи этого городка прошла одна из кровопролитных битв шестнадцатого века, сравнимая лишь с недавней битвой при Молодях. Объединённая немецко-сербская армия, усиленная нанятыми пятью шведскими полками с артиллерией, шестью тысячами наёмной казачьей конницы, насчитывала до сорока тысяч бойцов. Вполне достаточно, чтобы разбить, пусть и стотысячную армию султана, но уступавшую в вооружении, опыте боёв против ружей и дальнобойной артиллерии магаданского производства, которую взяли с собой шведы. Однако турецкие ветераны, прошедшие весь Кавказ, покорившие Грузию, Армению, Азербайджан, не собирались бежать после первых потерь. Покорители Востока не сомневались в своём превосходстве над трусливыми гяурами, более века отступавшими перед войсками султанов.
Сказалась и обыкновенная лень немецких военачальников, самоуверенно отказавшихся от возведения земляных укреплений на поле боя. Только шведские ветераны привычно выкопали траншеи, соорудили земляные укрепления для пушек. Эти укрепления и стали единственным спасением остатков немецкой армии, после ожесточённой турецкой атаки. Да, атакующие турецкие полки несли огромные потери от артиллерийского и ружейного огня, сотнями выкашивавшего передовые отряды. Но закалённые восточным походом ветераны не паниковали, продолжали атаковать, применяя для прорыва огневой завесы конницу. И турецкие полководцы добились своего, спустя полтора часа после начала сражения они смогли навязать армии противника рукопашную схватку. В ней огнестрельное оружие не играло своей роли, а безусловное численное превосходство турок вело армию султана к неминуемой победе над гяурами.
В предчувствии поражения христианской армии даже солнце скрылось с небосвода, поле боя, окутанное пороховым дымом, к полудню оказалось в сумраке. Турецкие полководцы, связав противника рукопашной схваткой, непрерывно атаковали, вводили в сражение новые свежие силы, не сомневаясь в грядущей победе. Однако к шведским укреплениям турки прорваться так и не смогли, несмотря на многочисленные непрерывные атаки. Запорожцы, сами недавно разгромившие буджакских татар с помощью укреплённых рогатками отрядов, быстро примкнули к шведам. Многие казаки спешились, поддерживая шведов ружейным огнём, другие в конном строю отбивали налёты лёгкой турецкой конницы. Выжившие в мясорубке рукопашной схватки с турками отряды сербов, немцев и венгров пробивались к шведским укреплениям. В них увидели своё спасение все воины, не бежавшие с поля боя вместе с главнокомандующим.
Сражение затянулось, несмотря на бегство части немецких отрядов, на левом фланге уверенно отбивали одну атаку за другой объединённые отряды шведов и запорожцев. Первые часы турецкие военачальники не могли поверить в сложившееся равновесие, бросая в гибельные атаки один отряд за другим. Лишь, к вечеру, потеряв в бессмысленных атаках шведских укреплений свыше двадцати тысяч солдат, турки отошли на свои прежние позиции, взяли передышку на ночь. Слишком большими оказались потери армии султана, несмотря на очевидное превосходство турецких войск. В сумраке раннего зимнего вечера с факелами в руках по полю боя бродили мародёры и группы бойцов, искавших своих соратников. То в одном месте, то в другом вспыхивали короткие перестрелки, крики о помощи раздавались со всех сторон. Полководцы обеих армий совещались, составляли планы на завтра.
Шведами, понёсшими меньше всех потерь, командовал генерал Горн, он принимал решение вместе со своим бывшим противником по польским войнам, атаманом Ступкой. Оба были опытными полководцами, отлично понимали, что уходить надо сейчас, пока турки не окружили укрепления, пока остались боеприпасы. Оставаться на поле боя нельзя, это гибель или плен, немногим лучше смерти, что бы ни говорили об условиях «почётной сдачи». Речь шла исключительно о маршруте отступления, куда уходить в сторону Вены, куда бежали немецкие отряды и «работодатели» наёмников, или «по домам», бросив попытки получить остаток жалованья и лишившись возможных трофеев? Совещались недолго, время поджимало, до рассвета необходимо было оторваться от турецких войск как можно дальше.
Гордость шведского генерала нашла себе союзника в виде алчности запорожского атамана, отступать решили к Вене, из войны не выходить. Так оставалась надежда на вторую половину обещанного жалованья, на возможность его увеличения в разы, коли столица империи осталась без защиты. Так что остаток вечера и вся ночь прошли в привычных сборах, и рассвет застал отступавший отряд наёмников в двадцати верстах от поля боя. Шведов в рядах отступающего объединённого отряда набралось четыре с половиной тысячи на ногах, да три сотни раненых лежали на подводах. Казаки сохранили четыре тысячи бойцов в седле, да полтысячи на повозках лежали с тяжёлыми ранениями. Остальных бойцов из числа сербов, венгров и прочих немцев набиралось до тысячи способных сражаться, тяжелораненых среди них не было совсем, не добрались до шведских укреплений.
Турки, конечно же, ожидали отступления противника, потому и не стали окружать шведские позиции, надеясь получить к утру чистую победу, а не сомнительную мясорубку. Так и вышло, турецкая армия осталась одна на поле боя, что дало возможность командующему армией Ахмед-бею отправить победную реляцию султану. Преследовать никого турки не стали, физически не могли, не хватало сил собрать и похоронить всех погибших. В атаках армия султана потеряла лишь убитыми и умершими от тяжёлых ранений двадцать шесть тысяч человек, ещё сорок тысяч воинов не могли сражаться из-за полученных ран. И только аллах знал, сколько из их числа выживут и смогут встать под знамёна султана вообще, а не отправятся с попутным транспортом на родину без ноги, без руки или иным калекой.
Пока объединённый шведско-запорожский отряд отступал к стенам Вены, турки вынуждены были оставаться на месте. Только два месяца спустя, получив подкрепление, вернув в строй часть раненых, турецкая армия смогла двинуться на север, к столице императора Рудольфа Второго, так им нелюбимой. С учётом подкреплений и выздоровевших раненых, численность турок достигала шестидесяти тысяч человек. Полторы тысячи трофейных ружей к тому времени были изучены, пленные допрошены, паша Ахмед-бей отлично знал, кому он обязан огромными потерями в сражении. От немедленной расправы над неверными магаданцами, сумевшими вооружить лучшим в мире оружием врагов султана, Ахмед-бея удерживали два обстоятельства.
Во-первых, он опасался нападать на Королевец, имея в тылу Вену, спешно собиравшую все силы против турецкой армии. Учитывая огромные потери турецких войск в сражении под Дьёром, их полководцы обоснованно опасались дробить свои силы, отправляя на Королевец часть своей армии. В такой ситуации победа над имперской армией вообще стояла под вопросом. Пока Вена не будет захвачена турками или Священная римская империя не перестанет быть опасной для турецкой армии, двигаться на север было опасно. Во-вторых, с запада и юга магаданское государство было окружено шведской территорией. Пусть бывшими землями Речи Посполитой, ныне оккупированными, но шведской территорией. И при попытке пройти сквозь шведские земли турки автоматически получали нового противника, силу которого вполне оценили на поле боя. Правда, с востока Западный Магадан граничил с Русью и Литовским княжеством, ныне огрызком Речи Посполитой. Но провести огромную армию по Полесью, через болота и реки, ни один турецкий полководец не решался. Да и характер поляков был им хорошо знаком, задиристые и гоношистые паны не упустят возможности поживиться за чужой счёт. Тем более что бедствуют который год и непременно будут выпрашивать деньги либо грабить обозы. То и другое Ахмед-бею не нравилось.
Вот уже месяц под стенами столицы Священной римской империи стояли турецкие войска, а послы императора Рудольфа, укрывшегося в Праге, осаждали столицы всех европейских государств, вплоть до Москвы, с просьбами о помощи. Елена Александровна, которой Анатолий чётко объяснил ситуацию, не скрывая, что будущее Западного Магадана висит на волоске, не паниковала. Однако распорядилась увеличить производство оружия и боеприпасов, организовала призыв на воинскую службу всех бывших рекрутов и продала послам из Вены десять тысяч ружей с патронами. Несмотря на все принятые меры, кошки скребли на душе наместницы в предчувствии катастрофы. Хотя она даже себе не могла признаться в том, что «солдафоны» оказались правы, соседние страны и правители ценят лишь силу своих соседей.
Сейчас, стоя у окна своего кабинета, Чистова очередной раз за последнее время почувствовала свою беззащитность, обиду на Европу шестнадцатого века, обиду на офицеров, так легко отдавших ей власть.
Кто им мешал всё оставить по-прежнему, кто не давал захватить этот остров да вернуться назад? – задавала себе вопросы наместница, словно забыв, что именно она едва не подняла вооружённый мятеж против своих друзей. Хотя, возможно, и забыла об этом неприятном факте своей жизни бывший завуч, мы легко забываем свои неудачи. Снова и снова перебирала женщина все возможные варианты действий по защите своей страны. Вспоминала, что можно сделать для обороны столицы, планировала, с каких кораблей можно снять пушки для усиления городской артиллерии. Прикидывала, откуда перевести рабочих для обновления старых укреплений и создания новых заграждений против конницы турок. Её размышления прервал звонок секретаря на прямой телефон.
– Что случилось? – В ожидании неприятных вестей голос наместницы был напряжён.
– В порту высадился Николай Кожин из Новороссии, просится к вам на приём. – Голос секретаря был удивлённым, с плохо замаскированной надеждой на своевременную помощь «солдафонов».
– Проси, как подойдёт, пусть сразу проходит. – Чистова непроизвольно улыбнулась, на душе полегчало. Она не сомневалась, что Коля-Коля-Николай, этот бабник и нахал, найдёт выход из сложившейся ситуации. Теперь Западному Магадану ничего не угрожает, никакие турецкие армии не смогут противостоять ловким и находчивым офицерам.
– Привет, красавица! – Ворвался в дверь загоревший, похудевший, такой привычный и долгожданный Николай. Он без всяких церемоний прошёл через кабинет, обнял женщину, поцеловал в щёку и принялся рассматривать, отстранив на вытянутые руки. – Похудела-то как, похорошела-то как! Молодец! Великолепно выглядишь, Елена Александровна!
– Ну что ты, оставь меня, люди увидят, – растерялась наместница, покраснела, непроизвольно отталкивая руками гостя. Наконец успокоилась, предложила стул мужчине и села сама, не зная, с чего начать.
– Значит так, – развалился на стуле гость, – со мной прибыли пять полков с артиллерией, распорядись насчёт казарм, пусть их вымоют и подготовят к жилью. Из Королевца уходить пока не будем, посмотрим, как повернутся дела в Вене. Ты не возражаешь?
– Нет, – кивнула наместница, не замечая радостной улыбки, расплывшейся на своём лице. Пять магаданских полков с артиллерией разнесут любую армию Европы, хоть пятьдесят тысяч, хоть больше. Тем более под командованием хитреца Кожина. – Подожди. Я сейчас.
Елена Александровна подняла телефонную трубку и распорядилась подготовить казармы, организовать питание, подготовить запасное обмундирование для новороссийских полков. День, так плохо начавшийся, перешёл в настоящий праздник. Теперь Западному Магадану не грозили никакие турки или иные враги, что бы они ни замышляли, сколько бы войск они ни собрали.
Пары дней хватило Николаю, чтобы точнее разведать обстановку в городе и получить сведения от резидентуры в Вене. Радиосвязь, к счастью, работала нормально, австрийский резидент доложил последние данные по турецкой армии, показания конной разведки, организованной запорожскими казаками вокруг столицы. Никакой активности в направлении шведских и магаданских земель турки не проявляли. Пограничные заставы на южной границе Западного Магадана ничего интересного тоже не знали, движения турецких отрядов по шведской Польше не отмечалось.
– Елена Александровна, считаю сложившуюся обстановку достаточно сложной, но не критичной, – после короткого доклада подытожил Николай на общем совещании магаданского руководства. Кроме «старых магаданцев» наместница допустила на совещание нескольких своих воспитанников – губернатора, коменданта и командиров полков. – Предлагаю пять новороссийских полков продвинуть до южной границы и получить разрешение шведов на проход, в случае необходимости, этих полков до границы со Священной римской империей. Одновременно внимательно следить за ситуацией под Веной, при активных боевых столкновениях начать передвижение полков под Вену. Но только после получения аванса от императора Рудольфа за военную помощь. Никаких бесплатных услуг, это не подлежит обсуждению. В случае обещаний заплатить потом я прикажу командирам полков вернуться в Королевец.
– Но так пять полков рискуют опоздать к генеральному сражению? – удивилась наместница. Её полководцы еле заметно улыбнулись. Они все были воспитаны Петром и Николаем на девизе «не лить солдатскую кровь даром» и знали ответ бывшего командира.
– Нам и не надо обязательно успеть к сражению, Елена Александровна. Более того, если мы придём после битвы, при любом результате мы в выигрыше. – Майор оглядел собравших, убедился, что посторонних нет, продолжил: – Если мы придём перед сражением, в ходе неизбежной суматохи и беспорядка из-за множества разных отрядов и командиров наш отряд могут разместить в неудобном месте. В результате, добиться максимальной эффективности на поле боя наши войска не смогут, и есть риск неоправданно больших потерь. Этого нужно всеми силами избежать, кровь наших солдат не вода, чтобы лить её направо и налево. Поэтому лучше опоздать к генеральному сражению, если получится. Тогда при победе императорских войск аванс останется у нас, мы ничего не теряем. В случае победы турок оттоманцы будут сильно обескровлены, наш отряд легко справится даже с сорокатысячной армией Ахмед-бея. При этом никакие немецкие генералы нам мешать не будут, по определению.
Так, предлагаю проголосовать за предложенный мною вариант действий, – спокойно продолжал говорить Николай, повернувшись к Елене.
– Да, господа, кто за предложенный план действий, – среагировала наместница, оглядев единогласно поднятые руки. – Очень хорошо. Так и начнём действовать.
– Елена, прошу дать мне пару сотен твоей конницы, – продолжил майор после ухода всех из кабинета наместницы, когда два руководителя остались вдвоём. – Необходимо срочно идти в Гродно, паны там пятый месяц не могут выбрать нового короля. Два десятка новых орудий с боезапасом у меня есть, нужны кони для повозок, двести голов. Дай мне лошадей, я завтра же отправлюсь в Гродно, буду дожимать панов.
– Береги себя, – только на такую фразу хватило гордости наместницы.
Пять дней спустя во главе сводного конноартиллерийского отряда Николай Кожин въезжал в Гродно, столицу остатка Речи Посполитой. Справа от майора неторопливой рысью покачивался в седле князь Константин Васильевич Острожский, демонстрируя всем, что визит магаданцев мирный, согласован с королём Стефаном Баторием. Сам король ждал представителей недавнего врага в своём дворце, выстроенном за годы проживания в Гродно. Невысокий, плотный, с волевым лицом хищника, король Стефан нервничал, прохаживаясь по приёмному залу. Ему предстояла встреча, способная решить судьбу королевства и самого Батория, встреча с недавним врагом, лишившим короля половины королевства. Огромного труда стоило сторонникам Батория уговорить короля принять представителя магаданцев. Теперь в окружении своих приближённых польский властитель ждал встречи, от которой не мог отказаться, ибо в полуверсте от королевского двора добрая половина дворян королевства третий месяц собиралась в другом дворце, у магната Вышневецкого.
Князь Вышневецкий, один из богатейших магнатов Речи Посполитой, православный литвин, стал знаменем православных дворян, их кандидатом на трон. Всё произошло осенью 1582 года, после возвращения князя Острожского из Королевца. Именно тогда православные дворяне, ограниченные в своих правах в сравнении с католиками, не имеющие даже права на собственный герб, в отличие от дворян-католиков, начали поднимать головы. Всё громче и громче звучали голоса о равенстве всех дворян в Речи Посполитой, о соседнем Западном Магадане, где православные, в отличие от Польши, люди первого сорта, а не второго. Сначала Острожский, затем другие православные дворяне стали вести разговоры о выгодах торговли с Западным Магаданом для всей Речи Посполитой, особенно для православных.
Православные школы, открытые Острожским в своих владениях, стали символом объединения православных славян. Символом места, где православные славяне, в большинстве называвшиеся русскими людьми, чувствовали себя достойно. Там они могли говорить по-русски, молиться в православных храмах, никто не оскорблял их, называя схизматиками, как десятилетиями католики презрительно обзывали своих православных сограждан. Сначала дворяне, затем горожане, и даже селяне в вёсках, по всей Речи Посполитой, завели речь о своём, православном короле. О таком короле, который будет считать православных подданных равными католикам, который начнёт развивать дружбу с православными соседями, а не воевать против них, теряя земли королевства. Даже католики стали поддерживать разговоры о новом короле, если тот сможет вернуть Речи Посполитой потерянные в войне земли.
Стефан Баторий, как это часто бывает, принялся метаться из крайности в крайность. Сначала уговаривал возмутителей спокойствия, обещая дать православной шляхте все католические вольности. Даже издал указ о разрешении православным дворянам иметь свои гербы, чем ненадолго успокоил мятежников. Но начались волнения среди земледельцев и крестьян, требовавших убрать таможенные пошлины при торговле с Западным Магаданом, куда продавали зерно, мясо, сыры, кожи, пеньку и прочие товары. Начали поднимать головы горожане, опора короля, требуя налоговых льгот для православных, как в Королевце и Риге. Взбешённый король, все годы своего правления страдавший от нехватки средств, воспринял такие просьбы, как издевательство, начал жестоко подавлять возмущения на местах. По всей стране заполыхали горящие избы, застучали топоры, выстраивая виселицы в сёлах.
Литвины (будущие белорусы), составлявшие подавляющее большинство населения той части Речи Посполитой, что ещё была под властью короля, искали выход. Кто-то бросал немудрёное имущество, плакал над пепелищем и уходил с семьёй в Западный Магадан. Молодые и дерзкие парни брали в руки копья и топоры, шли жечь панские имения. Над королевством нависла угроза гражданской войны, в чём Стефан Баторий не сомневался, будучи прагматичным политиком. Он отчётливо видел, что с каждым днём теряет сторонников своей власти, а силы Вышневецкого растут. И, как циничный реалист, предвидел, что в случае затянувшейся гражданской войны соседние государства быстро отхватят себе земли остатков Речи Посполитой. Православные подданные бывшего княжества Литовского спокойно воспримут переход под власть Москвы, Королевца или Запорожья. В результате чего, даже победив Вышневецкого, король рискует остаться без королевства.
Николай, поднимаясь по ступенькам королевского дворца, был настроен решительно и спокойно. В отличие от оптимиста Острожского, циничный оперативник не верил в возможности кандидата в короли Вышневецкого удержать шляхетскую вольницу. Он помнил, что в прошлой истории Польши Вышневецкие ни разу не становились королями. Возможно, они управляли ими, но не самоутверждались на троне лично. А Стефан Баторий в прошлой истории смог навести порядок в стране, успешно воевал и строил, оставив о себе память, как о сильном и разумном правителе. Потому и решили новороссийские офицеры сначала предложить свою помощь королю и лишь при его отказе обратиться к претенденту на трон. Тем более что в предложениях Кожина полякам был скрытый подтекст, выгодный лишь магаданцам. Накопившиеся за несколько лет силы войска Речи Посполитой предстояло направить в выгодном направлении, избавив от столкновения с поляками союзных шведов и Западный Магадан. Пусть жаждущие реванша шляхтичи тратят свои силы в другом направлении, победят они или потерпят поражение, любой результат будет выгоден для магаданцев и Руси. Оставалось самое важное – подсунуть полякам приманку.
Следуя за мажордомом сквозь толпу придворных, теснившихся в коридорах и залах дворца, Кожин невольно вспомнил «Стажёров» братьев Стругацких. Кажется, там, Юрковский с Жилиным инспектировали золотоискателей в поясе астероидов, проходили сквозь подобную толпу наглых и злых хозяйчиков. Машинально майор перевёл взгляд под ноги, вспомнился эпизод с подножкой. И весьма вовремя, какой-то нахал демонстративно выставил свой ботфорт на ковровую дорожку, с целью посмеяться над «схизматиком и хамом». Николай аккуратно наступил на стопу в ботфорте, стараясь впечатать весь свой вес ребром каблука, усиленного стальными набойками. Кажется, даже почувствовал хруст связок наглеца, но успел поднял голову, взглянуть в искажённое болью лицо дворянчика и улыбнуться тому в лицо с классической фразой – извините меня, я такой неуклюжий.
Как и у классиков, в зале внезапно стало тихо, только какой-то бас звучал далеко у входа. Явно провокация была не случайной, задумана давно и ожидалась большинством собравшихся. Однако от неожиданной боли в стопе провокатор онемел и не успел среагировать на извинения Кожина. Пока обескураженный шляхтич хватал ртом воздух, стараясь вспомнить положенный по сценарию текст, магаданец спокойно продолжил свой путь, прошёл сквозь четвёрку телохранителей у парадного входа в зал. Затем высокие двери за спиной закрылись, отсекая гул в приёмном зале, впереди, в десяти шагах, на троне сидел напряжённый, натянутый, как струна, король Речи Посполитой. Вдоль стен, на лавках, разместились два десятка приближённых дворян Батория, слева от Николая остановился князь Острожский.
Разглядывая короля и его приближённых с нескрываемым любопытством туриста, Кожин крутил головой, пропустив мимо ушей все вступительные речи. Такую демонстрацию своего пренебрежения местными ритуалами магаданцы отработали при первых контактах с аборигенами. Ещё кучумовским татарам десять лет назад малочисленные и неизвестные чужаки хохотали в лицо, смеялись над угрозами, вели себя по меркам двадцать первого века, а не шестнадцатого, показывая своим поведением превосходство над дикарями. Аналогично вели себя официальные представители магаданцев во всех недружественных странах, вроде Турции, Франции, Священной римской империи и прочих Венеций. Командиры специально давали рекомендации, как должен вести себя представитель цивилизованной страны в диких Парижах и Венах, на официальных приёмах.
Послам и представителям магаданцев рекомендовалось, в разумных пределах, демонстрировать недовольство вонью и грязью, царившей среди придворных, откровенно мыть поданные столовые приборы или, как минимум, протирать их своими салфетками. При разговорах отходить подальше от немытых европейцев, презрительно улыбаться при виде их войск и оружия. Изредка смеяться, показывая рукой, над откровенно убогими жилищами, без широких оконных стёкол и печей по-белому. В разговорах с власть имущими и просто дворянами удивляться и сочувствовать отсталой Европе, не знающей оконных стёкол, телефона, консервов, граммофонов, обычной бани и прочих необходимых для развитого государства понятий.
Таким способом магаданцы старались не только вызвать зависть, способствующую быстрому продвижению магаданских товаров в Европе. Такое поведение должно было продолжить давно выстроенную линию идеологической обработки европейцев, начатую несколько лет назад в листовках и газетах. Европейцы, как и сами магаданцы, должны привыкнуть к тому, что «в Европе всё плохо, у магаданцев всё хорошо». Пусть, в отличие от прошлой истории, где русским здорово нагадили века пресмыкания перед Западом, вызвав у многих комплекс неполноценности, в этом мире европейцы завидуют магаданцам и русским. Да, ибо в рекомендации дипломатам входили советы сравнивать Европу с Русью, в пользу последней, разумеется. Например, охать над бедностью европейского дворянства, не имеющего возможности купить себе мыла, упоминая, что на Руси последний бедняк моется в бане два раза в неделю и обязательно меняет бельё.
В разговорах с обычными европейскими мастерами, торговцами и рабочими, естественно, градус презрения всем европейским образом жизни рекомендовалось понизить до разумных пределов. Но не забывать жалеть несчастных подданных европейских королей, лишённых огромных возможностей развития, лишённых передовых товаров и продуктов. Пусть рядовой рабочий знает, что в Королевце или Санкт-Петербурге он будет зарабатывать вдвое-втрое больше, иметь огромный дом с застеклёнными окнами, крытый, страшно подумать, кровельным железом! И, что немаловажно для обывателя, никто не заставит простого горожанина снимать шляпу, когда по улице проезжает дворянин. Поскольку в Западном Магадане и Новороссии все равны, все снимают головные уборы, входя в помещение или принимая пищу, независимо от того, дворяне или простолюдины. Других оснований, чтобы снять головные уборы, для магаданцев нет, разве что приветствуя женщину.
Совершенно иначе вели себя магаданские представители в дружественных странах, в Швеции, на Руси, в Запорожской Сечи. Нет, послы Королевца и Петербурга, как и в других странах, одевались и вели себя, как привыкли. Так же независимо, с долей некоторого превосходства, но не показывая это нарочито. Свои замечания делали вполголоса, как бы вынужденно рекомендовали новое оружие, телефоны, консервы и прочее. Подавали это не как модную новинку, а инструмент для государственной пользы, в первую очередь. Мол, мы с такими новинками две страны завоевали без потерь, а вы чем хуже? Вы наши союзники, на голову выше всяких немытых дикарей из Франции или Германской империи, значит, сумеете добиться того же, когда захотите. В любом случае, за неполные десять лет с момента появления магаданцев за пределами Руси европейцы привыкли к такой манере поведения, хотя многим она не нравилась. Так на такую реакцию и рассчитывали командиры, когда давали рекомендации своим представителям.
Умные люди начнут стараться достичь магаданского уровня жизни, образования, производства. Для них, в первую очередь для Руси, Запорожской Сечи, для тех же русских из Речи Посполитой, собственно, и работали магаданцы. Пусть православные славяне всех стран знают, что их всегда ждут и поддержат в Королевце и Петербурге. А немцы, чехи, венгры и прочие французы начинают смотреть на православных славян не как на дикарей, а наоборот. Пусть себя считают отсталыми на фоне успехов двух славянских православных стран. Если шляхтичам это не нравится, это, как говорится, их проблемы. Пусть вызывают Кожина и его друзей на дуэль, магаданцы давно уведомили все европейские дворы, что дуэли магаданцы устраивают исключительно по своим, магаданским правилам. Кажется, для Николая наступил момент продемонстрировать желающим «магаданскую дуэль».
Но пора переходить к делу, Василий Константинович закончил предварительное представление Кожина королю и отступил в сторону. Майор, ныне представитель Новороссии, сделал один шаг вперёд, передал подошедшему мажордому свои верительные грамоты, скреплённые последней голографической наклейкой. Ради такого важного дела, как восстановление дружеских отношений с Речью Посполитой, Петро не пожалел красочного артефакта. Офицеры угадали, Стефан, явно собиравшийся просто развернуть и глубокомысленно подержать рулон ватмана в руках, неожиданно заинтересовался блестящей наклейкой. Забыв об официальном приёме, польско-литовский король пару минут крутил бумагу в руке, любуясь неожиданными изображениями на наклейке.
– Сами сделали? – неожиданный вопрос короля не удивил Николая.
– Нет, привезли с Родины, с Магадана, – моментально ответил посланник, заметив про себя, что король говорит по-русски без всякого иностранного акцента. Хотя формально Стефан венгр или румын, по национальности должен быть, по крайней мере. Дальше старый оперативник воспользовался возможностью завязать неформальный разговор. – Здесь мы пока не наладили выпуск таких голограмм, а с Родиной связи нет, слишком далека она.
– Дальше Америки? – удивился король. – Говорят, что Земля круглая и за Америкой снова Азия начинается?
– Так оно, да страна наша далеко на севере Азии, куда на корабле не проплыть из-за льдов, а пешком года три добираться, тоже тайга, болота.
– Хорошо, перейдём к делу. – Король поёрзал в кресле, устраиваясь удобнее, не удержавшись от гримасы боли. – Какие дела привели тебя в Гродно, посланник Кожин?
– Дела наши скорбные, – вырвалось неожиданно для себя из уст майора. Он повёл бровями, удивляясь самому себе, и продолжил мысль: – Хочу предложить тебе, государь, одну авантюру. Мы, магаданцы, считаем, что она выгодна для Речи Посполитой. Впрочем, решать тебе, что выгодно для твоего королевства. Речь идёт о возможности создания империи, прямо в ближайшие дни, пока турки и цесарцы дерутся между собой. Если твое величество разрешит, я расскажу подробно.
– Дозволяю, – кивнул мрачный Стефан.
– Последние полгода в Европе сложилась выгодная для Речи Посполитой ситуация. – Николай кивнул слуге, который развернул перед королём принесённую политическую карту Европы, держа её вертикально. Сам посланник подошёл к карте, иллюстрируя свои слова на импровизированном планшете. – После кровопролитной тяжёлой победы при Дьёре турецкий паша Ахмед-бей собрал под Веной последние резервы. Ему пришлось ослабить гарнизоны в Молдавии, Валахии, Трансильвании, Венгрии, Сербии и Болгарии. Кроме того, крупную армию в десять тысяч бойцов султан вынужден держать в Измаиле, на границе с захваченной запорожскими казаками буджакской степи. Турки создали удобнейшие условия для захвата их территории от Молдавии до Греции, всей южной Европы. И мы полагаем, только такой властный и опытный государь, как ты, сможет объединить под своей рукой все захваченные турками народы южной Европы, от венгров до болгар, создать великую православную славянскую империю.
– Венгры не славяне и не православные. – Ухмыльнулся король.
– Ну и что? – Не моргнул глазом Кожин, отметив про себя, что Баторий насчёт остальных народов уже согласен с предложением. – В Священной римской империи германской нации тоже есть славяне, есть православные и протестанты. Однако это не мешает императору Рудольфу Второму считать свою империю католической и германской.
– Государь, это ловушка! – Вскочил с места один из присутствующих бояр. – Подлые схизматики заманивают тебя в ловушку. Как только польское войско войдёт в Трансильванию, турки ударят по нему с двух сторон, с севера и юга!
– Так, посланник? – Мрачно упёрся взглядом король в Кожина.
– Нет, конечно, – майор стал серьёзен, подобрался и изменил тон разговора. Настало время применить все навыки убеждения, наработанные старым оперативником за двадцать лет. – Во-первых, я собираюсь отправиться с твоей армией, если позволишь, государь. Во-вторых, в сторону Вены идёт магаданский отряд из пяти полков с пушками. Успеет он до большого сражения дойти, турки не смогут победить, они пять шведских полков разбить не смогли под Дьёром, с десятью такими им не справиться никогда. Не успеют наши полки под Вену, всё равно, свяжут армию Ахмед-бея, при любом исходе битвы.
– Но остаётся южная турецкая армия! – не унимался дородный шляхтич с покрасневшим от натуги лицом.
– В южной армии турок не больше двадцати тысяч воинов. Сейчас армия Речи Посполитой доходит до пятнадцати тысяч бойцов, частично вооружённых самыми лучшими в мире ружьями и пушками. Такого оружия у турок нет, и южная армия ничего не сможет сделать против дальнобойных ружей.
– Зачем мне союз с вами, если все земли будет захватывать, вернее освобождать от турок, армия Речи Посполитой? – Сделал удивлённое лицо король, не сомневаясь в ответе посланника.
– Священная римская империя германской нации считает все захваченные турками земли своими. После освобождения Румынии, Венгрии, Болгарии и прочих славянских земель император Рудольф будет претендовать на эти территории, – Николай спокойно повторял известные и понятные всем истины, догадываясь, что говорит больше для советников короля, а не для него. – В случае спора между Рудольфом Вторым и тобой мы можем поддержать тебя. Откажем в поставках оружия немцам или пригрозим захватом Поморья. Всё зависит от твоего решение, ваше величество.
– Всё? – Стефан Баторий, в отличие от большинства своих шляхтичей, умел слышать главное в разговоре. Вот и сейчас его волновали отнюдь не военные аспекты предстоящей авантюры. Он уловил главное в предложении магаданцев, «православная империя».
– Почти всё, ваше величество, – наклонил голову в поклоне майор. – За небольшой мелочью, на троне православной славянской империи должен сидеть православный император. Только православному императору магаданцы будут союзниками и продолжат продавать оружие.
– Это угроза, ваше величество! – опять вмешался неугомонный красномордый шляхтич. – Эти схизматики смеют угрожать добропорядочным католикам!
– Можешь удалиться, посланник, – усталым голосом отпустил король магаданца, морщась от громких криков шляхты, азартно поддержавшей своего лидера.
Едва Николай вышел из приёмной залы, как столкнулся с группой разгорячённых панов, яростно оравших прямо в лицо магаданцу что-то своё, перебивавших друг друга.
– В очередь, господа, в очередь, – перевирая классика, остановился майор. – В чём дело?
– Мы вызываем тебя, схизматик, на дуэль! – С красной мордой идиота шагнул впритык к посланнику огромный шляхтич, упираясь своей перевязью в лицо майору. Тот машинально шагнул влево, едва удержавшись от проведения приёма, чтобы не бросить нахала мордой об пол. Однако, привычно сохраняя невозмутимость, мужчина осмотрел группу желающих дуэлировать. Волноваться причины не было, всего человек семь, с характерными движениями опытных фехтовальщиков, в потёртых кунтушах. Явные наёмники из числа небогатой шляхты, готовой заработать на чём угодно.
– Господа, – нагло улыбнулся Николай в лицо записным дуэлянтам, с намерением их раззадорить и поймать в ловушку собственных амбиций. – Я дерусь только по магаданским правилам, боюсь, вам они не понравятся.
– Что значит, не понравятся? – дружно заорали все дуэлянты.
– Василий Константинович, – обратился к Острожскому Кожин, – будьте свидетелем моим словам, иначе эти паны могут их не так понять или переврать по неосторожности. Да и я могу не правильно понять их речь.
– С удовольствием, – князь Острожский со своими помощниками оттеснил часть нахалов в сторону, предоставляя возможность всем присутствующим в зале придворным услышать разговор магаданца со шляхтичами, вызвавшими его на дуэль.
– Итак, господа, – громко начал объяснять Николай, машинально отметив, как стихли разговоры в зале. – Меня только что вот эти восемь шляхтичей вызвали на дуэль. Все ли это слышали?
– Конечно, – быстро подтвердили несколько человек со всех сторон.
– Как вызванная сторона, я имею право выбора оружия, так ли это?
– Да, господин посланник, – теперь ответил за всех Острожский, подчёркивая официальный статус Кожина, на всякий случай. Видимо, князь хорошо знал дуэлянтов, прицепившихся к своему гостю, и хотел привлечь внимание королевских чиновников. Увы, похоже, что король Стефан негласно поддерживал своих задир, либо провокация была изначально задумана королём.
– Кроме того, поскольку я магаданский посланник, как верно заметил князь Острожский, я обязан подчиняться законам своей страны. Потому принимаю вызов на дуэль, но по магаданским правилам. По нашим магаданским правилам я имею право дуэлировать со всеми уважаемыми шляхтичами одновременно. – Николай изобразил полупоклон в сторону дуэлянтов и уточнил: – Вас, кажется, восемь желающих со мной драться? Никто не передумал?
– Нет, нет, – загалдели задиристые шляхтичи, обрадованные возможностью покончить с дерзким схизматиком наверняка и быстро. Будь он сам дьявол, против восьми опытных мастеров сабли продержится недолго. Только у одного из них хватило ума поинтересоваться, что за магаданские правила у дуэли?
– По магаданским правилам, как во всей цивилизованной Европе, вызванная на дуэль сторона имеет право выбора оружия и расстояния схождения. Я выбираю два револьвера на тридцати шагах! – Николай привычно выхватил оба своих потёртых револьвера любимого девятого калибра, сделанных на заказ. Оружием майор пользовался добрых два года, оба револьвера пристреляны, спуск исключительно мягкий, рукоятки выточены по ладоням владельца. Не реже раза в неделю Николай отстреливал полсотни патронов, последнее время привык пользоваться обоими револьверами одновременно, стреляя по-македонски. На стандартной дистанции в двадцать пять метров майор промаха в грудную мишень не давал уже давненько. Теперь, продемонстрировав своим противникам оружие, опытный психолог-практик подлил масла в огонь их рвения. – Все вы, естественно, можете выбрать себе любое личное оружие, – саблю, шпагу, меч, пистолет. Главное, чтобы дуэлянт мог удержать его в руках без опоры, поэтому пушки и кулеврины исключаются. Надеюсь, никто не собрался брать на дуэль кулеврину? – разрядил гнетущее молчание придворных магаданский посланник, демонстративно улыбаясь. Он внимательно оглядел замерших противников и повернулся к князю. – Полагаю, никто не станет откладывать дуэль, уверен, мои противники люди чести. Посему предлагаю начать через четверть часа, прямо здесь, во дворе. Пусть мои противники получат возможность выбрать оружие и подготовиться. Уверен, при дворе короля Речи Посполитой найдётся любое, самое современно и смертоносное оружие.
Да, господа, тех, кто не сможет сегодня участвовать в дуэли, приглашаю в Санкт-Петербург, столицу Новороссийского царства, на Оловянных островах. Там я последний год постоянно проживаю, а из Гродно вскоре уеду, так что рекомендую не откладывать. Честь имею! – Посланник подчёркнуто официально склонил голову в коротком поклоне, после чего вышел во двор королевского дворца. Предстояло выбрать место для дуэли, площадка должна быть просторной и ровной. При всём цинизме и позёрстве, Кожин не собирался умирать в дурацкой дуэли, когда впереди такие заманчивые перспективы.
Вместе с князем Острожским совершенно спокойно посланник обошёл предложенные три площадки, выбрал из них самую удобную. Вытоптанная до низкой травы ровная полянка в прилегающем к королевскому дворцу парке устраивала по всем необходимым условиям. Размерами в полгектара, полянка была с трёх сторон открыта для зрителей, с запада высокие деревья заслоняли от лучей заходящего солнца. На всякий случай, посланник направил в парк своих слуг, занять там позиции, прикрывая от выстрела в спину, чем чёрт не шутит. Сам магаданец скинул парадный китель, закатал рукава форменной рубашки, снял с головы привычный зелёный берет.
Теперь из оружия у него остались два шестизарядных револьвера и кинжал в пристёгнутых к правому бедру ножнах. Плечевая кобура с молодости не нравилась бывшему оперативнику, потому другого оружия на теле не было. Пистолеты и револьверы он всегда носил исключительно на поясе, не на дополнительном ремне, как у ковбоев, а на обычном, поясном ремне, немного выше, нежели герои вестернов. Учитывая, что почти всё оружие для себя майор не ленился доводить своими руками, револьверы весили едва больше семисот граммов каждый, не причиняя особого неудобства. Да и привык за двадцать лет майор к оружию на поясе, без него чувствовал себя голым, как в своё время без сотового телефона.
Николай ещё раз взглянул на небо, на котором не было ни облачка, на князя Острожского, прогуливавшегося по краю поляны с парой шляхтичей. Пару раз легко подпрыгнул, всё нормально, можно расслабиться и отдохнуть, на том пеньке, например.
